Дом теперь целиком лежал на Жанне, и для начала, она решила осмотреть все его комнаты. Взяв для отвода глаз метелку из перьев для пыли, она поднялась наверх.

Там находились четыре спальни и две ванные комнаты. Самая большая комната принадлежала Эмми — здесь они с мужем жили после покупки дома, в конце шестидесятых годов. Стену напротив кровати, украшал писанный маслом портрет седого ковбоя верхом на коне. Эмми как-то говорила, что их соседка нарисовала большой портрет ее мужа.

Жанна замерла на секунду, очарованная мастерством художницы, сумевшей вдохнуть жизнь в свою работу. На морщинистом лице мужа Эмми, сияли молодые веселые глаза, и Жанне померещилось, что он вот-вот откроет рот и расскажет какую-нибудь забавную историю.

Сила характера, о которой свидетельствовал весь облик старого ковбоя, заставила Жанну вспомнить об отце. Вот уж у кого в избытке и сила, и характер, но, начисто, отсутствует чуткость. Она подумала также о матери и братьях, которые — она в этом не сомневалась — сейчас беспокоятся за нее. Да и отец, бесспорно, тоже охвачен тревогой. Но Бен Уитли слишком упрям, чтобы признаться даже самому себе, что дочь покинула родной дом по его вине. Если ей вздумается сейчас возвратиться или даже позвонить по телефону домой, он по-прежнему будет пытаться вертеть ею. Отцу не надоедало твердить, что она упряма, как одно известное животное. Если это и соответствует действительности, то ничего удивительного — ей было от кого унаследовать эту черту. Сейчас Жанна скучала по отцу, но твердо решила, что после возвращения домой, повернет все по-иному. Обдумав, таким образом, ситуацию еще раз, она гордо расправила плечи и отправилась осматривать остальные комнаты.

Комната Сета оказалась в самом конце коридора. Окнами она выходила в яблоневый сад. Обстановка была самая простая: аккуратно застеленная двуспальная кровать, высокий платяной шкаф красного дерева и старомодное кресло-качалка с глубоким мягким сиденьем. Не удержавшись от искушения, Жанна уселась в него и покачалась.

Оно было словно специально сделано под ее рост, и, качаясь, она живо представила, как в нем сиживали женщины из рода Броуди, баюкая своих младенцев, прислушиваясь к звукам сельской жизни и любуясь созревающими плодами на яблонях.

Мечтательное настроение, овладевшее Жанной, снова вернуло ее в родной дом. Вспомнился диван у окна, прикорнув на котором, они с матерью частенько беседовали по душам. О, Жанна очень хорошо представляет себе, что бы сказала мама по поводу ее исчезновения! Стремление дочери к самостоятельности, она, конечно, одобрила бы, но за бегство из дому побранила бы. Досталось бы Жанне и за то, что она не рассказала Сету всей правды о себе. Чувствуя свою вину, Жанна заерзала в кресле, и оно в ответ жалобно заскрипело.

Жанна со вздохом огляделась, оттолкнулась ногой от пола, приводя кресло в движение, и снова погрузилась в свои мысли.

А ведь Сет, скорее всего, окажется последним из Броуди, раскачивавшимся в этом кресле! С какой твердостью он заявил, что никогда не женится, потому что жизнь в Фоун-Крике слишком трудна для женщины! Тем не менее, многие поколения женщин, носивших фамилию Броуди, сумели ее вынести. По словам Эмми, Сет был единственным ребенком своих родителей. Кому же после него достанется ранчо? Сомнений быть не может — оно перейдет в другие руки. И он, положивший столько труда на то, чтобы вернуть его своей семье, безропотно смирится с этим?

Жанна дотронулась до рта. Эти губы он сегодня утром целовал. Для него этот поцелуй ничего не значил, следовательно, и для нее не должен иметь никакого значения. А, тем не менее, имеет! Но почему?..

Сет из той категории мужчин, которые волнуют женщину, сами сохраняя хладнокровие, но если это так, то почему же она заметила в его глазах признаки уязвимости? Не говорит ли это о том, что на самом деле он, навряд ли, полон такой уж решимости скоротать свою жизнь в одиночестве?

Поднявшись с кресла, Жанна прошлась по комнате, затем остановилась около кровати и провела рукой сначала по резьбе на спинке из красного дерева, а потом "по выпуклому узору на голубом покрывале.

