Наташа с досадой отстранилась.

— Послушай, Тони, — резко сказала она, — я не меняю своего решения, я больше не хочу тебя видеть. Больше не звони и не приходи. — И она собралась уйти.

— Ты самая настоящая сука, ты это знаешь, дорогая? — сказал он ей вдогонку, и его угрожающий тон остановил ее. — Ты подлая тварь. Ты только что закопала свою мать — я хочу сказать, что это ты свела ее в могилу, — а хочешь приписать это мне. — Она повернулась лицом к нему. — И ты думаешь, что сможешь жить с этим? — продолжал он с улыбкой. — Ты ошибаешься. — Она застыла, как прикованная. — Помнишь, мы были одной командой? — В его глазах мелькнуло мечтательное выражение. — Особенной командой. Вместе мы могли все.

Внезапно он поднял кулак и изо всей силы ударил по перекладине, ему было больно, но он продолжал бить со всевозрастающей яростью. Наконец страх вывел Наташу из оцепенения. Надеясь, что Тони не понял, как напутал ее, она повернулась на каблуках и зашагала прочь.

Много часов подряд Бен принимал соболезнования, вежливо благодарил каждого за сочувствие, позволял пожать себе руку или похлопать по плечу и пробормотать бесполезные слова утешения, и теперь, закрыв дверь за последним посетителем, чувствовал себя совершенно измотанным.

Он бродил по квартире, ища себе занятие, но женщины, стараясь не попадаться ему на глаза, почти все сделали сами. Блюда с едой были убраны, рюмки и тарелки унесены из гостиной. Отец ушел в спальню несколько минут назад, и из-за закрытой двери не раздавалось ни звука. Подавленный гнетущей тишиной в доме, Бен пошел в кухню и увидел, что здесь ему тоже нечего делать, — на сушилке выстроилась чистая посуда и столовые приборы, раковина пуста, а кухонный стол вытерт. У него не было желания ни с кем разговаривать, но он почти обрадовался, когда зазвонил телефон.

— Бен, это я. — Голос у Карлин был усталый. — Как ты?

Бен почувствовал, как тоскует по ней, он был не прав, плохо подумав о ней раньше, она не отвечает за отца.

— Хорошо, — успокоил он ее.

— Я ужасно чувствую себя из-за того, что меня не было сегодня с тобой, — грустно продолжила она. — Пожалуйста, прости меня, но я просто не смогла оставить маму одну в больнице.

— Все нормально, правда, — мягко остановил ее Бен. — Конечно, ты не могла ее оставить.

— Бен, это ужасно, — ее голос стал глухим от сдерживаемых слез, — его ноги ничего не чувствуют, доктора уверены, что он никогда не сможет ходить. — Она заплакала вслух. — Он лежит там такой беспомощный, и всю жизнь будет прикован к инвалидной коляске.

При ее последних словах Бена охватила ярость такой силы, что ему пришлось вцепиться в телефонную трубку, чтобы удержаться и не закричать во весь голос, не завыть, как дикий зверь: «Но этот ублюдок жив, а моя мать мертва. Все должно было быть наоборот. — Он дрожал от возмущения. — Если бы моя мать была живой в инвалидной коляске, я бы не уставал благодарить Бога».

Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться, а Карлин продолжала всхлипывать, не подозревая о его борьбе с самим собой.

— О Бен, — произнесла она сквозь слезы, — почему все должно было так случиться?

— Все будет хорошо, Карлин, вот увидишь.

Утешая ее, Бен заставил себя говорить спокойно; Карлин ничего не ответила, но он слышал, что ее рыдания начали утихать.

— Я должен идти.

— Понимаю. — Она помолчала и добавила: — Бен, я люблю тебя.

Бен не в силах был что-нибудь сказать и быстро положил трубку. Быть может, она подумает, что он этого не слышал.

Слишком невыносима была эта смесь гнева и боли. Бен опустился в кресло, ему не хватало воздуха, и неожиданно он наконец заплакал. Один в маленькой, ярко освещенной комнате, он раскачивался в кресле, и душераздирающие рыдания наполняли тишину кухни.

11

— Ты нарочно мучаешь меня, или ты просто недотепа? — набросился Джей. Т. на сиделку, когда та попыталась подоткнуть ему простыни.

Молодая женщина беспомощно взглянула на сидевших у кровати Карлин и Лилиан.

