– Нет. Но кое-кто из квартала Иосифа, кому не свойственны суеверия или стремление приврать, утверждает, что видел. Следуйте за мной. Я проведу вас туда, а потом покажу вам дорогу до вашего отеля у реки.

Я повернулась к Годфри, но в темноте увидела только его темный силуэт с тростью. Он взял меня под руку, и мы снова зашагали по скользким булыжникам окраин города в поисках того места, где совсем недавно ходило легендарное чудовище.

Хотя идти было недалеко, район был очень старым, и улочки здесь причудливо извивались. Целых девять раз мы сбивались с пути. В полной тишине раздавался лишь звук наших шагов.

Я вспомнила, как мы с Ирен ездили сюда к гадалке. В моей памяти всплывали лампа в виде черепа, таинственные линии на ладонях, сияющий золотистый порошок, и сама цыганка, которая пугающе точно предсказала, что случится в будущем: Ирен выйдет замуж за человека, чье имя начинается с буквы «Г». Тогда моя подруга еще была ослеплена мечтами о Вилли и своем будущем в роли королевы. И она подумала о втором имени Вильгельма – Готтсрейх. Я уже была знакома с Годфри, однако и представить не могла, что он и окажется той самой заветной буквой в судьбе Ирен. И хоть суеверия мне чужды, я точно знала, что этот квартал – настоящая сокровищница таинственных оккультных знаний. Так почему в здешних захудалых улочках не может тайно блуждать пережиток Средневековья, огромный глиняный манекен?

– Выше нос, Нелл! – раздался голос Годфри у меня за спиной. – Не стоит ожидать, что в первую же ночь в Праге нам повезет увидеть здешнего демона.

Конечно, он был прав. Милый Годфри, он так рассудителен и так внимателен к людям! Не удивительно, что он стал для Ирен идеальным мужем. Ведь сама она так часто проявляет несознательность – или лучше сказать бессознательность? Пусть читатели моих записок сами решат.

Слова Годфри привели меня в чувство. И когда наш проводник остановился и показал нам тот закоулок, где видели Голема, я уже вполне спокойно огляделась по сторонам.

– Это всего лишь тесный проход между домами, – разочарованно заметил Годфри. – Здесь даже человек обычного роста покажется очень высоким.

Он повернул туда, будто хотел наглядно продемонстрировать свою мысль. Я еле удержалась, чтобы не окрикнуть его, и затаила дыхание. Изображать Голема показалось мне кощунственным.

Однако Годфри оказался прав. Его рост составлял чуть больше метра восьмидесяти. Но на фоне узкой улочки, в кромешной темноте, он выглядел угрожающе высоким и крупным.

Наконец Годфри вернулся на улицу, слабо освещенную горевшей вдали лампадой, и я вздохнула с облегчением. В Праге еще не установили газовые фонари, которые рассеяли бы ночные тени. А переулки были слишком узкими, и естественный свет в них проникнуть не мог. Жители этого древнего города видели лишь несколько отдельных звездочек на небе, которые поблескивали, словно искры в грязной луже.

Наш новый друг продолжал идти вперед, и мы все глубже погружались во тьму бедного квартала. Из-за закрытых дверей и ставень на улицу просачивался скудный свет. Крепкие запахи трактиров сюда уже не долетали. Что за люди живут здесь, что они едят на ужин, – оставалось для меня загадкой.

Мне почудился отдаленный звон хрустальных подвесок лампы-черепа и звяканье монет в кошельке цыганки. Вот сзади подкрадываются шаги… Ах да, это же Годфри. А вот кто-то бормочет странные слова на неизвестном языке, и на глиняный язык ложится бумажный свиток, будто облатка в рот католика…

Ох, мое воображение чересчур разыгралось! И зачем только здесь, рядом с Годфри, нахожусь я? По этим жутким мостовым должна идти Ирен с ее холодной головой и стальным револьвером. Она смогла бы защитить и себя, и Годфри. И меня заодно!

Ирен просто посмеялась бы над моими фантазиями. И Годфри тоже, и тот джентльмен, который ведет нас сюда. Я и сама посмеюсь, когда окажусь дома, в безопасности и уюте, когда Люцифер свернется у меня на коленях, Мессалина будет охранять наш дворик, а Казанова топтаться по жердочке в гостиной, бормоча Бодлера…

Но тут я действительно услышала шаги.

