До восхода Серебряной луны оставалось меньше десяти дней, и я торопился, чтобы купить всё необходимое, и найти место для проведения ритуала: какой-нибудь глухой заброшенный пустырь, где никакой случайный путник меня не потревожит. Остановился я в небольшой уютной таверне с красивым названием: «Серебряная чайка». Эту таверну мне подсказали в порту как одну из лучших в городе. На первом этаже стояли столы, где посетители могли за кружкой пива отдать должное мастерству стряпух и обсудить свои дела; на втором этаже были комнаты, которые хозяйка сдавала приезжим купцам и морякам. Таверной владела миловидная женщина лет сорока, года четыре назад потерявшая мужа, но не продавшая, несмотря на уговоры, своё дело, а продолжившая содержать таверну и растить двух дочерей. Всё это мне рассказал стражник в порту, к которому я обратился с просьбой подсказать мне место, где можно было бы остановиться. Должен сказать, что у неё это получалось хорошо: заведение было милым и каким-то непонятным образом домашним и ухоженным; во всём чувствовалась заботливая рука хозяйки. Еда была вкусной, пиво — свежим, а постель — чистой; даже клопы и тараканы, постоянные жители всех гостиниц, где мне доводилось останавливаться, здесь не обитали. Каким образом без магии хозяйка смогла от них избавиться, я так и не понял.

Взяв деньги, необходимые для покупок, и наложив охранное заклятье на свои вещи, я спустился по лестнице на первый этаж, где увидел хозяйку таверны, натиравшую глиняные пивные бокалы. Посетителей было немного: день только начался. Это к вечеру здесь будет сложно найти место, где присесть, а сейчас лишь пара стражников после ночной смены не спеша ели варёную рыбу с зеленью, потягивая пиво.

Поздоровавшись с хозяйкой, я попросил её подсказать мне, где я мог бы купить несколько быков и голубей, которых я хотел пожертвовать храму Гелиона. Чтобы не вызывать вопросов, зачем и для чего они мне нужны, я и выбрал для этого в начале своего путешествия наряд паломника: в преддверии праздника Восхождения Гелиона их были целые толпы в городе. Хозяйка гостиницы неплохо говорила на южном диалекте, видимо, выучив язык у приезжих купцов и моряков, что здорово мне помогало: северное наречие я знал плохо. Худо-бедно я ещё мог понимать то, что мне говорили, но разговаривать самому у меня почти не получалось: северный диалект изобиловал какими-то непроизносимыми словами, и мой язык просто отказывался выговаривать эти рычащие, гремящие звуки, из которых состояли слова.

Хозяйка, ничуть не удивившись моей просьбе, видимо, успевшая привыкнуть к разным просьбам постояльцев, охотно мне объяснила, куда идти. Рынок, где торговали животными, был относительно далеко, почти на окраине, поэтому я решил воспользоваться наёмной повозкой, развозившей всех желающих вместе с их поклажей в разные уголки большого портового города.

