Запах шиповника, запах жасмина, запах заваренных молодых черносмородиновых листьев, запах клубники (надо собрать целый таз и опустить в него лицо, касаясь ягод кончиком носа — тогда чувствуется!), запах помидоров (не самих овощей, а если потереть двумя пальцами стебель, приминая ворсинки), запах жарящихся блинчиков и сушеных грибов, подвешенных на разноцветных ниточках — зеленая — белый, красная — подосиновик, синяя — подберезовик — над плитой, запах лесной земляники, свежескошенной травы в Ботаническом саду, антоновских яблок осенью, запах душистой гвоздички светлой июньской ночью и душистого табака августовской звездной… Обычно в мир моего детства меня возвращают запахи. Но сегодня это был звук низколетящего самолета (у нас на даче их называли «кукурузниками»), и сразу представилась терраска и предобеденные хлопоты: кто за зеленью, кто клубнику собирать — чур, я! Или последобеденный отдых: мы с сестрой «забивали» солнечные места (тогда солнце еще не было вредным или, во всяком случае, таковым не считалось) вдоль парника. Родители устраивались на полянке. И в это время особенно ясно слышался в воздухе гул самолета. Конечно, они в течение всего дня часто пролетали над дачей, просто когда играешь, сосредотачиваешься на других звуках, а в послеполуденной сонной тишине все звуки слышатся отчетливее. Еще один звук, запомнившийся с детства — перестук приближающейся, останавливающейся и удаляющейся электрички. Станция была километрах в 5 и звуки электрички особенно ясно слышались вечером, когда мы уже лежали в кроватях….

Однажды родители меня наказали. За то, что я побила Машку — она накалякала ручкой на лбу у моей любимой куклы Суок. «Ладно, ладно, вы еще об этом пожалеете. Все пожалеете. Но будет поздно. Я буду слишком далеко. Вот и любите свою Машечку». Я решила отомстить и убежать из дома. Но как только я вышла за калитку, то поняла, что не знаю, куда именно надо бежать из дома. Может, спрятаться у Наташки? Да там меня в два счета найдут. А что если уехать в Москву? Да, но где взять деньги на билет? К тому же в поездах ходят цыгане и воруют детей, правда, я их ни разу не видела, но мои родители их часто видят — ведь цыгане прячутся за столбами и скамейками и готовы выпрыгнуть оттуда в любой момент, как только я не отпускаю мамину руку, не слушаюсь или не хочу уступать место старушке. В лес? Это слишком далеко, ведьмы, понятное дело, не существуют, это все выдумки, волков в нашем лесу тоже нет, но вот маньяки… Наш лес просто кишит преступниками и маньяками со всего Ногинского района, как Шервудский лес — благородными разбойниками. Поэтому ходить без дедушки в лес нельзя. А еще меня может случайно подстрелить охотник, приняв за лося, потому что ни за кого другого он меня принять не может — в нашем лесу водятся только лоси. Я, правда, не знаю, зачем охотиться на лосей, что с него взять, кроме рогов. А кому нужны рога? Бабушка говорит, что никакому мужчине рога не понравятся. А дедушка говорит: «Ничего вы не понимаете, это охотничий трюфель или трюфей», или как-то так. И эти трюфеи бывают в виде рогов на стене, а бывают в виде шкуры белого медведя на полу. По-моему, лучше на полу — на ней хоть лежать можно. А на стене зачем? Только пыль собирать… А еще там часто бывают лесные пожары — у нас вокруг торфянники и они, когда жарко, самовозгораются. Вы, наверное, думаете, как я обо всем этом успела подумать, когда вышла за калитку? Но ведь это только когда пишешь, кажется долго и медленно, а мысли пролетают в голове как мухи, когда хочешь их прибить полотенцем. Наверное, я подумала о пожарах потому, что увидела бочку, в которой дедушка сжигает сухие ветки и разный другой мусор, а рядом с бочкой были густые заросли шиповника. «То, что надо!» — подумала я, и юркнула в канаву под ними, почти не уколовшись. Из моего укрытия мне было прекрасно видно крыльцо и хорошо слышно все что происходило в доме, перед домом и на терраске. Сначала никто не обратил внимания на мое исчезновение. Они даже попили без меня чай. С тортом, который вчера привез из Москвы дедушка. Интересно, они хоть оставили мне кусочек? Часов у меня не было, но я слышала, как дедушка пошел поливать сад, как бабушка начала греметь кастрюлями — готовит ужин. Только когда в пол-седьмого за мной зашла Наташка, взрослые всполошились: «А Поли нет, она пошла к тебе, часа в четыре. Она к тебе не приходила??? Где же она???» Папа вскочил на велосипед и поехал меня искать. Он вернулся минут через сорок, с пустыми руками. Начинало темнеть, мне хотелось есть, кусали комары, я обожглась об крапиву и у меня затекла нога. Я решила, что с них хватит, они все поняли и можно вылезать. С торжествующим видом я вылезла из кустов. Но почему-то никто мне не обрадовался. Мне опять досталось, даже хуже прежнего.

