— Мне очень не хотелось бы обременять вас, заставляя выслушивать то, что вы и так слышите здесь изо дня в день. Мне следовало бы дать вам отдых после долгого дня, а не требовать от вас совета и помощи.

— Это для меня не бремя, — откровенно ответила Барбара Рэй. — Это — моя жизнь.

Энни улыбнулась.

— Ну ладно. В любом случае это не очень большой грех. Это был скорее грех замысла, чем исполнения.

Барбара Рэй улыбнулась.

— Мэтью Кэролайл просто вездесущ. Похоже, что каждый может рассказать про него какую-нибудь историю.

— Ну, моя довольно обычная, — печально заметила Энни. — Это случилось несколько лет назад, когда Чарли был еще жив. Я познакомилась с Мэтью во время полета в Лондон. Мы так подружились, что, когда прилетели, мы договорились поддерживать связь друг с другом. Мы оба были так одиноки в чужом городе, и…

— Мне кажется, я понимаю, — перебила ее Барбара Рэй.

— Нет, ничего не было. Ну… мы немного целовались и все такое, но ничего серьезного не было. Он хотел, конечно. И я хотела. Но я любила Чарли и не могла понять, что со мной происходит — мне казалось будто мое тело изменяет мне. — Она покачала головой. — Потом я ненавидела себя за это.

— Ну это вполне естественно для человека иногда испытывать искушения. Мы не в ответе за свои чувства и даже за свои мысли. Мы отвечаем только за свои поступки.

Энни кивнула.

— Теперь я это знаю. Но долгое время я не могла отделаться от мысли, что болезнь Чарли — она обнаружилась вскоре после той поездки в Лондон — могла быть чем-то вроде наказания. Что-то похожее на «проявляй осторожность в желаниях, иначе они могут стать действительностью». Не то, чтобы я даже через миллион лет могла бы пожелать смерти Чарли. Но в те несколько дней в Лондоне мое тело пыталось вести себя так, будто Чарли не было в моей жизни.

Барбара Рэй слегка коснулась руки Энни:

— Это тяжкие мысли, но они естественны в твоем положении. Когда умирает кто-то, кого мы любили, и мы остаемся одни, то пытаемся найти всему какое-то объяснение. Но пути Господни неисповедимы и не подвластны человеческой логике.

— Да, вы правы, я знаю. Но мне трудно простить себя за то, что случилось. И еще, я не могу простить Мэтью Кэролайла.

Барбара Рэй кивнула.

— Он не простой человек.

— Сегодня я поняла, что все еще привязана к нему, — призналась Энни.

— А он, как я подозреваю, к тебе.

Энни подняла на нее взгляд.

— Вы почувствовали это?

— Мгновенно. Когда он смотрит на тебя, в его взгляде сквозит нежность.

— Как вы думаете, он убийца? Я знаю, что сказали присяжные и все прочие, но вы кое-что про него знаете, и вы хорошо знали его жену. Что вы об этом думаете?

Барбара Рэй пожала плечами.

— Я думаю, что присяжные скорее всего правы. Но, несмотря на мою профессию, я понимаю, что не могу видеть насквозь души других людей, не могу угадывать их мысли. Кто-то убил Франческу Кэролайл. У меня нехорошее предчувствие, что это, возможно, тот, кого мы все хорошо знаем. И это угнетает меня, Энни, очень сильно угнетает.

После ухода Энни Барбара Рэй пошла в маленькую импровизированную спальню и включила свет. Потом она спустилась вниз по ступенькам и направилась по старому подземному коридору, проходящему через подвал юношеского центра и бывшего женского монастыря, на прилегающую к нему стройку.

Барбара Рэй начинала и заканчивала каждый день молитвой. И вовсе не потому, что считала себя чрезвычайно благочестивой. Напротив, иногда ей казалось, что ее пристрастие к молитвам сродни пристрастию к наркотикам, спиртному или сексу. Но если ей не удавалось помолиться, она чувствовала, что становится нервной и вспыльчивой.

Последние несколько месяцев с тех пор, как был завершен каркас здания, у Барбары Рэй вошло в привычку молиться в том месте, которое она считала новым духовным домом — в святилище, где установили высокий мраморный алтарь.