Найдя повозку с молчаливым возницей, я отправился на рынок. Поездка в неторопливой повозке, наконец, дала мне возможность посмотреть на город и людей, которые в нём жили. Город меня удивлял: здания, построенные из камня, были невысокими и приземистыми; небольшие окна и толстые стены делали их похожими скорее на маленькие крепости, чем на дома. Люди, одетые в добротную, неяркую одежду, были под стать своим домам: крепкие, коренастые, широкие в кости и не очень высокие. У нас на юге, наоборот, здания были лёгкими и изящными, тянущимися вверх, украшенные картинам, нарисованными искусными мастерами. На стенах домов — статуи богов и предков, установленные в нишах и призванные отгонять злых духов, болезни и несчастья. Мы, южане, любим одежды с яркой раскраской, и если утром выйти на балкон моего дома, когда ещё не началась полуденная жара, то улицу, наполненную людьми, можно из-за пестроты и разнообразия нарядов принять за лесную поляну, усыпанную разноцветными, живыми, говорящими цветами. Люди юга любят общение, танцы и песни, а на севере люди более сдержанны, замкнуты. Я подумал было, что они вообще лишены чувства прекрасного, пока не увидел храм Гелиона на главной площади города, покрытый чудесной резьбой по камню. Искусные мастера сотворили невозможное: своими резцами и искусством они оживили мёртвые камни. На стенах храма была рассказана земная жизнь Гелиона, история о том, как бог сошёл с небес и воплотился в теле обычного деревенского пастуха. Он решил прожить жизнь обычного человека, следуя заповедям богов, и испытать всё, чтобы лучше понимать людей, и на последнем суде богов, где человек несёт перед ними ответ за прожитую жизнь, верно судить людей, их поступки и устремления. Это произошло здесь, на севере: именно здесь жил пастух, в чьём теле пребывал бог. Здесь он жил, и здесь он умер, успев испытать за свою короткую жизнь любовь и отчаяние, дружбу и предательство, ложный навет и неправедный суд, когда люди отворачиваются от тебя, осыпая насмешками и называя дураком за попытку жить по заветам богов. Всё это было в жизни божества, отказавшегося от своей силы и памяти на время пребывания на земле. Стены рассказывали правдиво обо всём произошедшем: вот Гелион и его друг Амаршан под градом камней до последнего пытаются прикрыть своими телами Арамину, земную жену Гелиона. Вот погребальный костёр, на котором сгорают их тела, чтобы и праха не осталось от колдунов. А вот воскрешение Гелиона, выходящего из костра, на котором сгорает его земное тело. Коленопреклонённые фигуры людей, павших перед величием бога; среди них выделяются фигура старосты и его сына, подстроивших обвинение в колдовстве. Говорят, сын старосты был влюблён в Арамину, но та предпочла любовь деревенского пастуха, а не сытую жизнь в доме местного богача, за что он ей и отомстил. На месте, где был погребальный костёр, теперь стоит великолепный храм, куда приезжают паломники из множества стран, чтобы на десятый день после восхождения Серебряной луны начать торжества в честь Гелиона и его восшествия обратно на небеса.

Я вошёл в храм, и долго стоял возле алтаря Предвечного пламени, читая молитву Огнеликому, прося милости для моей ушедшей семьи; пусть не оставит он их своим светом, да не коснётся их тьма страдания и холод пустоты, пусть пребывают они в радости и счастье среди светлых душ и богов. Воспоминания о семье вызвали у меня тоску и грусть, и я поспешил покинуть храм, чтобы земными делами занять голову не давая себе возможности думать о них. Сев в повозку, которая терпеливо меня дожидалась, я поехал на рынок, уже более нигде не останавливаясь.

Рынок, где торговали животными, был заполнен людьми. Множество паломников из разных стран, горожан, крестьян, купцов, смешались в гигантскую толпу и создавали чудовищный шум. Всё вокруг было заполнено криками, руганью и грязью. Именно поэтому я всегда избегал подобных мест. Люди самых разных возрастов, цветов и сословий отчаянно торговались друг с другом и ругались. Крики, шум, рёв животных, вонь от их испражнений, толкотня — всё это я терпеть не мог, поэтому, чтобы не находиться там слишком долго, я постарался как можно быстрее сделать покупки. Найдя торговца птицей, я, однако, вынужден был с ним торговаться: цена, которую заломил этот сын шакала за дюжину белых голубей, была достойна павлинов, а не обычных птиц, пусть и с белым окрасом. После получаса отчаянного торга, я смог сбить цену до серебряной монеты за каждую птицу, и то это было очень дорого. В преддверии праздника жадные купцы нещадно поднимали цены; если б у меня было время, я бы сам наловил нужных мне птиц. Денег у меня было немного, и тратить мне приходилось их экономно. Путешествие по морю, покупка ингредиентов, необходимых для ритуала, почти исчерпали мои небольшие запасы. Но я утешал себя тем, что скоро я это исправлю.

Покупка трёх здоровых и сильных быков оставила меня почти без денег. Купил я их у крестьянина, долго расписывавшего мне их силу, выносливость и неприхотливость; о том, сколько они за день могут вспахать земли и сколько съесть зерна. И если б не свадьба дочери, которой надо дать приданое, он бы «нипочём не продал таких славных малышей». Взглянув на огромных быков, меланхолично жующих сено, и тщедушного старого крестьянина, я удивился тому, как он ими вообще мог управлять. Мне даже стало неудобно перед стариком, вырастившим этих красавцев-быков из маленьких телят. Если б он знал, для чего они мне нужны, точно б не продал, не смотря ни на какие деньги. У него даже слёзы выступили, когда он передавал мне верёвки и принимал деньги.