Не знаю, насколько точен Виктор Николаевич насчет слез, это могло ему показаться, но ситуация для мышей накануне зимы в самом деле плачевная. И они не единственные, кто в природе подвергается грабежу. Симпатичный полосатый зверек бурундук частенько теряет свои кладовые. Огребают запасы отборных кедровых орехов люди, а медведь, раскопав кладовую, за закуску может прихватить и хозяина.

В Сибири иногда находят бурундуков, висящими в развилке веток. И существует поверье: с горя повесился. На самом-то деле юркие любознательные древолазы случайно защепляются между веток. А что касается грабежа, то и сами они не прочь поживиться всюду где можно.

Наши с вами знакомые староверы Лыковы многие годы страдали от набегов бурундуков. «Треть урожая теряем», — жаловался Карп Осипович.

Не имей беспощадной и бдительной стражи, вчистую своих запасов на зиму лишались бы пчелы, поживиться медом желающих — тьма. Специальная стража охраняет вход в улей. Атакуя врага, пчела умирает, но запах яда от жала мобилизует ополченье улья, и горе тому, кто безрассудно суется в пчелиный дом. Мышку, проникшую в улей, пчелы убьют, а труп замуруют в клейкий прополис. Одна лишь бабочка ночной бражник проникает в улей по «специальному пропуску». Подражая звукам пчелиной матки, мимо стражи, «взявшей под козырек», бражники смело заходят в медовый амбар.

Человек и любитель меда медведь каждый на свой лад грабит пчел. Покрытый мехом михайло не очень страшится пчелиного яда, а люди давно заметили: пчелы боятся лесных пожаров, и тысячи лет обирают насекомых под дымовою завесой. Но жизненный опыт подсказал человеку: неразумно брать из борти мед подчистую, выгодней часть его оставлять, чтобы пчелы благополучно перезимовали, а летом снова к дуплу наведаться. Так родилось пчеловодство. Сегодня человек не только забирает лишь часть пчелиной добычи, но и приходит пчелам на помощь, если запасов меда на зиму не хватит.

Тупик возле гнезда.

«Закон джунглей» в природе частенько заставляет слабого уступить свое кровное более сильному и нахальному или же целой шайке грабителей. Даже льва заставляет оставить добычу стая гиен. А в национальном парке Денали (Аляска) мне рассказали недавний случай. Больше десятка волков на глазах у туристов решили отнять у медведя убитого лося.

Медведь — зверь сильный, но выдержать долго осаду не смог. Зоологи пишут: «Даже четыре волка, объединившись, не оставляют шансов медведю отстоять свой обед».

Разбой в природе — дело распространенное. В горах копытные звери съедают копенки сена, в больших трудах припасенные на зиму пищухами-сеноставками. В пустыне жук скарабей, увидев другого жука, катящего шар из навоза, прикинув силы, соблазняется завладеть драгоценностью. Вороны не церемонятся с более слабыми в стае — отдай и все!

Иногда смышленые эти птицы объединяются в грабеже. Приметив грызущего косточку пса, одна его дернет за хвост, а другая подхватит кость, когда пес обернется к обидчице. Потом вороны будут делать разборку, выясняя право на добычу.

Два существа на этом свете особо страдают от бандитизма. На Енисее я наблюдал однажды за охотой скопы. Парившая над водой птица раза четыре с громадной скоростью падала в воду и всякий раз понапрасну. Наконец, вздымая брызги, поднялась она с рыбой в когтях и полетела к гнезду. И вот он — пират на дороге — коршун, наблюдавший, как видно, за охотой умелого рыболова. Он стал на птицу пикировать и делал это до тех пор, пока скопа не бросила рыбу. Добыча у скопы свежая, часто еще живая, и те, кто способен подобрать только снулую рыбу, но познавшие вкус свежей, подстерегают скопу на пути к дому. Орлан отберет силой, вороны, вороны, коршуны — надоедливостью. Иногда они поджидают момент, когда самец скопы передает рыбу самке, и тут нападают.

Рыболовам трудно обороняться, и очень часто добычу они роняют. И тут уж что с воза упало, то пропало — скопа никогда не поднимет, что уронила, все достается грабителю.

