В двадцатые годы в работах Вернадского появляется термин “механизм”: “механизм земной коры”, “механизм планеты”. В течение десяти лет в его статьях возникает образ грандиозной, космических размеров машины. Употребляя этот термин, ученый отнюдь не впадал в некий род редукционизма, не думал объяснить сложнейший процесс биогеохимического движения чем-то более простым, наоборот, он хотел передать читателю впечатление о неслучайности, закономерности этого движения, его объективной созданности. Он тщился выразить свое удивление перед поразительным, невероятным, поскольку он не замечался предыдущим точным знанием, процессом абсолютно неизбежного втягивания, вовлечения вещества географической поверхности планеты в жизненное “горение” и в накопление его химических результатов. Ключевое слово здесь – неслучайность. “Медленно и постепенно, но все с большей ясностью восстает перед нами, по мере нашего проникновения в окружающую природу, картина планетного значения жизни, – писал он в статье “О размножении организмов и его значении в строении биосферы”. – Жизнь выявляется перед нами не как случайное явление в истории Земли; она входит в механизм ее коры, определяет одну из ее оболочек – биосферу”. (Вернадский, 1992, с. 75).

Еще более ярко выразил он свое впечатление в письме к одному из своих постоянных корреспондентов геологу Б.Л. Личкову, которому всегда поверял свои главные научные замыслы и достижения. Он писал ему из Парижа о той работе, которая увлекала тогда – об обнаруженных им удивительных количественных закономерностях размножения, посредством которого живое вещество и воздействует на окружающую среду: “Мне удалось подойти к дальнейшему развитию идей о ходе жизни и, кажется ухватиться за большое явление... Мне кажется, размножение организмов представляет в механизме биосферы процесс астрономической точности. Можно его вычислить до конца и вычислять в связи с массой и движением и размерами так же точно, как вычисление планет”. (Переписка..., 1979, с.38-39).

Вот когда только разрешился “детский вопрос” о закономерном, астрономически точном движении всего этого живого населения планеты. Казавшееся таким непрочным, случайным, волнуемым и хаотическим движение всей жизни, ЖВ планеты, как оказалось, подчиняется точнейшим, строго выверенным закономерностям размножения и выполнения таким путем пространства. Вернадский находит эти числовые закономерности и создает свои формулы размножения и энергии захвата пространства, смысл которых еще не освоен наукой в достаточной мере. (33). Из этих количественных закономерностей произошла тогда же книга “Биосфера”.

Глава 13

ОХВАЧЕННАЯ ЖИЗНЬЮ

Необходимо смотреть на тип и размер жизни не как на следствие превращения вещества, а как на его правителя и руководителя, подобно тому как мысль или гимн, конечно, вызывают и располагают слова для своего выражения.

Карл Бэр.

Какой взгляд на живую природу правильный и как применять этот взгляд к энтомологии.

Впервые мы увидели нашу планету целиком со стороны во время путешествия астронавтов на Луну, как медленно встающий на абсолютно черном небе огромный бело-голубой шар. Планета наша оказалась действительно голубая. Теперь-то ее общий образ мы видим ежедневно на экранах телевизоров и воспринимаем как привычный.

Но о том, что мы увидим не твердый шар планеты, а ее биосферу, Вернадский предполагал, даже знал уже в 1926 году. Так и написал в первых строках своей главной книги: “Своеобразным, единственным в своем роде, отличным и неповторяемым в других небесных телах представляется нам лик Земли – ее изображение в Космосе, вырисовывающееся извне, со стороны, из дали бесконечных небесных пространств.

В лике Земли выявляется поверхность нашей планеты, ее биосфера, ее наружная область, отграничивающая ее от космической среды”. (Вернадский 1994А, с. 317).

Биосфера есть форма космического бытия ЖВ. А планета – производная форма твердого тела от этой формы. Кажется совершенно невероятным, но надо и придется привыкать к мысли, что наша планета сделана, есть в некотором смысле основное произведение биоты. Такова общая цель жизни, закономерная функция совокупности живого, которую можно вывести из схемы, которую Вернадский впервые в общих чертах зафиксировал в “Биосфере”. И первые же его количественные выводы заставляют нас перевернуть свой взгляд о ничтожной пленке в двадцать метров на гигантском теле планеты. Скорее наоборот, планета предстала крохотным шариком внутри огромного тела биосферы, меньше чем жемчужина внутри раковины моллюска.