Усевшись на ее край, она слегка попрыгала, как бы испытывая крепость матраца. Судя по чистоте, уборщица Сету не нужна. Он сам убирает комнату.

Да полноте, убирает ли? Жанна вспомнила, как представляли себе уборку ее братья. Они просто засовывали все, в этот момент ненужное, под кровать. Повернувшись, Жанна легла на живот, ухватилась за край кровати и нагнулась вниз так, что ее густые длинные волосы коснулись пола.

Но нет! Ни ботинок, ни одежды, ни спортивного инвентаря под кроватью не оказалось. И как она ни старалась, так и не углядела ни одной пылинки. Сет, в действительности, был таким чистюлей, каким казался.

Погруженная в эти мысли, Жанна и не заметила, что за нею наблюдают. Но тут в поле ее зрения попала пара сапог, которых вроде бы раньше не было. Повертев головой в разные стороны, она дотронулась до них рукой. Настоящие! Откинув волосы назад, она подняла голову и скользнула взглядом сначала по длинным пыльным джинсам, затем по разорванной рубашке и, наконец, по лицу Сета Броуди.

Жанна улыбнулась как можно более беззаботно.

— Готова спорить, вы понять не можете, что я делаю в вашей комнате.

— Точно. И с нетерпением жду объяснений.

Она покраснела так, что ярко горящая лампочка с рождественской елки казалась бы рядом с ней тусклой. Тем не менее, она с чувством собственного достоинства поправила на себе майку и сообщила:

— Ищу пыль.

Сет, скрестив руки на груди, с понимающим видом кивнул.

— Да, да, вижу.

— Вам, должно быть, известно, как любит пыль скапливаться в подобных местах? — выпалила она, чувствуя себя последней дурой и понимая, что в ее положении лучше всего было бы промолчать.

— Что за вопрос! Пыль — главная моя забота!

— Да? Главная забота?

Сет с понимающей улыбкой подошел к ней.

— Ну и как? Нашли?

Жанна сделала шаг назад, выставила перед собой метелку для пыли и поводила ею по руке.

— Нашла? Что именно?

— Пыль.

— Нет, не нашла. Рада сообщить вам, что под вашей кроватью чисто.

— О, какую тяжесть вы сняли с моей души!

— Но я... Но я... Я все же закончу вытирать пыль.

С побагровевшими щеками Жанна принялась обмахивать метелкой верхушку безукоризненно чистого на вид платяного шкафа и, в конце концов, даже расчихалась.

Усмехаясь, Сет пересек комнату и уже из противоположного угла послал ей иронический взгляд.

— Бог вам в помощь. Вы, вижу, трудитесь в поте лица своего, так не стану вам мешать.

И он стащил с себя рубашку, порвавшуюся снизу доверху.

«Не стану вам мешать»! Издевается он над ней, не иначе! При виде его обнаженной груди и мускулистых рук, у Жанны, похоже, поднялась температура. Не отрывая от него глаз, она следила за тем, как он вытащил из гардероба чистую рубашку, надел ее и застегнул. Но когда он стал расстегивать джинсы, чтобы заправить рубашку внутрь, Жанна, словно очнувшись ото сна, двинулась по направлению к двери.

— Я... ммм... я закончу потом, — переведя дыхание, с трудом выдавила она.

Усмехнувшись, Сет вышел вслед за ней в коридор и вручил ей разорванную рубашку.

— Старье такое, что чинить ее нет смысла.

Ах, вот как?! Значит, в ее обязанности входит еще и починка одежды? Она же, между тем, не умеет даже вдевать нитку в иголку.

— Да, да, разумеется!

— Эмми обычно пускает такую рвань на тряпки, — сообщил он и легко сбежал вниз по лестнице, она же продолжала стоять как вкопанная, одурманенная его близостью и исходящим от рубашки своеобразным запахом — смесью мускуса и пота.

Прислонившись к стене, Жанна старалась обрести спокойствие. Так ей и надо — размечталась о какой-то ерунде в самый разгар рабочего дня, а дела-то стоят! Твердо решив больше не поддаваться подобной слабости, она двинулась на кухню и, чтобы окончательно прийти в себя, еще раз перечитала рецепт приготовления бифштекса с перцем.