Сердце стучало громко и ритмично, заглушая привычный стрекот часов. Получалось, она слышала только свое сердце, только то, что обрывалось внутри.

А еще шорохи, звуки, которым не было объяснения. У нее был собственный каталог шумов — вот капнула вода, вот скрипнул диван, беспокойно вздохнул супруг, причмокнула губами Лялька, соседи включили утюг в розетку… Да, она слышала и это… Она слышала все. Понятная спокойная жизнь большого дома — некрасивого, нефотогеничного, слишком похожего на многие другие.

Но что это? Сердце подпрыгнуло и гулко ударилось о кровать. Этот странный протяжный скрип… Если бы в доме жила собака, если бы она согласилась на кошку, если бы читала Стивена Кинга… Но нет. Она отчетливо слышала звук, не поддающийся объяснению и не описанный в ее каталоге.

— Там кто-то ходит? — прошептала она, трогая мужа за плечо.

— А? Что? — Он встрепенулся и приподнялся на локте. — Что ты хочешь? — спросил он хмуро.

— Там кто-то есть? — Она прижалась к его спине и постаралась дышать чуть ровнее.

— Совесть твоя там ходит. Подружилась с привидением, и теперь они вместе тебя изводят. Когда-то она должна просыпаться, жалко только, что вы с ней пробуждаетесь в разное время.

Кирилл лег на спину и мечтательно поглядел на потолок. Сон куда-то ушел. А что, если?.. А что, если они догадаются? А что, если они уже догадались и теперь ищут доказательства? Впрочем…

— Дура, — раздраженно сказал Кирилл и, распрощавшись с остатками спокойствия, пружинисто спрыгнул с супружеского ложа. — Дура, — еще раз повторил он, наткнувшись на икебану из арабских цветов, багульника и пятилетнего кактуса. — Можно не держать эту дрянь возле кровати?

Даша осторожно открыла глаза и недоверчиво посмотрела на пол.

— Я сейчас умру, — тихо прошептала она.

— Ты только обещаешь, — бросил Кирилл, вынимая из пятки редкий экземпляр шипа.

— Нет, точно. Он там не стоял. Я убирала. Я помню. Здесь кто-то был, — вдруг взвизгнула она. — Это твоя сумасшедшая дочь! Это она! Давай спросим!

— Заткнись! — Кирилл нервно повел плечами. Неужели все так просто — Лялечка снова взялась за старое? Дочь терпеть не могла Дашку. Даже своим скудным умишком она умудрилась найти брешь в ее здоровом оптимистичном мировосприятии: вещи, попавшие не на свое место, вызывали у Даши приступы бешенства, плавно переходящие в нудные длительные депрессии. Кстати, от этого тоже можно лечиться. Но две психопатки в одном доме? Нет, Глебов не потянет.

Можно даже не заикаться. Кирилл чуть успокоился.

— Даш, девочка просто шалит. Она, наверное, ходит во сне. А ты испугалась. Давай спать. — Кирилл подошел к трюмо и выдвинул нижний ящик. Все, что должно было лежать в нем, осталось на месте. Пожалуй, теперь это стоит сжечь. Он легко натянул шорты и нырнул между узкими швами в футболку. — Черт, включи свет, ни хрена не видно.

— Ты будешь спать одетым? — обиделась жена.

— Нет, мне надо пройтись. Я сам закрою… Зажечь тебе свет?

Даша не ответила. Она опять почувствовала, что боится. И не вот этих — привычных, постоянных отлучек мужа, а того, что сидит у нее внутри. Даша не верила, что Лялька взялась за старое. Нет. Даша прислушалась к тишине и посмотрела на свои руки. Нет. Нельзя. Нельзя, чтобы это случилось именно с ней. И именно теперь. Если племянник Костик — когда же он только приедет? — сможет окрутить эту чертову дуру, то это уже почти гарантия. Хотя Глебов — надежнее. Только вряд ли он возьмет ее в подруги жизни, если узнает. Сердце снова застучало громче часов. Часы? Вот именно! Даша перестала дышать, но противный мотор никак не хотел заглохнуть. Она прислушивалась изо всех сил, но надежного спокойного «тик-так» не услышала. Она готова была дать голову на отсечение, что в спальне не было будильника. И если бы ей не было так страшно, она непременно прошлась бы по квартире, поискала его, если бы ей только не было так страшно.

— Кирилл, — на всякий случай прошептала она, стараясь не шевелиться. — Кирилл, кто-то у нас есть. Есть. Есть! — Даша примерзла к холодной шелковой простыне и не могла пошевелиться. Утро? Скоро ли утро?