Сначала при мысли о ней у Вернадского возник образ механизма, о котором уже говорилось, и возник недаром. По всей видимости, он испытал те же чувства, что и основатели небесной механики, создавая свои законы движения планет. Движение астрономических тел было для них и сегодня еще остается для нас, по сути дела, недосягаемым образцом естественной точности и достоверности, с которым не сравнится ни одно расписание поездов. Созерцание изумительного порядка от движения планет по своим закономерным орбитам, что можно великолепно расчислить с сугубой точностью вперед и назад на годы и тысячелетия, внушала радость.

Идея биосферы вызывала у Вернадского не меньшую радость. Оказалось, что гигантское разнообразие ЖВ на поверхности планеты, еще далеко не все описанное натуралистами, есть только оборотная сторона железного закономерного и всегда однозначного стройного порядка. Совсем недаром возник у него образ механизма, означавшего машину, космический аппарат, имевший одну-единственную цель, согласно которой все частные задачи, выполнявшимися отдельными отрядами ЖВ, согласованы между собой лучше, чем органы в организме. Оставшиеся его собственные свидетельства о самозабвенной работе над проблемой количественной оценки ЖВ, которую он вел в 1925 году в городке Бур ла Рен на севере от Парижа, где он “вычислял иногда сплошь днями”, показывают увлеченность его новой творческой идеей и удовлетворение ее решаемостью с новых позиций целостности.

Кажется банальным, что все живое размножается. Но при всем разнообразии экологических задач отдельных видов организмов функция размножения есть самая главная функция, поскольку она наиболее мощно изменяет окружающую среду. Известная формула Мальтуса, пишет Вернадский, по которой человек размножается в геометрической прогрессии, а продукты питания в арифметической, не точна, поскольку все продукты питания тоже представляют собой живые организмы и они тоже по большей части размножаются в геометрической прогрессии. “Эти вычисления выявляют, без сомнения, общий факт: размножение всех организмов – многоклеточных и одноклеточных – может быть выражено различными определенными геометрическими прогрессиями”. (Вернадский 1994А, с. 561).

Ясно, что увеличение числа особей, обладающих определенной массой, есть могущественная, исключительная и не имеющая никаких аналогов в мире материальная сила – сила размножения организмов. Вернадский обнаружил, что она обладает определенной инерцией. Каждый организм на Земле без исключения обладает потенцией дать максимальное потомство, каждая особь которого обладает такой же потенцией дать максимальное потомство. Что можно сказать об этой силе? Что она ограничена только размерами места обитания и условиями среды.

Но наука должна оперировать предельными случаями, чистыми условиями, потенциальными возможностями. На таком принципе выстроилась механика, то есть на оперировании идеализированными условиями для своих формул движения, не принимающими в расчет трение, сопротивление воздуха, других сред, и только получив такие идеальные формулы, можно с ними работать и уже потом брать поправки, вводить коэффициенты и т.п. Вернадский ввел такой же принцип и для ЖВ. Размножение организмов, размышлял он, можно выразить в таких же предельных, идеализированных, определяемые не внешними условиями, а внутренними закономерностями ЖВ, предельные случаи. И он начинает искать, находит и обобщает разрозненные, скудные еще в то время в биологии факты продуктивности диких и культурных растений и животных, сделанные совсем для других целей в различных, не связанных никакой общей методикой, исследованиях и только его огромная эрудиция и могучая интуиция связали все их воедино. Оказалось, что предельные абсолютно закономерные значения размножения есть. “Для каждого вида и каждой расы существует максимальное размножение, которое никогда не может быть превзойдено. Оно дано потенциальным или оптимальным размножением. Это константа, независимая от среды”. (Вернадский 1994А, с. 569). Константа, независимая от среды. Мы привыкли видеть вокруг себя это колеблемое ветром, нежное зеленое покрывало и оно никогда не ассоциировалось с силой. Сила вызывает в памяти что-нибудь твердое, большое, жесткое и устойчивое. А оказывается, ничего более сильного и устойчивого нет, чем мягкое, нежное и трепетное. Описательная наука внедрила в наше сознание понятие о приспособлении жизни к среде, а оказывается, не жизнь цепляется за среду, а живое, подчиняясь более сильным законам, владеет, создает ее своими “слабыми” телами.