Нужно сказать, что немецкое руководство в период штурма Сталинградского оборонительного района отдавало себе отчет о той роли, которую играли У-2 в налаживании связи между частями и соединениями Красной Армии. Не зря говорится: связь - нерв армии, перебей его - и нарушится одно из важнейших условий успеха в бою - взаимодействие войск. А как оно было необходимо в критические периоды Сталинградского сражения! Это прекрасно понимали немцы. Не случайно даже Гитлер не обошел своим вниманием наших воздушных связистов. В августе 1942 года он отдал приказ: за один сбитый У-2 выплачивать двойное вознаграждение, а за десять - награждать летчиков Железными крестами.
Нарастание интереса немцев к нам, летчикам-связистам, мы ощутили на себе весьма скоро. В начале сентября резко возросло число атак истребителей против У-2. Особенно усердствовали Ме-109 и Ме-110. Они шныряли на всем пространстве от южного фаса Сталинградского сражения до Камышина, Серафимовича и даже Борисоглебска, а также над всем Заволжьем восточнее Сталинграда.
Как это часто бывает, наше авиационное руководство поначалу не придало особого значения тому, что потери среди воздушных связистов стали необъяснимо расти, отнеся этот факт к категории случайностей, мол, на то и война. Однако, после того как погибли несколько командиров вместе с летчиками и о приказе Гитлера по поводу У-2 дал показания немец со сбитого «мессера», посыпались всяческие указания и предупреждения. Толку от них было мало, но мы, почуяв многократно возросшую опасность, стали энергично приспосабливаться к новой обстановке самостоятельно.
Именно тогда в арсенале тактических приемов летчиков-связистов появились такие новинки, как полет бреющим впритирку к складкам местности - вдоль рек, оврагов, на высоте станичных хат, колоколен, под проводами высоковольтных линий, под прикрытием высокого правого берега Волги. Маневренный У-2 вполне допускал такие рискованные полеты, хотя был случай, когда один связист проглядел [11] опасность и завис на высоковольтных проводах, благо в них не было тока.
Жизнь заставляла искать спасения и в тех случаях, когда «мессершмитт» заставал У-2, как говорится, в чистом поле. Здесь, спасало мужество, выдержка, точный расчет. Понятно, не всем это удавалось. Как ни странно это покажется, немцы тоже несли потери в борьбе против безоружного У-2. В основном это случалось, когда немецкие летчики слишком увлекались доступной добычей, отчего, не рассчитав маневра, некоторые врезались в землю, другие гибли от столкновения с препятствиями, за которыми прятался юркий У-2. В общем, борьба шла серьезная.
Запомнился такой эпизод. 13 сентября летчик сержант И. Трофимов и штурман старшина С. Еркин получили приказ доставить пакет с документами командующему 62-й армией, обороняющей Сталинград.
Характеризуя обстановку в городе в этот день, В. И. Чуйков, в частности, вспоминал: «Несмотря на все усилия наших связистов, к 16 часам связь с войсками почти прекратилась… За весь день 13 сентября мне только один раз удалось поговорить с командующим фронтом».
Противник на центральном участке находился всего в десяти километрах от города, а севернее он уже выходил к Волге. Обстановка была критической. Очевидно, документы, которые везли связисты, должны были в какой-то мере компенсировать отсутствие связи у командующего армией. Приземлить самолет экипажу предстояло неподалеку от подножья Мамаева кургана на пятачке земли, исковерканной бомбами и снарядами. Самолеты противника почти но покидали небо Сталинграда. Был момент, когда немецкий пикировщик Ю-87 на выходе из пикирования проскочил на встречном курсе так близко от У-2, что самолет подбросило вверх воздушным потоком.
К Мамаеву кургану экипаж подошел со стороны острова Зайцевский, вдоль речки Орловки. Там, у поселка СТЗ, имелась небольшая площадка, куда связисты и приземлили свой самолет. С помощью нескольких солдат они подтащили машину к разрушенному дому, чтобы хоть как-то замаскировать ее от шныряющих «мессеров». Вокруг творилось что-то невообразимое: беспрерывно рвались снаряды, горели городские кварталы, пыль от разрушенных зданий и дым пожаров покрывали все пространство и тянулись за Волгу, Мамаев курган, где был командный пункт Чуйкова, под огнем вражеской артиллерии и бомбами дымился, как вулкан.