Кирилл выскочил во двор и, сделав несколько приседаний, задумался. А чего это он, собственно? Что случилось? Кто? Кто может заподозрить его, во всех отношениях замечательного, в чем-то паскудном? Да, он любил женщин. Но практически на всех своих возлюбленных он женился и только с одной имел долгую внебрачную связь. Однако и это еще нужно доказать. И все же небольшой набор полуцветной бумаги жег ему руки. Избавиться. А там, в сейфе, — пусть. Там — дела Афины. Здесь — только его. Так отречемся от старого мира? Кирилл повертел головой и подумал, что просто выбросить ненадежно. При теперешнем усердии бомжей его тайны могут украсить стены подвалов, а кому это надо?

Значит, сжечь? Костер… Но с другой стороны, ведь это все могло бы пригодиться… Ах как могло бы. Жаль, что поздно. Кирилл поднял голову и обнаружил, что небо над ним стремительно светлеет. Через некоторое время народ начнет просыпаться и потянется на пробежки, с собаками — на прогулки.

— Привет. Не спится? — раздался почти знакомый голос из кустов.

— Что? — Кирилл подпрыгнул на месте. — Кто здесь? А?

Кирилл от неожиданности выпустил из рук то, что вынес из дома, и про себя выругался. Неприятный холодок тронул спину, сковал мышцы. Мамочки родные, маньяк, что ли? Ветки кустов жутковато подрагивали. Кто-то там ворочался. Ну надо же так влипнуть!

— Иди сюда и пакетик подбери, — позвал невидимый собеседник и протянул к пакету длинную розовую руку. — О, да тут интересно.

— Ах, ты еще и не маньяк, — возмутился Кирилл, мгновенно приходя в себя. — Ах, так ты просто подглядываешь. — Он ринулся в кусты и практически поймал за шкирку своего утреннего знакомца.

— Попрошу! Я при исполнении, между прочим.

— Кузя, опять ты? — Кирилл нехорошо прищурился и поплевал на кулаки. — Ну, все, мое терпение лопнуло. Сейчас сколько? Пять? Шесть? Значит, тебя избили хулиганы. Причем без свидетелей…

— Ты успокойся. — Петров-Водкин в принципе понимал глубокое душевное волнение Кирилла. Он кинулся собирать рассыпавшиеся из пакета бумаги. От кулака Кирилла он сумел увернуться. Ладно, пусть человек пар выпустит.

— Я тут по делу пробегал, — миролюбиво объяснил Петров-Водкин. — Знаешь, я подумал… Сейф, наверное, к себе заберу. Мы его откроем, а потом к делу приспособим. Твоего там ничего? Ну, кроме этого. — Кузьма Григорьевич протянул ему пакетик. Одним глазком он туда уже, конечно, глянул, профессионал ведь. Там лежали фотографии каких-то девиц, на оборотах были написаны странные цифры: 20–50-100 или 10–15–35. Кроме карточек, были в пакете еще списки, то ли зашифрованные, то ли каракулями выведенные. Но Петров-Водкин понял одно — все эти девицы как-то связаны с Кириллом. Может, это все его бывшие… Архив, что ли?

— От жены, что ли, спрятать хочешь? — усмехнулся он.

Лицо Кирилла покрылось пятнами.

— Ты поосторожнее, — попросил Петров-Водкин, снова увернувшись от удара. — Я действительно здесь по делу, и твои увлечения меня интересуют мало.

— Ты… — вспыхнул Кирилл. — Извини…

Что-то надо было говорить. К бабе собрался, что ли? Или сказать, что вышел на пробежку? А может, Дашка была права? Может, это он бродил по их квартире, попирая демократические свободы? Странный он какой-то, этот рыжий мент Кузя.

— Как живете? — спросил Петров-Водкин, располагаясь на бортике детской песочницы. — Что нового с тех пор? Давай-ка сядем, покурим. — Кузьма благостно улыбался.

Кирилл нервно подергивал скулами. Интересно, этот мент вообще-то себя в зеркале видел — шмотки свои, причесочку, шкары? Да на него же смотреть смешно. Придурок какой-то. Кирилл повертел головой. Господи, уже люди выходят… Все, сегодня не успею… Сорвалось.

— Я понимаю, что отрываю тебя от важных забот, но, видишь ли, мне пришло в голову: а не занимались ли вы с Афиной каким-то промыслом?.. — Петров прищурился.

Кирилл опустил глаза и задумался. Свалить все на покойницу? Но ведь потянется ниточка, многое всплывет… Тогда уж не менты будут «в гости к нам»…