Ну вот, вы уже знаете, что возле нашего забора были густые заросли шиповника. Теперь я опишу вам весь сад.

Наш дом всегда был зеленого цвета, не только «зимой и летом», но всегда, сколько я его помню. По обе стороны от калитки сначала росли березы. Весной папа иногда привозил березовый сок, а летом из веток вязали березовые веники, кажется, они висели в беседке, или на чердаке, или в душе, но я не помню, чтобы кто-нибудь хоть раз использовал их по назначению. Каждое лето выросшие за год ветки обрубались (наверное, это из них потом получались веники) — чтобы деревья не доставали до проводов, так что постепенно березы превратились в два обрубка, служившие опорой сначала для качелей, потом для дикого винограда, а потом эти обрубки вообще выкорчевали — чтобы не отбирали последние соки у истощенной земли. Пространство слева от дорожки постоянное менялось — сначала там росла клубника, потом клубнику выдернули, чтобы воплотить в жизнь мой очередной ландшафтный проект: речка из мха, два мостика и соответственно обустроенные берега. Постепенно речка заросла травой и мостики обветшали…Теперь на этом месте стоит машина.

Справа раньше тоже все было по-другому. Во-первых, вдоль забора росли не яблони, а березы, во-вторых, это была самая заросшая, дикая часть сада (хотя мы никогда не называли дачу садом: официально это был садовый участок, шесть соток, мы же называли его дачей. Тропинка через заросли высоких цветов вперемешку с травой вела к малине. Наверное, заросли были не такими высокими, просто я тогда была маленькая. Именное в этой части сада был мой кусочек земли. Больше всего мне всегда нравились суккуленты (в детстве они назывались проще — мох). Не знаю, сколько видов насчитывала моя коллекция, там были: зеленый мох (позвольте мне использовать терминологию детства), цветший желтыми цветами (кажется, взрослые называли его «очиток»), сизый мох, цветший белыми цветами (его я выменяла у Наташки) и несколько «капусток»(их называли «молодило») — ими я особенно гордилась, но приобретены они были нечестным путем — во время прогулок с бабушкой в Ботаническом саду…За домом росла картошка (хотя строго говоря, это была правая часть дома).

Как приятно вспоминать эти времена — как будто в них возвращаешься!

Наше садоводческое товарищество называлось «Юбилейное». По периметру оно было огорожено сеткой, не знаю, то ли от «местных» — поселковых — служило оградой, то ли просто так было «положено», но эта сетка имела несколько лазеек, которыми вовсю пользовались дачники, чтобы сократить путь до магазина, пользовались ими и мы — когда ходили за грибами «вдоль канавы» (за этой самой сеткой была канава, полная ржавого цвета воды, консервных банок, целлофановых пакетов и прочего мусора) или ловить саранчей.

Наши зоологические интересы не ограничивались саранчами. Мы были всеядны и в смысле наших зоологических увлечений. Это потом у меня появилось отвращение к ящерицам, тогда же, в детстве, мы их отлавливали без тени брезгливости (очередной flash из прошлого): мы с Наташкой сидим на корточках перед синим ведром (тем самым, из которого устраивали Женьке салют и которое потом приспособили под пищевые отходы. Так на примере простого детского ведра можно проследить эволюцию…), в котором копошиться дюжина ящериц (сейчас вспоминая эту сцену чувствую……отвращение), над нами склонился дедушка и увещевает отпустить ящериц.