Еркин позже рассказывал, что уже потерял надежду [12] взлететь в этом кошмаре. Но Иван Трофимов не зря пользовался репутацией бесстрашного пилота. Он оторвал машину буквально в метрах от огромной воронки, развернулся над дымящимися развалинами и нырнул под откос к волжской воде.
Когда экипаж выскочил на траверз Латашанки, экспансивный Еркин едва не вывалился из кабины: по пыли и дыму, окутавшему развалины поселка, по многочисленным вспышкам артиллерийского огня, а главное, по танкам, уткнувшимся в берег, без труда можно было догадаться - немцы вышли к Волге.
- Сталинград отрезан! - закричал он Трофимову. - Танки с крестами на берегу!…
Иван кивнул головой. Что он мог сказать? Конечно, это была тяжелая картина - немецкие танки, вышедшие на берег великой русской реки.
Так или иначе, печальная новость на некоторое время отвлекла от дела, притупила осмотрительность. Из этого состояния их вывел пулеметный огонь. Первая очередь «мессера» полоснула по верхнему крылу. Вероятно, от радости видеть перед собой такую заманчивую цель, как У-2, немец заторопился и промазал. Через несколько секунд он проскочил вперед и тут же стал разворачиваться для повторной атаки. Но Трофимов и Еркин, оправившись от мгновенного шока, уже могли сопротивляться - их машина неслась впритирку к земле. Немец не спеша выполнил разворот и снова бросился в атаку. А кругом выжженная степь, овраги, балки - как укрыться от неминуемой гибели?…
Выручил маневр, который экипаж продумал еще до вылета, помог опыт других летчиков. Позже они рассказывали дам, как все было. Штурман повернулся лицом к самолетному килю и стал следить за немцем. Как только тот устремлялся в атаку, он кричал летчику: «Давай!» Иван мгновенно вводил самолет в предельно крутой вираж и таким образом они буквально в последний момент выскакивали из-под пулеметных очередей «мессершмитта».
Упорный немец сделал уже четыре безуспешных захода. Его пулеметные очереди прошивали воздух то справа, то слева от У-2. Но пятый заход оказался для экипажа роковым: из всей длинной очереди, выпущенной немцем, всего лишь одна пуля настигла экипаж. Она нашла свою цель - был ранен штурман. Трофимову ничего не оставалось, как приземлить машину в поле… Сделал он это, как всегда, мастерски. Но немец не уходил - ему нужно было поджечь машину и сделать снимок. Наши летчики отбежали от самолета, [13] и тут длинная и, как оказалось, последняя очередь прошила неподвижный У-2.
Трофимов перевязал рану штурмана. Подсчитали пробоины на самолете - сорок восемь! Не промахнулся все-таки немец.
- Как себя чувствуешь? Может, взлетим? - спросил Трофимов.
Кое- как он развернул машину вдоль балки, на краю которой они оказались, усадил окровавленного штурмана в кабину, взлетел и через полчаса был дома…
Командир нашей эскадрильи связи капитан Карманов, человек осторожный и скрытный, большую часть времени находился в штабах наземных войск, получал от них задания на связь и особо не посвящал нас в свои планы. Мы же постоянно находились в готовности к вылету, коротая время под крылом самолета.
Однажды Карманов вернулся с целым пакетом поручений. И вот одни экипажи полетели на запад, в район малой излучины Дона, другие на юго-восток, за Волгу. Нам же с Лебедевым предстояло выполнить «более сложное», как выразился Карманов, задание: перевезти с речного буксира сейф, набитый секретными документами. Получив повреждение от бомбы, буксир тот затонул у острова севернее Камышина.
Третий раз за последний месяц я пролетал над Камышином и всякий раз заставал его горящим. Немцы не обходили город вниманием ни днем, ни ночью, поскольку через него двигались резервы к Дону и Сталинграду. На этот раз Камышин горел особенно сильно - от него только что ушли немецкие Ю-88. В небе еще висели облачка зенитных разрывов.