Она проскользнула в темное чрево собора. Из своей сумки вытащила небольшой карманный фонарик и включила его. Рабочие обычно оставляли после себя горы строительного мусора, и можно было споткнуться и упасть.

Каждый раз, входя в собор, Барбара Рэй чувствовала какое-то умиротворение. Это могло объясняться тем, что он был построен на земле, исстари считавшейся священной. На его фундаменте раньше стояла Романская католическая церковь. А перед этим здесь была испанская миссия — одна из самых первых в городе, которая была разрушена во время большого землетрясения в 1906 году.

Ну, а что было до миссии — кто это знает? Но каждый раз, когда Барбара Рэй входила в собор, она чувствовала, что воздух буквально насыщен какой-то магической энергией. Она была очень чувствительна к таким силам. Эта сила, вероятно, проистекала из древности и была языческого происхождения — сила, берущая свое начало из глубины земли, сила самой земли, неиссякаемая, вбирающая в себя мертвых. Боги, призванные символизировать эту силу, были не так уж важны. Какими бы символами, присущими данной культуре, их ни обозначали, она оставалась все той же единой силой.

Барбаре Рэй никогда не составляло проблемы примирить такие воззрения со своей христианской культурой. Она искренне верила, что все внешние проявления и вехи ее судьбы суть только образы простой внутренней истины. И ритуал — только способ установить связь, перебросить мосты через бездну. Есть много разных путей, но только одно Начало.

Она подошла к строительным лесам в поперечном нефе, откуда ступеньки вели в святилище. Леса были высокими и массивными, их использовали рабочие, занимавшиеся витражами. Она посветила фонариком на сводчатый потолок, рисуя в воображении росписи, которыми он будет буквально украшен, когда здание будет закончено. Солнечный свет будет струиться через витражи, озаряя прихожан мягким благостным сиянием.

Внезапно Барбаре Рэй стало плохо. Она ощутила слабость в коленях. Будто порыв ветра пронесся у нее над головой. Это чувство она хорошо знала и ненавидела его.

— «Опять видение, — подумала она. — Предвидение».

С детства эти видения время от времени преследовали ее. У нее перехватило дыхание. Она хотела закричать, позвать на помощь, но только беззвучно открывала рот. С пола начал подниматься туман. Он окутал ее икры, колени, обхватил смертельным холодом. Она закрыла глаза, но не смогла разогнать этот ужасный холод, поднимающийся вокруг нее — вверх, к ее бедрам, животу, груди, сдавливая их и сковывая ее.

Она перевела взгляд высоко вверх, куда еще не проник туман, и увидела витражи, образующие арку над нефом собора. Стекло было темным, ни единого луча света не пробивалось сквозь него. Сплошная чернота. А потом она увидела, как сверху что-то падает, кружась, — тяжелое и острое, как топор…

Она отпрянула от этого несущегося предмета и тут же почувствовала резкий запах крови.

Воцарилась тишина. Туман рассеялся. Дрожа, Барбара Рэй оглядывалась вокруг в поисках упавшего предмета, который чудом не заменил ее, пролетев в считанных дюймах от ее головы.

Но ничего не было.

Совсем ничего.

Десятая глава

Следующее письмо с угрозами Энни доставили прямо в ее офис в «Броди Ассошиэйтс». И снова ее имя было напечатано на конверте большими буквами.

«Тебя предупреждали. Но Вавилонская башня продолжает расти. Глаза Всемогущего Господа устремлены на тебя. Где бы ты ни была, он идет за тобой по пятам. Не внемли голосу Гордыни. Остерегайся гнева Господнего».

Подпись была той же: «Трезубец Иеговы».

Слегка потрясенная, Энни спустилась вниз в офис Дарси.

— Ну-ка, взгляни. — Она передала письмо. — Это пришло сегодня утром.

Дарси, рассеянно созерцавшая в окно вышку Трансамерикэн, повернулась и взяла письмо. Энни заметила, что лак на ее ногтях облупился — это так не похоже на нее.

Она быстро просмотрела письмо.

— Вот это да! — воскликнула она.