Когда они вышли провожать своих друзей, Метью оставил Бена любезничать с Улой и отвел Рома в сторонку.

– Я чувствую, что в городе неспокойно, – начал Ром первым. – Мне надо ехать домой. Как бы эта банда вновь не нагрянула к нам в гости.

– Заклинаю тебя, дружище, – сказал Мет с необычной для себя торжественной серьезностью, – не делай глупостей. Твой приезд только раззадорит клановых патриотов, и вот уж тогда огонь и вправду заполыхает. За своих не тревожься. По секрету скажу тебе, что и мы не сидим сложа руки. Мне удалось собрать группу крепких ребят, и в случае чего мы сумеем защититься.

– Что же, мне отсиживаться здесь, пока вы будете рисковать своими жизнями ради моих близких! – вспылил Ром.

– Придет и твой черед, у меня предчувствие, что все еще впереди. Эх и повеселюсь же я, когда всажу пулю в медный лоб нашего дорогого Голема!

– Вот не знал, что ты такой кровожадный, – рассмеялся Ром.

– И хочу тебя предупредить, Ром, будьте настороже. Плохо, что вас обнаружили, эти молодчики могут заявиться еще раз, причем уже не с камнями. На дне ящика ты найдешь отличную двустволку. Теперь понимаешь, почему у меня хорошая голова?

– У тебя, Мет, не только хорошая голова, но и доброе сердце, – сказал Ром, обнимая друга.

– Ну, ну, прочь телячьи нежности, – ворчливо сказал Метью, растроганный этим порывом. – Нам надо сейчас быть твердыми, как скалы, что стоят вокруг вашего домика. Эх, Ром, вот мы и стали мужчинами, прощай, беззаботная юность!

Расставшись с друзьями, Ром поторопился установить телеком.

– Поговори со своими, – предложил он Уле. – Хочешь, я выйду?

– Глупости, у меня нет от тебя секретов.

Она вызвала дом Капулетти, и на экране появилось лицо отца.

– Ула, девочка моя, какое счастье, что я могу видеть тебя.

– Ты постарел, папа.

– Я прекрасно себя чувствую. Как вы там?

– Познакомься с моим мужем.

– Так вы уже поженились!

– Да, папа, я очень тебе благодарна за благословение.

– Добрый вечер, синьор Монтекки. Что я говорю! Добрый вечер, Ром.

– Добрый вечер, синьор Капулетти. Спасибо вам за все, что вы для нас сделали.

– Пустяки, простите нам, старикам, то, что мы по глупости делали вначале. Береги мою Улу, Ром.

– Можешь быть спокоен, па, – ответила за него Ула. – Ром пишет стихи, – сказала она с гордостью.

– А что это такое? – осведомился Капулетти.

– Я тебе объясню при встрече. Это нечто столь же совершенное, как суперисчисление деда. Только достигается оно не числами, а словами.

– Я не сомневался, что избранник моей умницы будет человеком большого таланта. Даже если он агр. – Капулетти смутился, почувствовав, что последняя фраза прозвучала двусмысленно.

– А как мама? – осторожно спросила Ула. – Вы расстались?

– Да. Прости за откровенность, но ты даже не представляешь, какое я испытываю облегчение. Никто не дергает по пустякам и не мешает мне витать в своих эмпиреях. У Тибора шашни с какой-то красоткой из клана Рома. Убей меня бог, если я понимаю, как твой брат ухитряется сочетать это со своей клановой нетерпимостью. Честно говоря, Ула, у меня было о нем другое мнение. Мы плохо знаем своих детей. Надеюсь, он образумится. Я хочу, чтобы Тибор примирился с вами, и собираюсь серьезно с ним поговорить.

– После того, как покинешь свои эмпиреи, папа?

– Ты по-прежнему остра на язык. Конечно, у твоего отца есть недостатки…

– За них я и люблю тебя.

Они попрощались, и настала очередь Рома. Он был несказанно рад увидеть на экране лицо матери.

– Как отец? – спросил Ром.

– Идет на поправку.

– Мы с Улой поженились.

– Знаю. Будьте счастливы. Ула, присматривай за Ромом и постарайся стать ему верной подругой.

– Непременно, синьора Монтекки. Вы вырастили замечательного сына.

– Спасибо тебе, дружок. Я рада, что вы ладите. И помни: мир в семье всегда зависит от женщины.

– Вы обменяетесь опытом без моего присутствия, ладно, ма? – вмешался Ром. – Что-нибудь слышно о Геле?

– Нет, сынок. Твой брат не дает о себе знать. Не могу себе простить, что обошлась с ним так жестоко.

– Он вернется, не сомневайся. Гель упрям и самолюбив, но привязан к нашему дому.

– У нас стало без вас так тоскливо.

– Может быть, мне приехать, мама?

– Ни в коем случае, сидите спокойно. Пройдет время – все образуется.

Сеанс связи кончился.

– У тебя очень красивая мать, Ром, – заметила Ула. – А скажи, можно обнаружить по телекому место, где мы находимся?

– Ты боишься?

– Глупости. – Она передернула плечами. – Просто хочу знать.

– Думаю, нет, хотя не уверен. Какое это имеет значение? Не станут же они охотиться за нами теперь, когда мы поженились.

– Тогда к чему предосторожности?

– Сам не знаю. По-моему, Сторти все преувеличивает.

И словно эхом отозвалось имя наставника на экране телекома. «Сегодня в Вероне, – сообщил диктор, – по обвинению в нарушении этики и общественного порядка арестован бывший наставник агрофакультета Франческо Сторти. Его дело будет рассмотрено цензором местной общины агров, а затем передано в провинциальный суд.

Ром вскочил.

– Я еду, Ула.

– Мы едем, Ром, – твердо возразила она.

– Прошу тебя, там может быть опасно…

– Тем более. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя одного!

Неизвестно еще, подумал Ром, что хуже: брать ее с собой или оставить здесь, куда могут опять нагрянуть деревенские агрошовинисты.

– Ладно, собирайся.

Он дал инструкции роботу, велев подбросить овса лошадям, а затем забаррикадировать двери, вооружиться своим шлангом и не высовывать носа до возвращения хозяев.

Опять они тронулись в путь. Долго ехали молча, и Ром подумал, что Ула дремлет, но она вдруг сказала:

– Наша любовь родила ненависть.

Сказала так, как говорят, не ожидая ответа, просто констатируя факт. Слова эти больно задели Рома. Он и сам так думал поначалу, но теперь знал, что в них нет правды, по крайней мере – всей правды. Он стал припоминать все, что с ними случилось, с первой их встречи на морском берегу. Прошло с полчаса, когда Ром, наконец, выразил вслух итог своих раздумий.

– Нет, Ула, наша любовь родила не ненависть, а борьбу против нее.