— Черт возьми, девчонка, — продолжал он, — это я здесь пациент, это я страдаю, а не моя жена и не моя дочь. Может, если бы ты смотрела на меня, а не на них, тебе удалось бы причинить мне поменьше боли.

Грубость отца вызывала отвращение, но слезы в его глазах удержали Карлин от замечаний. Как бы скверно он ни вел себя, его боль была настоящей. Три операции за шесть дней! И самое плохое, что врачам не удавалось восстановить чувствительность в его ногах. В конечном итоге боль от всех его травм пройдет, но шансы, что он будет передвигаться без посторонней помощи, близки к нулю. Карлин постаралась успокоить его, пока сиделка расправляла верхнюю простыню.

— Папочка, она через минуту закончит. Может быть, ты хочешь сока или яблоко?

— Да, стакан апельсинового сока — это как раз то, что поможет этой дряни не впиваться в мое тело. — Губы Джей. Т. искривились в подобии улыбки, и он поднял левую руку, к которой была присоединена тонкая трубка для внутривенных вливаний, идущая к баллону с жидкостью, подвешенному на стойке. Там, где игла входила под кожу, образовалось темное припухшее пятнышко, показывающее, насколько болезненно даже простейшее лечение. — А сломанные ребра, — добавил он, морщась от боли при попытке пошевелить верхней частью туловища, — и то, что они называют множественными ссадинами и ушибами? Да, апельсиновый сок сразу все вылечит. — Джей. Т. на мгновение переключил свое внимание с дочери на сиделку. — Значит, ты уже научилась лгать, что от кусочка фрукта человек снова начнет двигаться? — Теперь он задыхался от крика. — Тебя научили этому, девчонка?

Карлин заметила, что молодая женщина поморщилась и отвела от него взгляд, стараясь побыстрее поправить простыню. Как бы плохо ни чувствовал себя отец, он не имел право отыгрываться на посторонних.

Словно увидев осуждение в глазах дочери, Джей. Т. снова занялся ею.

— Если бы не ты, ничего не случилось бы.

— О чем ты? — не поняла Карлин.

— Если бы вы с Беном не отправились в Скенектади и не угодили в полицию, мне не пришлось бы мчаться туда сломя голову.

Карлин в недоумении взглянула на мать, ожидая, что Лилиан поможет разобраться в этой путанице. Но мать была в таком же замешательстве.

— Папочка, я никогда в жизни не была в Скенектади. — Она готова была закричать на него, нагрубить, но только сдержанно повторила: — О чем ты говоришь?

— Нам позвонили из полиции. Не знаю, что за чертова неразбериха была у них там, но они сказали, что произошла авария и вы с Беном пострадали, — объяснил Джей. Т., отведя взгляд.

«Во всяком случае, он, кажется, понял, что вряд ли было уместно произносить «нам», гордиться тут нечем», — подумала Карлин, на мгновение возненавидев отца. Но, поразмыслив над его словами, она вдруг поняла, что кто-то и в самом деле позвонил в «Старлайт» и попросил номер Джей. Т. И этот «кто-то» сообщил им, что она и Бен попали в автокатастрофу. Господи, ради чего? Кто мог пойти на такое? Он должен был знать, что это напугает ее отца и мать Бена. Карлин побледнела. Кто-то сделал это намеренно. Кому-то было известно, что они там. Должно быть, они ездили туда регулярно, и все, наверное, знали о них. Боже милостивый, неужели только она во всем городе была такой идиоткой и не догадывалась, что происходит? Она почувствовала укор совести, словно все случилось из-за ее недогадливости.

Пусть ей будет еще хуже, но она должна узнать побольше — давно ли они встречались? Любили ли друг друга?

— Папочка, ты…

— Проклятие! — вскрикнул от боли Джей. Т., когда сиделка, поправляя подушки, нечаянно задела его руку.

— Не могли бы вы сделать это позднее? — Лилиан вежливо выпроводила девушку из палаты и повернулась к Карлин. — Дорогая, не пойти ли тебе домой? — Ее голос был, как всегда, мягок, но в глазах горела необычная решительность.

— Мама, я не могу бросить тебя здесь, позволь мне остаться. — Она понимала, что мать старалась предупредить дальнейшие расспросы, и в некотором смысле была этому рада; вероятно, никто из них на самом деле не хотел знать правды.