Я услышала грохот и какой-то скрежет. — Здесь кто-нибудь есть? — позвала я, до смерти испуганная тем, что меня мог кто-нибудь услышать. Я всмотрелась в то, что приняла за лабораторию. В центре стоял длинный стол из нержавеющей стали, который отделял меня от парня примерно моего возраста, запутавшегося в ножках перевёрнутого табурета. Я готова была провалиться. Я была смущена сильнее, чем когда-либо в жизни. Я буквально ошеломила этого парня своей ненормальностью.

— Прости, сказала я. — Не хотела испугать тебя.

Он выпутался из стула, поднялся на ноги и почти присел за столом, будто готовясь к нападению — Я увидела свет, и ещё здесь был этот запах и....

— Чего ты хочешь? — прорычал он. Его глаза были такие же темные, как и волосы, а одежда была зелёного и коричневого цвета, как у дерева.

— Ничего, правда, я просто гуляла....

На столе между нами я увидела книги, настоящие книги с бумажными страницами. Некоторые были раскрыты как веер. Другие сложены стопками по четыре-пять штук.

— С тобой кто-нибудь есть? — спросил он, все ещё подозрительно осматривая меня и сжимая кулаки.

— Никого. — Отвечаю я, и только теперь чувствую страх. Могут ли ещё сохраниться опасные люди, о которых мне рассказывала бабушка? Я сунула руку в карман к своему Гизмо.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Я вытащила свой Гизмо, чтобы он знал, что я могу вызвать помощь.

— Не смей! — закричал он, указывая на Гизмо в моей руке. Затем его голос смягчился. — Пожалуйста.

— Тогда прекрати орать на меня! — ответила я.

Он запустил руку в свои спутанные волосы, отчего они мягкими завитками упали вокруг его ушей. — Ты просто удивила меня, вот и всё.

Затем он несколько секунд изучал меня.

— Что ты здесь делаешь? Чего ты хочешь?

— Я шла по запаху, — начала объяснять я. — Пахнет так здорово, что мне необходимо было найти источник. — Расстроенная, я подняла голову, но затем, я увидела, что он выглядит расслабившимся, и мне стало любопытно. — Что ты здесь делаешь? Что это за запах? Кто ты?

Он облизнул губы, как будто нервничал, потом ответил: — Меня зовут Бэзил.

— Бэзил? — я не смогла удержаться от смешка. — Бэзил, а дальше?

Он убрал волосы с глаз, и сказал: — Просто Бэзил. А тебя?

— Та...— начала было я, но потом решила поиграть в его игру и произнесла, — Эппл.

— Эппл? — Он приподнял брови. — Эппл, а дальше как?

— Просто Эппл, — сказала я с легкой улыбкой, и, думаю, что он почти хотел улыбнуться в ответ.

Я посмотрела на стопку книг между нами и увидела изображения еды. Некоторые из них я узнала, например зелёные, красные и жёлтые фрукты и овощи из старых детских книжек, насыщенный сочный коричневый цвет приготовленного мяса из старых рекламных объявлений в Древностях и фото пышных золотистых буханок хлеба, похожих на те, что бабушка показывала мне, когда я была маленькой. Внезапно мой рот наполнился слюной, а желудок взбунтовался, как та кошка на картинке в парке. Я почти была готова к тому, что Бэзил бросит в меня ботинком. Расстроенная, я прижала руки ко рту, чтобы остановить шум, поднимающейся изнутри, но Бэзил подошёл ко мне и коснулся руки. Мы уставились друг на друга, и я задрожала, когда он прошептал: — Ты тоже?

* * *

Мы с Бэзилом сидели рядом за столом. Между нами была стопка книг и жужжащее устройство, подключенное через катушку с тонкими витками к квадратным металлическим шкафам, стоящим у стены.

— Значит я такая не одна? — спросила я, чувствуя что-то вроде облегчения, которое могли чувствовать выжившие, выходящие из бункеров после бомбардировок во время войн.

Он кивнул.

— Как давно это случилось с тобой?

— Достаточно, — всё, что он сказал.

— И есть ещё такие?

И снова кивок.

Я пытаюсь осознать то, что где-то ещё могут ходить люди с таким же урчащим желудком, как у меня. Мне интересно, где они, кто они, и что они делают, когда это с ними происходит. Но самый главный для меня вопрос это почему.

