Альберт Мифтахутдинов
Очень маленький земной шар
О книге и ее авторе
Окна квартиры, в которой живет Альберт Мифтахутдинов, смотрят на створ бухты Провидения, и в темные осенние вечера мерцающий свет маяка-мигалки отражается на ее стенах.
В прошедшее лето мне так и не удалось встретиться с Мифтахутдиновым. Я лишь мысленно представлял себе, как прекрасно смотреть из окон его квартиры на бухту, встречать и провожать корабли, слушать их гудки и видеть тревожные, зовущие сны под мерцающий свет навигационного маяка.
Мифтахутдинов был далеко, в Чаунском районе.
Я надеялся увидеть его на обратном пути, когда возвращался из Уэлена. Но в конце августа его еще не было в Провидении. Он был на побережье Ледовитого океана. Это самая лучшая пора чукотского лета. Еще редки шторма, тундра полна ягод шикши и морошки, грибов столько, что большую корзину можно заполнить за каких-нибудь двадцать-тридцать минут, в реках и лагунах плещется голец — вкуснейшая северная рыба. Порой северный ветер пригоняет полоску льда, но стоит слегка подняться южному ветру, как лед уходит, словно поддразнивая людей, напоминая им о скором приходе долгой зимы. На льдинах лежат моржи, киты бороздят густую, тяжелую воду, поднимая фонтанами легкий туман, который вдруг окутывает все море, скрывая скалистые мысы, острова.
Жаль, что мне не удалось увидеться и поговорить с Альбертом. А мне хотелось потолковать о его новой книге, вспомнить далекие берега, по которым он прошел пешком, на вельботах, проехал на собачьих упряжках.
Мне хотелось сказать ему, как обрадовали меня его последние рассказы, в которых уже ясно проявляется собственное видение мира, что в конечном итоге и определяет интерес читателя к пишущему человеку.
Сам Альберт как-то сказал о себе:
«На Севере я всю жизнь, кроме пяти лет учебы в Киевском университете. Сначала Европейское Заполярье, теперь — Чукотка. Работал журналистом, геологом, сценаристом, каюром.
Исходил пешком и изъездил на собаках всю Чукотку.
Я никогда не покину Север.
Остальное — в рассказах».
Вот, собственно, и вся биография молодого писателя, нашего современника. Потому что все остальное, вся его жизнь в том, что он сделал. Можно участвовать в тех или иных событиях, можно и самому творить Эти события. Альберт Мифтахутдинов делает и то и другое.
Он просто не мог не стать писателем.
Советский Север, и в частности Чукотка, сейчас переживает как бы второе рождение. Промышленное освоение буквально на глазах преобразует типичный северный пейзаж. Иные чукотские поселки обликом своим и уровнем благоустройства могут поспорить с населенными пунктами центральных районов нашей большой страны. Встали корпуса огромных обогатительных фабрик, приисков, мощных электростанций, строятся порты.
Но вся эта работа идет в труднейших условиях.
И это определяет характер и облик трудового человека Севера.
Сейчас уже трудно отличить коренных жителей от тех, кто стал северянином не по рождению, а по призванию. Иногда вы встречаете русского парня — оленного пастуха в тундре, бульдозериста-чукчу на прииске, эскимоса — капитана судна в порту. Чукчи и эскимосы поют русские песни, татары, грузины, русские носят зимой чукотскую кухлянку и меховые торбаса, мурлычат чукотские и эскимосские напевы, бьются за билет в первом ряду, когда приезжает чукотско-эскимосский ансамбль «Эргырон».
В рассказах и в повести Альберта Мифтахутдинова северянин определяется не по национальности, а по отношению его к этой земле, к делам Севера, по степени влюбленности в этот край.
