Изменить стиль страницы

Зато у него была самая лучшая личная библиотека, из тех, что я видел. Это в советское-то время! А этого добра я перевидал немало потом и в Ленинграде. Лично у меня был свой критерий всех библиотек – я всегда прикидывал, сколько бы книг я из неё выбросил. И, его библиотека, была, хотя и не большой – она занимала всего стеллажей 8–9 в большом зале – но вот из неё я бы и одной не выбросил!..

Но иногда, когда это не совсем вписывалось в мои планы, я вежливо интересовался у них, не собираются ли они к себе домой? Не пора ли, им?! Обычно они очень быстро убегали, но ещё быстрее прибегали к маме наши девушки. Все в слезах и соплях…

Так, что с посадочной площадкой в смысле интеллектульного и прочего земного доразвития, всё было здесь в ажуре… Обычно я совершал свои обходы с какой-нибудь книжкой – мне её читал сначала один, потом другой, потом… Если же к этому ещё и добавить многочисленных гостей и наши поездки к ним, то жить было можно. Вполне. Из папиных друзей мне хорошо запомнились Мартыновичи со своей шикарной машиной – это был знаменитый роскошный сталинский любимец. Уже и не помню – не то ЗИС-110, не то ЗИС-111: там ещё были такие, очень удобные дополнительные откидывающиеся сидения в салоне. А с мамой мы ходили, в основном, к её подруге Элеоноре. У этой самой Элеоноры были тоже всякие очень забавные машинные лабиринты, которые я больше ни где, не видел. Даже в Японии…

Сибирь есть Сибирь. Сюда ссылали, сюда сбегали. Ссыльные, воры, чиновники и местные подкулачники. Причём чёткая граница меж ними отсутствует. Но ведь и Америка возникла из беглых каторжников! Чего-чего, а уж незаурядных людей, здесь всегда хватало. Правда, сейчас Красноярск уже напоминает большое бестолковое стойбище, в котором сцепились две силы. Обе невежественные и ему чуждые – «перекати поле» с Запада и свои «подкулачники из глубинки». Неизвестно, что хуже. А ведь, когда-то, это был действительно, один из культурнейших городов Сибири. «Сибирские Афины»…

Сегодня в это уже трудно поверить. Ларьки, бары-пивнушки, да отстойники для колхозников: «пед», «сельхоз», «техноложка». Знают ли родители в деревнях, чем занимаются их дети в этом «красноярском пивном треугольнике»?! Тротуары стали красивые, вот только приличные люди по ним давно уже не гуляют, а толкается всякий сброд – не то искатели приключений, не то сутенёры, да проститутки…

Но так было не всегда. Лицо города раньше делало не «неизвестно что», а ссыльная интеллигенция Ленинграда. Хотя эпицентр культуры тогда находился, понятно, в Магадане, где даже участковые врачи были с научными степенями. Это вам не нынешние времена, когда… Ага… Так, что, всё здесь тогда было чинно и благородно. Везде царили вежливость и предупредительность. На автобусных остановках люди обязательно спрашивали друг у друга «кто последний?» и только после этого занимали свою очередь.

И, если, человек уже ставил ногу на подножку, а кондуктор говорил ему: «Гражданин, посадка окончена!» – то он сразу убирал свою ногу с подножки!..

Веяние высокой культуры коснулось и нас – из Ленинграда был тренер брата Вергазов и наша соседка Ольга Степановна – «видная троцкистка». Более безобидное и неприспособленное к жизни существо трудно было себе и представить. Это была обычная великовозрастная дуля-гимназистка. Старая дева. Мадмуазель, понятно, были с причудами. В жизни у неё было две страсти: преферанс и суды. По ночам она долбалась, где-то, в свой преферанс, подлетая на мизерах, а днём отсыпалась в судах, чтобы потом, наиподробнейшее, рассказать нам на кухне, кто, где, кого и зачем… Наши дети прозвали её «ЖивГаз» – «Живая Газета». Она эту свою партийную кличку знала и не обижалась. Во всяком случае, не очень. Даже когда, однажды ночью, наш бурундук забежал и в её комнату…

