Порывшись в груде карт, оставшихся от Омара, Олег все же обнаружил ту, которая совпадала с виденной на экране. Так Гончаров узнал, что он уже практически дошел до Аденского залива. Надо сказать, что маршрут следования, которым руководствовался отставной подводник, предполагал следующее: не попасть снова на Африканский континент либо в арабскую страну, а попытаться быть подобранным каким-то европейским судном. Ну и при самом неудачном раскладе оставалось добираться до единственной более или менее цивилизованной страны, которой Олегу в пределах ближайшей видимости представлялся только Израиль. Но так как связи у него не было, а все попадавшиеся корабли либо просто игнорировали его, либо, наоборот, старались отдалиться, то фактически оставался только один вариант: идти до Израиля своим ходом. Что Олег и делал, и, как это ни удивительно, делал пока вполне успешно.
Аденский залив оказался набитым судами, как консервная банка килькой. Прогремевшее позднее сомалийское пиратство еще только зарождалось, и корабли шли открыто, не пытаясь создавать караваны и не ища защиты у военных судов. Растерявшись сначала, но потом сверившись с компасом, Олег повернул руль и пристроившись в пределах видимости за кормой огромного лихтеровоза, начал следовать за ним. Везение рано или поздно должно было кончиться, и на всякий случай Олег надел спасательный жилет и перевязал полиэтиленом все свои документы, спрятав их на груди. Теперь он уже старался не спускаться с мостика совсем, разве только по самой крайней необходимости, находясь все время в готовности к чему угодно: от простого столкновения до абордажа или торпедной атаки. Но ничего не происходило, отчего ожидание становилось невозможно нервным, как зарождающаяся зубная боль. Время шло, кораблей вокруг меньше не становилось, а «Североморец Гончаров», словно «Летучий Голландец», продвигался вперед, как будто его и не существовало вовсе. Наконец, вдали ненадолго показался берег. Основательно изучивший к тому времени карту, Олег понял, что уже близко Баб-эль-Мандебский пролив и что, кажется, сейчас наступит конец его сумасшедшему плаванию. Как военный человек он понимал, что такой пролив просто обязан контролироваться странами, чьи берега он рассекал, и такое морское недоразумение, как его корабль, не принадлежащий ни к одному флоту мира, да и попросту украденный у кого-то, вызовет если не массу вопросов, то уж как минимум задержание береговой охраной. Поначалу у Олега даже мелькнула мысль спустить флаг и прошмыгнуть под шумок под каким-нибудь другим из имеющихся в наличии, но потом что-то его остановило. Упрямство или что-то еще, но флаг он не спустил. Корабли на подходе к проливу немного замедляли ход, и Олег постарался максимально близко пристроиться в корму своему контейнеровозу, который спокойно и целенаправленно шел в пролив. И линкор «Североморец Гончаров», ведомый Олегом со слипающимися от бессонницы глазами, добросовестно прочапав часов шесть за контейнеровозом, спокойно вышел в акваторию Красного моря, о чем Олегу неожиданно сообщили по-русски из громыхающего железом громкоговорителя того самого контейнеровоза, за которым уже почти сутки плелась его яхта. К этому времени Гончаров уже практически спал, повиснув на штурвале, и этот стальной голос насмерть перепугал его, вырвав из объятий Морфея так, что он умудрился приложиться лбом к тому же штурвалу.
— Земляк! Не спи, ато идешь, как пьяный. Что со связью? Почему не отвечаешь? Мы уже в Красном море.
Олег выскочил на мостик и, проявляя проснувшийся в нем талант мима, начал изображать в лицах отсутствие связи и желание попасть к ним на борт. Видимо, у Олега и на самом деле были недюжинные способности, потому что стальной голос с виноватой ноткой ответил:
— Понял. Но взять к себе на борт не можем. Скажи спасибо, что капитан поговорить разрешил. Нас тут всего трое русских, а почти вся команда польская и капитан тоже, и связываться с тобой наш «Панове» не желает. Будь аккуратнее, тут мины попадаются. Удачи тебе, моряк!
Потом голос на миг умолк.
