Запрокинув голову, чтобы разглядеть все, он увидел З-1. Она казалась окутанной черными и багровыми облаками. Это правильно, чувствовал он, что ее включили сюда — символом невежества и страха, символом, в котором идея ада облекается в понятия физики. Атмосфера, казалось, обошла З-1, и, хотя ее присутствие было необходимо, она оставалась в изоляции.

Фаустафф осознал, что, пусть «хозяева» и пошутили, шутка эта включает множество граней.

— Надеюсь, что теперь они не будут к этому излишне суровы, — сказала Нэнси, сжимая руку Фаустаффа.

— Не думаю, что теперь они собираются надолго сохранять суровость, — улыбнулся он. — Может быть, только серьезность. В хорошей шутке все в меру. — От удивления он встряхнул головой. — Посмотри на все. Это невозможно по нашим научным понятиям, но они это сделали. Я готов протянуть им руку — когда они решили быть алогичными, то уж на всю катушку.

Нэнси указала на небо. — Смотри! Что это происходит?

В небе происходило новое движение. Начали появляться другие объекты — огромные золотые структуры, которые, отражая свет, превращали ночь в подобие дня, арки пламени, мосты света между мирами. Фаустафф, прикрывая глаза, вглядывался в них. Они бежали от мира к миру, перелетая расстояния огненными радугами. И только Земли-1 не касались они.

— Так вот что они представляют, — сказал Фаустафф, осознав истину. — Это мосты — мосты, перейдя которые, мы можем достичь других симуляций. Смотри… — он указал на объект, зависший в небе над их головами, быстро перемещающийся по мере того, как планета оборачивалась вокруг своей оси. — Вот конец одного из наших. Мы можем добраться до него на самолете, а потом пересечь его пешком, если захотим потратить время. Но мы можем построить транспорт, который одолеет мосты за несколько дней! Эти миры — как острова в озере, а эти мосты свяжут всех нас.

— Они прекрасны, — тихо сказала Нэнси.

— А то нет! — Фаустафф засмеялся от удовольствия, и Нэнси присоединилась к нему.

Они еще продолжали смеяться, когда внезапно взошло солнце, огромное, великолепное солнце, и Фаустафф понял, что до этого мгновения он не знал настоящего света дня. Лучи гигантского солнца упали на золото мостов, и оттого они засияли еще ярче.

Знакомый теперь с кодом, которым «хозяева» пытались написать историю его расы, Фаустафф смотрел на мосты и понимал, сколь много они значат — для него, для миров, для мужчин, женщин, детей, что сейчас, должно быть, глядели на все это.

И в своей изоляции Земля-1 пламенела пожаром в свете нового дня. Фаустафф и Нэнси повернулись, чтобы посмотреть на нее.

— Не нужно больше этого бояться, Нэнси, — сказал он. — Мы можем, наконец, где-нибудь устроиться, пока будем помнить, что следует быть немного мягче. Эти мосты означают взаимопонимание, связь…

Нэнси серьезно кивнула. Затем она посмотрела на Фаустаффа, и прежнее выражение ее лица сменилось широкой улыбкой. Она подмигнула ему. Он усмехнулся и подмигнул в ответ.

Они вернулись в дом и вскоре уже вместе возились в постели.

Джон Рэнкин

Операция „Яманак"

_{Художник М. БРЖЕЗИНСКАЯ}

1

Когда назойливый, пульсирующий в А-ритме сигнал повторился в третий раз, Марк Шеврон, потянувшийся было за своим ремнем, мгновенно выскочил из недр спального мешка. Пытаясь прийти в себя, он бросился к люку и, уже почти добравшись до него, окончательно сориентировался в пространстве и времени.

Если бы не откидная койка и сверкание звезд сквозь выпуклый обзорный иллюминатор — он мог находиться в каком-либо небольшом номере отеля. Но светящаяся панель около двери напоминала, что снаружи имелись кое-какие существенные отличия.

Это напрямую взывала Система Жизнеобеспечения, предупреждая с помощью небольшого изображения фигуры в полном космическом снаряжении тех редких любителей читать надписи, что не смогли сразу сориентироваться в обстановке.

Шеврон отклонился влево, быстро открыл шкафчик и за десять секунд сосредоточенных усилий превратился в громоздкого зомби.