— Моя мама исследователь, — говорю я ему. — Она говорит, что возможно, мой метаболизм изменился. — Я приподнимаю край рубашки сзади. — Она сейчас собирает мои показатели.

Он морщится, когда я показываю ему пластырь.

— Я бы никогда не позволил прилепить ко мне эту штуку, — говорит он, а я заверяю его, что это совсем не больно — Я не это имел в виду. Тебе не должна себя чувствовать аномальной, как будто изменить нужно именно тебя. — Он выглядит раздражённым.

Я опускаю свою рубашку.

— Но должно же быть какое-нибудь объяснение. Разве тебе не хочется его узнать?

— Я знаю ответ, — говорит он.

— Правда знаешь? — Я наклоняюсь ближе, ожидая сенсации.

— Так происходит просто потому, что мы люди,

— Ах, это, — говорю я, не впечатлённая услышанным. Я беру со стола забавную маленькую машинку. Она квадратной формы с перекладинами и чем-то вроде сканера на дне, но не видно никакого экрана. — Что это?

Бэзил отбирает её у меня и ставит на колени, убирая с глаз. — Просто вещь.

Я подвигаю книгу ближе. — Где ты всё это достал? — Я листаю тяжёлые блестящие страницы. Тут не только картинки с изображением еды, большинство из которой я никогда раньше не видела, здесь есть инструкции, как её приготовить. — Пол стакана измельченного лука, — читаю я. — Один зубчик чеснока, один зелёный перец. — Я смеюсь. — Похоже на какое-то волшебное зелье.

Бэзил протягивает руку и захлопывает книгу.

— Эй, — протестую я. — Я же рассматривала её.

Он складывает все книги и отодвигает подальше от меня. — Слушай, — нервничая, говорит он. — Тебе лучше уйти отсюда подальше. Разве тебя не будут искать? — Он указывает мне за спину. — Они могут искать тебя.

Я прикасаюсь к пластырю через одежду: — У него нет радара. И я отправила свой Гизмо спать. Я ненавижу, когда люди всё время знают, где я нахожусь. Это посягательство на мою личную свободу.

Неожиданно он начинает смеяться.

— Тебе это кажется смешным? — спрашиваю я.

— Ну, вообще-то да, — отвечает он. — Ты только что юридическую отмазку Единого Мира и повернула против них самих.

— В корпорации тоже люди! — Я цитирую любимое оправдание ЕМ. — Большинство людей не понимают этого. — Я робко улыбаюсь, думая, что он тоже может тайно быть членом Динозавров.

— Большинство людей глупы, — отвечает он.

Мы улыбаемся друг другу, но я отвожу взгляд и вытаскиваю книгу из стопки, чтобы удержаться от прикосновения к нему, что, я чувствую, я собиралась сделать. Это заставляет меня нервничать.

— Это то, что ты делаешь, когда твоё тело издает эти звуки? — Я открываю книгу и пялюсь на страницы. — Ты смотришь на это? Это помогает?

Бэзил наклоняет голову и отводит глаза. Но затем он снова поднимает на меня взгляд сквозь мягкие завитки, спадающие на лоб. — Иногда от этого только хуже.

— Тогда зачем...

— Как давно это происходит с тобой? — Спрашивает он.

— Несколько недель. Может больше. — Теперь моя очередь смущаться. — Становится хуже, — еле слышно шепчу я.

— Со мной это происходит намного дольше, — произносит он.

— Может быть, тебе нужно отрегулировать твою формулу синтамила

Мгновение он смотрит на меня, трясёт головой и переспрашивает: — Отрегулировать? — как будто это что-то невероятное.

— Да, они могут переделать твою формулу, чтобы оптимизировать...

— Поверь мне, — говорит он отворачиваясь. — Я видел, что они делают с такими как мы, и речь идет отнюдь не об оптимизации формул. Сначала тебя таскают по разным специалистам, каждый из которых утверждает, что знает, в чём проблема, но ничего не срабатывает. Затем они говорят, что причина в твоём мозгу. Они запирают тебя. Пичкают лекарствами. Заставляют тебя думать, что ты ненормальный. Но мы не ненормальные. — Он смотрит на меня, защищаясь. — Чувствовать голод — самая нормальная вещь в мире.

Меня передергивает при слове голод, самом нелюбимом моей мамой слове в английском языке.