Так, что я получал довольно много разной информации и мои жизненные впечатления должны были как-то подействовать и на мою память, которая, глядишь, и откроется более полно. И вот тогда…Тогда я и вспомню, видимо, цель и смысл своего рождения. Однако ничего такого пока не происходило…

Было заметно, что вектор послушания детей в «семье» уменьшался пропорционально удалённости ребёнка от родителей. Старшая сестра была послушной абсолютно. Хотя, думаю, и была незаслуженно обойдена родительской теплотой, лаской и вниманием. Вторая нежилась в лучах всеобщей любви, папиной особенно, быв, скорее, более хитрой – этой уже многое позволялось, но она всё ещё, была достаточно управляемой. А вот брат, которого все известные мне девушки, ну, просто обожали, уже легко мог настоять на любом своём, даже самом экстравагантном решении, вроде того, чтобы остаться на второй год, потому, что на класс ниже его, училась та, которая… Ну, Ромео…

Ну, а я вообще ни кого уже и не слушался. К тому же, я очень рано начал ощущать себя умнее их всех. Но официально это, так сказать, оформилось, уже «на хуторе», когда нам привезли вторую лодку…

Эта была сделана уже специально под мотор и, в принципе, именно для меня, хотя мне и было тогда лет 12–13. Вода в реке за ночь сильно прибыла и четверо мужиков никак не могли решить, как именно, им надо бы развернуть машину, чтобы выгрузить мою лодку прямо в воду. Раздосадованный их тупостью, я тут же, вмешался и начал, было, деятельно руководить её разгрузкой, как тут вмешался уже и отец, который просто прогнал меня прочь. Но и с обрыва, я с тайным злорадством наблюдал, как они были вынуждены сделать именно так, как только что, приказывал им я. Иначе просто и не получалось. Это произвело на меня сильное впечатление. И я и потом уже долго раздумывал над тем, почему четверо взрослых, неглупых и опытных мужчин, так долго не могли увидеть того, что мгновенно увидел полу-ребёнок? Да и все домашние, хотя и постепенно, тоже стали для меня, как те дети…

Убеждён, это из-за того, что довольно часто я неуловимо ощущал, что знаю нечто такое, чего не знают все они. К тому же, я видел этот мир, как-то неуловимо иначе. Намного более… тонко, что ли… Однако, каким-то непонятным образом, я постоянно оказывался в нём, наоборот, слишком «тяжёл». Настолько, что моё присутствие в нём, уже что-то, заметно меняло. Во всяком случае, всю свою жизнь я только и делал, что попадал в невероятные истории, оказываясь в центре многих, довольно любопытных, событий. Но началось это ещё в школе. Там и дома меня постоянно изводили одним и тем же дурацким вопросом «почему это ни с кем больше никогда не происходит, а всегда только с одним тобой?!»

Да, блин! Я бы и сам очень хотел бы это узнать!!.. Накаркали! Дело здесь было, конечно, было не в интеллекте, а во времени – в самой скорости внутреннего – самого моего «личного» времени. С каждым новым ребёнком в семье оно текло в нас всё быстрее и быстрей, в то время как родительское влияние, наоборот, всё больше слабело и отдалялось. Ну, а во мне, благодаря ли кесаревому рождению, или же близости «стремительной парочки», оно и вовсе уже неслось, как на крыльях. Стремглав! Так, что сделать со мной, хоть что-то, было уже просто не в их силах и власти…

Но, особенно, меня удивляло моё подсознание или может, тело? Периодически кто-то их них, выражаясь языком пилотов, «брал штурвал на себя» – принимая за меня очень важные – определяющие мою судьбу, решения. Этого я никак не мог понять, хотя именно в эти моменты отчётливо и чувствовал, что я не столько иду по этой жизни сам, сколько «кто-то» ведёт меня по ней. Кто?!

Иногда я чувствовал себя буквально в положении водолаза, маршрут и работу которого, чётко контролирует некто сверху. Моё тело (или подсознание?) жило своей собственной, отличной от меня, жизнью и совершало иногда поступки, смысл которых до меня доходил только через много лет. Но именно они и определяли мою судьбу! Весь мой маршрут от «А» до «Б» по этой местности, был кому-то, уже хорошо известен. Получалось, что по всей этой жизни, меня просто вели?..

Глава 5. Слои и оболочки

«И враги человеку домашние его…»