Альберт Мифтахутдинов порой пишет слишком красиво. Я бы не назвал это недостатком. Скорее это свойство меняющегося, развивающегося таланта. Избыток чувств и мыслей ищет выхода, ищет своего выражения. Иногда берутся первые попавшиеся слова и из них пытаются лепить образ Севера. Порой проглядывает что-то знакомое, волнующее, но лишь вызывает сочувственную улыбку. Север сдержан и мужествен в проявлении своих чувств. Все это трудно выразить словами, трудно написать, потому что это по-настоящему прекрасно.
Мифтахутдинов ищет. Находки с годами становятся все более частыми.
В этой книге собрано лучшее и значительное, что написал неисправимый романтик, человек, известный читающей Чукотке, своим друзьям под коротким, добрым именем — Мифта.
Года два назад я познакомил его с канадским писателем Фарли Моуэтом.
Вернувшись от него в магаданскую гостиницу, Фарли мне сказал:
— Из этого парня выйдет настоящий писатель. Потому что он долго и тяжело болеет типичной болезнью — романтической влюбленностью в Север. Люди, перенесшие эту болезнь, на всю жизнь сохраняют верность к холодным краям и (это — уже загадка эволюции) почему-то становятся писателями…
Заканчивая это короткое вступление к новой книге, я бы хотел пожелать Мифте трудной дороги, частых встреч с хорошими людьми и со многими-многими читателями.
Юрий Рытхэу
Очень маленький земной шар
Повесть
Действующие лица
Пролог, в котором автор представляет своих героев
Кроме весны и лета, зимы и осени, существует особая пора года. Она может начаться в апреле, может в мае, может в начале июня. Это время выброски геологических партий в поле.
Поле… Этим словом живет весь поселок. Когда идет выброска геологических партий, поселок живет в новом ритме, и даже те, кто не имеет отношения к геологии, как-то окунаются в этот ритм. И потом, когда последний вертолет увезет последнего геолога, вдруг все удивятся наступившей тишине; первое время всем оставшимся в поселке будет чего-то не хватать, а потом догадаются, что все это долгое тихое время теперь стало временем ожидания, ожидания того часа, когда геологи начнут возвращаться. И в поселке будут ждать каждого, даже если у него в поселке нет никого, совсем никого, как у нашего каюра Володи. Будут ждать друзья, будут ждать жены, будут ждать соседи и знакомые продавщицы, будет ждать девчонка, которую ты пока не знаешь.
Работать нам предстоит на реке Пеледон. Половина партии уже там. Мы улетим последними, и всего груза хватит на один вертолет.
Поле… После возвращения с поля в свой маленький поселок вдруг убедишься, что к твоему полю так или иначе были причастны все, а само поле стало просто местом, откуда ты пошел дальше.
Каждый человек волен выбирать места, откуда он пойдет дальше. Это зависит от жизненных обстоятельств, убеждений и от того, что ты умоешь делать. Тот, кто работал в геологической партии, может считать, что ому повезло. Я всегда вспоминаю с нежностью о ребятах, с которыми работал.
А пока перед заброской в поле мы еще не знаем, что будем очень дружны. Мы знакомимся и притираемся друг к другу.
Начальник партии Слава Кривоносов. Завтра на работу Слава явится в черных очках. Он всегда надевал по утрам темные очки, потому что глаза его выдавали, сколько было накануне тостов и прощаний. И будет он мотаться целый день из камералки на склад, из склада — на вертолетную площадку, с площадки — в морской порт и камералку, сам все проверит, не потому, что никому не доверяет, а просто лучше лишний раз убедиться самому, самому все проверить и пощупать.
Была у Славы одна, но пламенная страсть, кроме геологии конечно, — народный театр. Режиссер отводил ему явно не те роли, заставлял совершать на сцене неблаговидные поступки. В последней пьесе он играл пирата капитана Рулли. Он стоял на палубе, в руке — подзорная труба, и орал не своим голосом «о’кей, мальчики!». А увлекшись, приставил подзорную трубу к перевязанному глазу, и зал зашелся в хохоте в самом серьезном месте. Спектакль провалился, режиссер принимал валидол.