Как только самозатягивающийся шлем сомкнулся, он оказался полностью изолированным в собственном акустическом панцире, и сигналы прервались. Когда он включил звук, они возобновились, усиленные и как будто более настойчивые — словно предназначались лично ему.

Сбор был всеобщим. Шеврон находился там, где был в течение последней недели, — на Спутнике № 5, который следовал тщательно выверенному курсу вдоль пятой параллели и регистрировал передвижение своего двойника по другую сторону экватора. Спутник № 5 охранял интересы правительства Северного Полушария с неусыпным рвением.

Здесь имел место один горький и мучительный момент. Как назначение для оператора высшего ранга эта миссия не была достаточно четко определена. Видимо, кто-то в наивысших эшелонах власти, просмотрев отчет о его последнем задании, решил, что он нуждается в отдыхе.

— Ну, как вы собираетесь поступить с Шевроном? Отправьте его на спутник. Даже гений своего дела не сможет там что-либо выискать.

Повернувшись к двери, он внезапно замер, увидев собственное отражение на внутренней поверхности плексигласовой маски: высокий лоб, коротко остриженные каштановые волосы, серьезные в серую крапинку глаза — жесткое, сардоническое лицо, если в него внимательно вглядеться.

Шеврон обнажил зубы в оскале, словно два угрюмых пса столкнулись нос к носу, и, наклонив голову, быстро пронес под дверным косяком свои два метра.

Снаружи он очутился на открытой галерее жилого сектора спутника-кольца. С щелканьем открылись соседние люки, и вереница громоздких фигур медленно зашагала к ближайшей гравитационной трубе, приглушенно шаркая мягкими подошвами. Затем, один за другим, они начали перебирать руками вдоль стальной паутины ее сторон, словно множество гротескных паучков.

Три вахты, по двадцать человек каждая, обеспечивали номеру пятому непрерывную работу. Приезжие специалисты разного рода увеличивали эту цифру от шестидесяти восьми. На взгляд Шеврона, здесь была вся пара сотен, втиснувшаяся в командную рубку, выполненную в виде сферы, когда начальник станции подключился к главному каналу для всеобщей переклички.

По мере поступления, данные тут же подвергались обработке. Кто-то из местных остряков, уже прошедший регистрацию, заявил, что если старый ублюдок хотел только узнать, здесь ли они, то он мог бы выбрать более подходящее время. Во всяком случае, здесь больше некуда было пойти.

Шеврон, не обращая внимания на поток проклятий, обрушившийся на него, протиснулся между двумя круглыми портиками на верхнюю галерею, которая огибала сферу по окружности, и смог увидеть происходящее внизу, в операторской.

Большой сканер следил за пуском приземистого возвратного модуля. В тот момент, когда он отошел от горящего ярко-оранжевыми огнями трапа, в потоке следования докладов возникла пауза и Шеврон, очнувшись, быстро проговорил свои данные.

— Четыре-пять-один отклонение семь ноль отклонение Чарли девять, Шеврон.

Собственный голос прозвучал непривычно для его ушей. Шеврон был вынужден признаться себе, что не так часто пользовался им за последние несколько лет. Это был достаточно существенный момент, способный в одно мгновение превратить здорового мужчину в шизика.

Когда последний резидент отрапортовал, наступила пауза. Директор станции, доктор Вернон Грир, поднял было перчатку, чтобы дернуть себя за правую мочку уха, — так он поступал всегда, когда сильно волновался, — но наткнулся на гладкий панцирь забрала. Он сделал шаг вперед, выдернул из выхода приемника ленту и прочитал вслух высоким взволнованным голосом:

— Два-шесть-четыре отклонение семь пять, черт тебя дери, пять ноль, Мартинец.

Как финал учебной тревоги — это был полный провал. Шеврон, с его натренированной памятью на имена и лица, словно увидел Лойз Мартинец на объемно-цветном экране сканера. Она была маленькой изящной брюнеткой, еврейкой, словно сошедшей с ассирийских фризов. Мартинец работала в медицинском господразделении станции. Ему запомнились ее гибкие пальцы, оценивающе пробегающие по его бицепсам в тот момент, когда она брала пробу на очередной анализ крови.