Деятельность Военно-научного общества была довольно насыщенной. Слушатели, например, вели большую общественную работу, делали доклады на заводах, строили [51] планеры самых разнообразных конструкций. Активистами здесь были Владимир Сергеевич Вахмистров, Виктор Федорович Болховитинов, Михаил Клавдиевич Тихонравов. Много работали в обществе профессора и преподаватели академии, Но, пожалуй, самыми большими энтузиастами являлись К. Э, Циолковский, Ф. А. Цандер и В. П. Ветчинкин.

Вообще надо сказать, нам, учившимся в то время в академии, очень повезло с преподавателями. В основном это были ученики Николая Егоровича Жуковского, которого Ленин назвал «отцом русской авиации».

Динамику самолета - один из основных предметов - нам читал профессор В. П. Ветчинкин, человек огромной эрудиции и превосходный специалист. Имя его прочно вошло в историю советской авиации, он стал крупнейшим исследователем в области аэродинамики и много сделал для отечественного самолетостроения, а также для развития теории космических полетов. Окружающие так привыкли, что Владимир Петрович целиком поглощен наукой, что любой его поступок рассматривали не иначе, как с научной точки зрения. Один из слушателей, увидев однажды на Центральном аэродроме профессора Ветчинкина на велосипеде, поинтересовался, какую научную проблему он решает.

- Никакой! - спокойно ответил профессор. - Я просто катаюсь.

Слушатель был так поражен, что рассказал об этом товарищам.

Большой симпатией пользовался профессор Борис Сергеевич Стечкин. Он читал теорию авиационных двигателей, причем читал с таким блеском и увлечением, что целиком захватывал слушателей. Впоследствии многие его ученики посвятили себя этой специальности, а сам Борис Сергеевич стал крупным ученым в области авиамоторостроения.

Хорошо запомнился мне молодой в то время преподаватель, бывший морской летчик, Сергей Григорьевич Козлов, окончивший самым первым, досрочно, нашу же академию. У него было удостоверение за номером 1. Я часто обращался к Козлову за консультациями по изобретательским вопросам и всегда получал дельные советы. Впоследствии Сергей Григорьевич стал кандидатом технических наук, профессором и получил генеральское звание. [52] Козлов был большим специалистом по аэродинамике самолета и теории воздушных винтов, но, к великому сожалению, умер в расцвете сил.

Один из самых трудных предметов - сопротивление материалов - преподавал автор трехтомного учебника по этой дисциплине профессор Иван Серафимович Подольский. После первой лекции он попросил всех открыть его учебник и написать карандашом на полях некоторых разделов его книги правила: «Читать до полной усвояемости!», «Запомнить на всю жизнь!», «Не курить!».

Мы честно старались придерживаться этих заветов, но почти никто не мог выполнить все три. Особенно труден был последний: курили многие и бросить эту привычку не могли.

Профессор Подольский обладал спокойным и ровным характером. В нем сочетались требовательность и безграничное добродушие. Он редко сердился, к слушателям относился очень внимательно, а иногда даже предлагая сдавать зачет у него дома.

Мне привелось быть в числе тех, кто сдавал курс на квартире у профессора. Он любезно нас принял, роздал всем вопросы и задачи, усадил за большим овальным столом, покрытым тяжелой скатертью, а сам вышел в соседнюю комнату. С нами осталась жена профессора, уже немолодая женщина. Некоторое время мы с товарищами сидели молча, а потом, разобравшись в вопросах, начали шептаться. У меня никак не получалась задача. В таком же положении оказался еще один слушатель. Каково же было наше удивление, когда жена профессора бесшумно подошла к нам и начала тихо подсказывать решение. Судя по всему, за долгую совместную жизнь с профессором она хорошо усвоила сложную науку о сопротивлении материалов…

Очень своеобразно преподавали нам теоретическую механику. Этот предмет вели вдвоем Александр Митрофанович Богданов-Черрин и Иван Иванович Лямин. Богданов-Черрин читал лекции, причем все свои лекции он помнил наизусть и иногда диктовал их без единой ошибки. И. И. Лямин вел практические занятия. Чтобы предмет лучше усваивался, Лямин старался все представить наглядно и проявлял в этом деле удивительную изобретательность.