Что это? Воображение? Фантазия? Ночной кошмар?

Но шаги приближались. Даже наш провожатый замер на месте, жестом призывая нас остановиться.

Мы втроем притаились возле двери какого-то дома. Годфри так сильно сжал мою руку, что мне казалось, он никогда ее не отпустит. Он поднял трость. На тускло освещенной мостовой я увидела неясный силуэт.

И снова послышались шаги. Медленные, тяжелые. Раз. Два. Три. Четыре. Пять… Один за другим, все громче и громче. На темно-серый холст улицы упала черная как смоль тень.

Она доходила до четвертого этажа, эта тень, но того, кто ее отбрасывал, видно не было. Я услышала грохот цепей, хотя понимала, что это не призрак Марли из «Рождественской песни» Диккенса. Призрак, который приближался к нам, не знал Рождества. Шесть. Семь. Восемь шагов. Все громче и громче. Прозвучал стон. Полный ужаса, страдания и разочарования стон существа, которое томилось в заточении слишком долго – недели, месяцы, годы, целую вечность. Девять. Десять. Мое сердце билось в такт шагам, так медленно, что еще немного, и оно остановилось бы. Тогда, к своей радости, я никогда не увидела бы это чудовище.

Одиннадцать. Двенадцать. Столько было апостолов. Тринадцать. Это к несчастью.

Хозяин тени повернул в наш переулок. Я посмотрела наверх. Вместо лица я увидела пустой гладкий овал, как у кукольной болванки. Не было ни носа, ни рта, только грубые очертания, которые ничего не выражали. Но был звук. Низкий, приглушенный стон, полный злобы и безнадежности. У чудовища были огромные ноги, которыми он неловко переступал, как марионетка. Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. Он шел прямо на нас. Кошмарный сон стал явью и вот-вот смоет нас ледяной волной с лица земли. Голем. Я видела его, слышала и верила в то, что он действительно существует. В тот момент вера пришла даже прежде страха. И тут я услышала скрежет металла: это был кинжал Годфри. На огромный, механически двигающийся силуэт упала тоненькая черная тень от лезвия.

Но Годфри замешкался. И Голем, сотрясая землю, прошел мимо нас. Он превратился в воспоминание, в сомнения, попытки рационально объяснить случившееся, в дрожь и рыдания от пережитого.

– Все в порядке, Нелл, – снова и снова повторял Годфри, словно пытаясь убедить в этом себя самого. – Все в порядке.

Глава пятнадцатая

Французская родня

Мой друг Шерлок Холмс просматривал объявления о розыске пропавших людей.

– Ба! У преступников сегодня выходной, – сказал он и бросил «Дейли телеграф» на скамейку для ног. – В Лондоне не осталось ни одного злодея. И с каждым часом моя жизнь становится все более унылой. Это опасно для меня!

– А как насчет свирепых убийств в Уайтчепеле? – спокойно спросил я. Теперь я был женат, жил в собственном доме, и приступы отчаяния, которые случались у Холмса, уже не выбивали меня из колеи, ведь в любой момент я мог вернуться в мирное гнездышко в Паддингтоне, к своей дорогой жене Мэри.

Холмс быстро подошел к окну и мрачно посмотрел на улицу. Он напоминал мне мальчишку, которого не пускают гулять, и он мается от безделья, не зная, чем себя занять.

– Вы же знаете, что я думаю об этих печальных событиях, Уотсон. Потрошитель из Уайтчепела – скорее всего, просто разочарованный неудачник, который пытался привлечь к себе внимание.

– Ему это, несомненно, удалось. – Я равнодушно разглядывал последние нашумевшие отчеты в «Иллюстрированных полицейских новостях». У врачей откровенные изображения анатомических подробностей трепета не вызывают. – Полиция не выяснила метод убийства, и вас это, конечно, заинтриговало. Тут вполне подойдет слово «резня». В Афганистане я такого навидался достаточно, Господь тому свидетель. Однако этот Потрошитель, очевидно, владеет основными навыками хирурга. Кем он мог быть, дайте-ка подумать… Учеником хирурга, или, может быть, цирюльником…