В птичьем мире силачи-орланы отнимают добычу у птиц послабее. Но орлан-белохвост и сам вынужден уступать более сильному орлану белоплечему. Но самыми большими вымогателями и разбойниками являются чайки. Они отнимают еду друг у друга, у сильного (кормятся возле медведей) и слабого, беззащитного. Объектом их нападения часто становится птица тупик. Этот нарядный «северный попугай» делает гнезда в норах и кормит выводок мелкой рыбешкой. Вот он на снимке — забот полон рот — летун неважный и постоять за себя неспособный. Чайки караулят тупика возле норы и лишают улова. Некоторых птиц они заставляют даже отрыгивать съеденное.

Клептопаразитизм — так называют зоологи житье в природе за счет воровства и ограбления слабых и беззащитных. По этим «законам джунглей» начинают жить также и люди, когда писаные и нравственные законы попираются или бездействуют.

 _{Фото из архива В. Пескова. 21 ноября 1992 г.}

Силуэт дяди Гриши

(Окно в природу)

«Кто не любит арбузов… Кабаны за арбуз отдадут душу», — говорил дядя Гриша и показывал шкуру зверя, убитого на бахче. Эту остро пахнущую острастку арбузный сторож поднял на шестах у бахчи. Но кабанов она не пугала.

Тогда дядя Гриша сделал чучело своей персоны — на крест из палок надел дырявый пиджак и старый казачий картуз, а из соломы соорудил подобие человеческого лица. И, памятуя, что кабаны полагаются больше на обоняние, чем на зрение, в консервной банке сжигал махорку и окуривал на ночь чучело дымом. Это принесло результат — кабаны перестали интересоваться арбузами.

Обнаружив эту запись в старом «кубанском блокноте», я просмотрел также снимки всяческих пугал. Американцы птиц стращают чучелом филина. Аккуратно раскрашенную пластмассовую или деревянную большую сову можно купить в магазине. Это хороший сторож ягод в саду. А в одном месте, под Вашингтоном, я видел: филина укрепили против стеклянной галереи, о которую на лету бились птицы.

На Аляске владельцы маленьких самолетов ставят над ними филинов, оберегая аэропланы от белых «визитных карточек» чаек.

Но чаще всего пугалом повсеместно служит привычное чучело. Облик человека, специфический его запах — сигнал опасности для животных.

Сообразительные животные нередко чучело игнорируют, а смельчаки и герои (они у животных тоже, конечно, есть) норовят помочиться у чучела или сесть на него. Грача-героя я снял лет двадцать назад в огороде у лесника, куда птицы летали клевать клубнику.

Но это все чучела. С живым человеком такая дерзость не допускается — велик риск, как говорит дядя Гриша, душу отдать. Степень страха, однако, у разных животных и в разных обстоятельствах неодинакова. Глухари, например, плохо переносят близость людей и отселяются или исчезают там, где часто их беспокоят. А кабаны и лисицы, сохраняя дистанцию, ухитряются жить у нас под боком. Лисьи норы часто бывают у черты городов.

Кабанов я много раз видел, наблюдая слева шпиль Московского университета, а справа, возле опушки, — неторопливую их пробежку. На Куршской косе в Прибалтике, ободренные частыми безопасными встречами с людьми, кабаны выбегают из леса к остановкам автобуса и берут еду из рук у людей. Медведи человека очень боятся. Страхи быть застигнутыми в берлоге заставляют зверей вот сейчас, в пору ноябрьских снегопадов, прежде чем на зиму лечь, долго петлять, пятиться задом к месту зимовки. Освобождение кишечника, известное под названием «медвежьей болезни», вызывается страхом. Но черные американские медведи барибалы в Йеллоустонском национальном парке этот страх одолели: выходят к дороге или даже бегают между автомобилями — выпрашивают подачки.

Это отклонение от нормы. Но есть животные, чья жизнь протекает у нас на глазах. Человека они не только не боятся, но чувствуют его покровительство. Вспомним скворцов, вспомним ласточек, строящих гнезда под крышей сараев.