Запомнился и профессор Алексей Ермолаевич Тимаков, [53] преподававший прикладную механику. На шее у него постоянно был намотан шарф неопределенного цвета, а в руках профессор держал старый большой портфель, где хранилось огромное количество мелких записочек. Придя на лекцию, Тимаков высыпал из портфеля на стол груду этих листочков, долго в них копался, но всегда находил то, что нужно. Свой предмет он знал безукоризненно.

В моей памяти сохранился облик преподавателя авиационной технологии Петра Николаевича Львова. Мы знали, что он в своей лаборатории разработал самые передовые для того времени методы авиационных технологических процессов.

Не забыл я и преподавателя исторического и диалектического материализма Н. М. Скаткина, на лекции которого приходили слушатели с других курсов академии - так блестяще читал он свой предмет.

Говоря о преподавателях, хочется также вспомнить добрым словом инструктора медницкого дела в учебных мастерских мастера-виртуоза Александра Ивановича Груздева. Для слушателей у него была разработана до мельчайших подробностей методика практического изучения обработки металлов. Он приучал нас быстро и точно работать ножницами и молотком.

Это был очень скромный рабочий учебной мастерской, прекрасной души человек, влюбленный в свою специальность медника и с такой же любовью передававший свои опыт. Он гордился, что принимает зачеты в высшем учебном заведении, что и его предмет полезен для будущих инженеров Военно-Воздушного Флота.

Через полтора десятка лет я пригласил Александра Ивановича перейти в мастерскую ОКБ, где я был главным конструктором. Груздев долго колебался, но все же принял мое предложение. После этого мы с ним проработали вместе много лет.

* * *

Как уже говорилось, занимались мы много, не жалели ни сил, ни времени, с жадностью впитывая знания. Учебный год пролетел незаметно, наступило лето. Нам, слушателям, предстояло пройти летнюю заводскую практику на авиационном заводе на юге, причем было сказано, что задание каждый получит на месте. Так оно и было. Мне, [54] например, поручили обработать узел, требовавший сверловки отверстий в различных направлениях. Пришлось работать на нескольких приспособлениях, затрачивая значительное количество времени на установку и выемку детали. Эта бесполезная трата времени очень раздражала, и я стал думать, как усовершенствовать все операции.

«Можно делать все на одном кондукторе», - мелькнула мысль. Мысль оказалась правильной. Сделанный мною кондуктор позволил намного ускорить процесс изготовления узлов для самолета. За это предложение БРИЗ завода премировал меня.

Закончив работу на заводе, мы с нетерпением ждали начала летной практики. При академии имелась для этого своя летная часть.

Моя летная практика началась с трагического случая. 9 августа 1924 года я полетел с летчиком Денисовым. О том, какой это был прекрасный пилот, можно судить хотя бы по тому, что еще в годы первой мировой войны Денисов сумел однажды посадить свой самолет типа «Вуазен» после того, как у машины осколком снаряда оторвало хвостовое оперение. А в период гражданской войны Денисов прекрасно зарекомендовал себя, будучи красным боевым летчиком.

Практика проводилась на самолете «Дейчфор» (ДН-4). Моя задача заключалась в том, чтобы нанести на своем планшете маршрут нашего полета. Выполнив задание, я вышел из самолета и передал планшет следующему слушателю. Он занял мое место, и «Дейчфор» снова поднялся в воздух. Поговорив с товарищами, я направился к выходу с аэродрома. Не успел дойти до ворот, как увидел людей, бежавших мне навстречу.

- Разбился самолет Денисова! - крикнул кто-то.