Нет смысла говорить, что все остальные свойства времени-пространства жизни сходятся в этом элементарном времяобразующем факторе. Он является одновременно единицей необратимости, однонаправленности, связности пространства и времени. Открытым остается вопрос о самом простом, как кажется, потому и самом труднодоступном, не решаемом свойстве пространства живого, как трехмерность. Можно только указать на некоторые сугубо предварительные намеки на него, содержащиеся в исследованиях, совсем не касающихся проблем пространства, но изучающей конкретные процессы усвоения энергии клеткой. (58).

Таким образом, весь смысл, характер любого нормального, стандартного биологического события определяется заряженностью молекулы “лишней” энергией, деформацией молекулы. Она “поднята” на некую высоту и оттуда может только “падать”, может только разряжаться, энергия не может в ней идти в обратную сторону, а только по готовому тракту усвоения. Поэтому “порция необратимости” есть мера направления. Вместе с тем, если существует элементарный акт выбора между всего двумя возможностями, то, вероятно, в других отраслях науки это еще и один бит информации.

Повторю, что все это чрезвычайно схематичные и гипотетичные соображения, превышающие мои полномочия. Здесь нужны биофизические исследования или хотя бы более детальные из той же области доказательства, которые мне не по силу. Мне хотелось указать только на область, где возможно обнаружение или описание “эмпирического мига” Вернадского. При этом не может не бросаться в глаза, что при мышлении с точки зрения причины времени поиск элементарной основы почти непроизволен. Миг или элементарная клеточка времени-пространства может быть и совсем иной, более неожиданной, чем нам сейчас представляется, но он не может не придти в голову каждому, кто начнет мыслить в терминах причины времени и пространства.

Глава 21

ДЛЕНИЕ ВРЕМЕНИ, ЧУВСТВО ВРЕМЕНИ И СОЗНАНИЕ ВРЕМЕНИ

Я твердо убежден, что не только будущее, но также и прошедшее составляет неотъемлемое достояние человека и что этими исследованиями мы возвращаем себе наше законное, прирожденное право.

Л. Агассиц .

Геологические очерки.

Что произошло с представлением Вернадского о пространстве и времени, о биологическом его характере, о диссимметрии и других аспектах этого учения в последующем развитии науки?

Надо признаться, что в сущности оно осталось мало известным. В предисловии к недавно изданной в Нью-Йорке “Биосфере” Жак Гриневальд назвал учение о биосфере как существовавшую более полувека “невидимую революцию по Вернадскому”. (Vernadsky, 1998). Еще более справедливо это по отношению к учению о времени, потому что оно не представляет самостоятельного разработанной науки, а является только следствием новой парадигмы естествознания, сформулированной Вернадским. Идею биологического времени нельзя понять отдельно от идеи космичности и непроизводности жизни.

Если охватить научное наследие ученого целиком, то в традиционных областях: в минералогии, геохимии, кристаллографии, в других отделах наук, оно вошло в корпус и ткань науки, успешно развивается и, как всегда это бывает, давно уже обезличилось, приняло прикладной и учебный характер. Много отпочковалось от него новых наук и направлений, таких как космохимия, сравнительная планетология, метеоритика. В России в некоторой степени культивируется учение о биосфере, которое, как уже говорилось, во многом запутывается связью с экологическими знаниями.

Необходимо признать, что с учением Вернадского о биосфере произошло то же, что мы уже отмечали для судьбы учения Аристотеля, Ньютона или Канта: снижение главной идеи, неизбежную энтропию мысли, приводящую к искажению или, в лучшем случае к адаптации только некоторых второстепенных фрагментов учения, а может, точнее сказать, к некоторому не различению главного и второстепенного.

По религиозной конструкции мысли коренная идея происхождения жизни из инертной материи Земли перешла в науку и преподается в каждой школе и каждом вузе, несмотря на полное отсутствие каких-либо фактов об этом происхождении. Нет ни одного сообщения о какие-либо успешных попытках воспроизведения биологических структур химическим путем в лаборатории. Уже упоминавшийся биохимик А.И. Опарин, чья гипотеза происхождения жизни была чрезвычайно распространена в силу определенных, обусловленных коммунистической идеологией причин, как “доказательство” материалистического генезиса жизни, в конце научного пути, как честный ученый, вынужден был признаться, что он находится в опытах по выращиванию своих коацерватов ровно на том же месте, на котором находился в двадцатые годы, когда выдвинул идею. (59). Так же не продвинулись никуда и другие теории, например М. Эйгена о самоорганизации клеток, который основывается на чистой вере в добиологическую фазу химического развития поверхности Земли, в которой существовал “молекулярный хаос”, а затем каким-то образом началась самоорганизация, приводящая к репликации “индивидуумов”.( Эйген, 1973). Все такие теории полезны совсем для других целей, а не для объяснения явлений жизни.

В связи с бурным развитием уже после смерти Вернадского генетики после открытия двойной спирали ДНК теории происхождения жизни стали сходить на нет, материальный носитель наследственности лишил их всякого смысла. Оказалось, что химическая эволюция не имеет отношения к форме передачи жизни. Сложность наследственных структур вообще выводит процесс размножения за пределы биологии в область информационных взаимодействий, и потому если раньше о “происхождении жизни” было говорить легко, то теперь о каком-то “происхождении ДНК” немыслимо. Кстати сказать, ни в генетике, ни в палеонтологии, которым как бы по статусу положено заниматься происхождением жизни, нет таких работ, даже вопрос о каком-либо возникновении объекта не затрагивается, не считается необходимым. Все возникающие вновь теории или гипотезы происхождения жизни рождаются в других, далеких от биологии областях знания, в основном в химии. Это еще раз подтверждает, что модель “происхождения” какого бы то ни было объекта науки – признак примитивной, начальной стадии ее развития. И лишь с отказом от идеи происхождения объекта начинается собственно наука о нем.

Поэтому экологические знания, к которым часто причисляют и биосферные, но основанные не на идеях Вернадского о вечности жизни, а на идеях ее возникновения, как правило, вырождаются в философские рассуждения о “нарушении гармонии”, о “равновесии”, о том, что человек обречен существовать за счет разрушения окружающей среды, создавать порядок в одном месте якобы за счет беспорядка в другом месте и т.п. в целом совершенно эсхатологические эмоциональные конструкции, имеющие отдаленное отношение к науке. Впрочем, к нашей теме они тоже имеют весьма косвенное отношение.

Однако рано или поздно вопрос о статусе жизни в какой-либо форме во весь рост встанет перед научным сознанием и потребует решения. Хотя бы потому, что геохимия, палеонтология приближаются в своих определениях абсолютного возраста к возрасту солнечной системы, и тенденция явно указывает, что скоро их объекты заполнят все время до так называемого Большого Взрыва, тем более по некоторым теоретическим расчетам он произошел всего лишь 7,5 млрд. лет назад. Жизнь достоверно, то есть запротоколировано существует уже половину этого срока и нас ожидают большие сюрпризы в этой области.

Сегодня нерешенность, обыденность представлений о “ранних стадиях Земли” мешает восприятию основ биосферного подхода к естественной истории и к современным процессам в природе Земли. Осваиваемые экологическим моделями, они представляют собой очень временное сооружение науки и потребуют быстрой трансформации в более устойчивые научные представления. В числе таких основ в учении о биосфере уже создано более глубокое представление о времени и пространстве. Учение Вернадского о времени известно и применяется в узких областях биоритмологии, биологического времени, как оно понимается биологами, т.е. без широкого и кардинального учета роли жизни в общем строе мироздания, без отношения к нему как к новой парадигме естествознания.