— А за флаг уважаю!
И пароход отсалютовал ему длинным протяжным гудком.
Олег повернул руль, и яхта послушно ушла в сторону от громады «грузовика» . Потом уже вконец теряющий сознание от бессонницы Олег сбавил ход, закрепил руль так, чтобы идти курсом на север и практически упал на надувной матрас. Он проспал почти шесть часов, даже не представляя, куда все это время плелась его яхта, но, как это ни удивительно, когда проснулся, ничего экстраординарного не обнаружил, кроме летающих чаек и нескольких кораблей вдали, двигавшихся в том же направлении, что и он. Так прошел еще один день, и только под утро следующего, когда Олегуже начал верить в свое просто сказочное везение, его «линкор» завершил свой жизненный путь. Что это было — мина, или ракета, или еще что-то из богатого арсенала человечества — он так и не понял, но корму яхты несильно подбросило вверх, и она стала неторопливо погружаться, все выше и выше задирая нос. Олегу, давно приготовившемуся к такому событию, даже удалось спустить на воду надувную лодку с припасами. Флаг Олег тоже забрал, аккуратно сложив и присоединив к документам у себя на теле. Потом он оттолкнулся от яхты и, отгребая, с грустью наблюдал, как его героический «Североморец Гончаров», до последнего момента горя огнями, исчез в водах Красного моря.
Часов через десять его подобрал израильский корвет, на котором сразу нашлось несколько человек, говорящих на русском языке. Олега тщательно обыскали, вежливо выслушали, накормили, переодели и заперли в каюте под присмотром вооруженного до зубов матроса. А потом был Эйлат, где Гончарова передали в руки полиции и, допросив в очередной раз, снова заперли уже в полицейском участке. Там он просидел еще несколько дней, пока его не переправили в Тель-Авив, где к нему в камеру пришел уже представитель украинского посольства. Олег на всех этапах рассказывал, естественно, не о том, что было на самом деле, справедливо полагая, что даже сам в такое не поверил бы, а выдавал заранее продуманную легенду о длительном пленении и побеге с противоположного берега, с территории Судана, где уже не один год творилось черт знает что.
Рассказ его правда, тоже был неубедителен, особенно в части, касавшейся обнаружения его посреди Красного моря на надувной шлюпке. Но, видимо, никакого криминала и шпионского следа за ним не нашли. Проверка документов посольством выявила, что он добропорядочный гражданин Украины, попавший в беду, а след от наручника на ноге вызывал сострадание и веру в реальное, а не придуманное рабство. Да и, как потом оказалось, выкупленные у бандитов пленники с того же рейса подтвердили его нахождение на борту самолета в момент, когда он был сбит. А потому, в связи с открывшимися обстоятельствами, израильские власти потеряли к нему всякий интерес и только желали скорейшей отправки Олега на родину. Еще через несколько дней произошла торжественная передача полицией нелегала Гончарова представителям Украины в аэропорту Бен-Гурион, где ему вернули все изъятые документы и немногочисленные вещи и тотчас же незамедлительно засунули в самолет, следующий в Одессу. Т ам же в аэропорту представитель украинского посольства огорошил Олега известием, что семьи у него вообще-то больше нет. За эти восемь месяцев, пока он пропадал, его супруга нашла другого. Причем, как в самом банальном анекдоте, стоматолога и еврея. С Олегом супруга развелась как с пропавшим без вести, а сейчас готовилась к тому, чтобы переехать с новым мужем на постоянное место жительства сюда, в Израиль. Почему-то известие это совершенно не взволновало Олега, разве только мысль о детях засела где-то глубоко в сердце и каждый раз отдавалась болезненными уколами при мысли о них.
Как это ни странно, в Одессе Гончарова не встречал ни один представитель власти, его возвращением никто не озаботился, и в итоге он оказался в аэропорту один и, что самое отвратительное, без копейки денег. Кое-как он добрался до города, ночью кое-как перекантовался на набережной, благо лето было теплым до приторности, а утром даже умудрился перекусить, предварительно посодействовав разгрузке припасов из машины для одного из многочисленных ресторанов на набережной.