1 февраля. Неужто ваш декан св. Патрика до сих пор не получил моего письма? Вы об этом даже не упоминаете, хотя уже месяц, как я ему написал. У моего типографа приступ подагры. День сегодня выдался восхитительный. Отчего вы никогда не сообщаете, была ли у вас в те же самые дни хорошая погода? В шесть часов вечера доктор Эттербери, Прайор, я и доктор Фрейнд встретились в доме доктора Роберта Фрейнда в Вестминстере, где он исправляет обязанности ректора школы; мы засиделись до часу ночи и, право же, это была очень славная компания. А теперь я позволю себе потолковать немного с Дингли о политике: упоминаемое ею место из «Поведения союзников» настолько далеко от того, чтобы заслуживать порицания[793], что господин секретарь даже намерен настаивать на этой мысли при обсуждении «Договора о барьере»[794], которое должно вскоре состояться, потому что министры распорядились представить этот договор на рассмотрение палаты общин. «Совет Октябрьскому клубу» стали, наконец-то, покупать, но молва о нем едва ли достигнет Ирландии, хотя, смею вас уверить, написан он весьма недурно. Мне уже не терпится ответить на ваше письмо, но я пока воздержусь, потому что уже довольно поздно.

2. Сегодня последний день рождественских праздников[795], но мне-то, собственно, что до этого? Ведь я в нынешнем году не видал, не слыхал и не почувствовал никакого Рождества. День прошел томительно и праздно. Утром я пошел к лорду-казначею; мне нужно получить от него кое-какие бумаги, но он и думать об этом забыл, а ведь речь идет о деле, в котором он более всех заинтересован. Дождь все грозился, но лишь слегка покрапало, поэтому мы с Прайором часок погуляли в парке, хотя это нарушило все мои планы. Обедал я с приятелем, живущим неподалеку от меня, а потом до полуночи просидел с лордом Мэшемом. Лорд-казначей не пришел; у него в этот день за обедом обычно собирается праздная компания. Нам уже не терпится получить из Голландии какие-нибудь вести насчет переговоров о мире; мы опасаемся, как бы эти негодяи голландцы не сыграли с нами какую-нибудь шутку. У лорда Мэшема был также шотландский граф лорд Марр. Я доказывал ему, что его соотечественники упрямы и глупы; очень уж они разгневаны делом герцога Гамильтона: королева присвоила ему титул английского герцога, а палата лордов, тем не менее, отказывается допустить его на свои заседания. Лорд Марр клянется, что охотно голосовал бы за нас, но не осмеливается, потому что в таком случае вся Шотландия заклеймила бы его презрением, его никогда бы больше не избрали, да и вообще он не смог бы там дольше жить.

3. Отправился нынче ко двору в расчете на обед, но ни одно из приглашений мне не приглянулось, и в конце концов я пообедал с лордом Маунтджоем. Королева не была сегодня на богослужении, у нее приступ подагры в колене. Я слыхал, будто из Голландии получена почта, но никаких новостей пока не знаю, хотя виделся утром с господином секретарем. Он показал мне письмо, полученное им от ганноверского посла в Лондоне мистера Ботмера, который выражает недовольство тем, что «Договор о барьере» представлен на рассмотрение палаты общин, и возражает против каких бы то ни было изменений «Гарантий престолонаследия»; секретарь направил ему довольно-таки едкий ответ. С тех пор как вы прочитали «Поведение союзников», вы, я полагаю, прекрасно разбираетесь во всех этих материях и стали опытными политиками в юбках. Мы готовимся теперь ко дню рождения королевы, который, кажется, придется на следующую среду. Но если у нее усилится приступ подагры, праздник, конечно, будет испорчен. Принц Евгений сшил себе к этому дню два чрезвычайно нарядных туалета, а королева собирается преподнести ему шпагу, усыпанную бриллиантами, стоимостью в четыре тысячи фунтов.

4. Нынче утром я стоял у дверей палаты общин в качестве ходатая за сына архиепископа Тюамского мистера Визи[796]; он хлопочет перед парламентом об утверждении его в правах наследования; мне удалось заручиться более чем пятьюдесятью голосами в его пользу. Обедал я у леди Мэшем. Никакой почты из Голландии, о чем я писал вам вчера, оказывается, не поступало, и многим из тех, кто ожидает получения оттуда праздничной одежды, отсутствие попутного ветра помешает появиться при дворе в день рождения королевы. Я условился встретиться нынче вечером у секретаря с одним джентльменом, но не застал ни того, ни другого. Палата общин приняла нынче много суровых решений касательно недобросовестного обращения с нами союзников, при этом ораторы черпали все свои доводы из моей книги, и результаты голосования подтверждают все, что я написал: двор добился большинства в сто пятьдесят голосов. Все сходятся на том, что именно моя книга подвигнула их на такие решения: мне не терпится увидеть их напечатанными. В последние несколько дней с головой у меня было не так хорошо, как мне бы хотелось, однако приступов головокружения не случалось; надеюсь, что все это пройдет.

5. Секретарь выставил меня нынче из своей комнаты; показав перед тем аккуратно завернутые пятьдесят гиней, которые он намеревался вручить какому-то шпиону французу. Обедал я с четырьмя ирландцами в таверне, хотя, признаться, давал себе зарок не делать этого, и все-таки нарушил его. Вечер провел за картами у леди Мэшем, но только играл за нее, пока она что-то писала, и, представьте себе, выиграл ей ставку; у них я и поужинал. Там был и лорд-казначей, но он ушел еще до полуночи. Леди и лорды уже приготовили праздничные туалеты к завтрашнему дню. Я видел несколько чрезвычайно нарядных платьев и надеюсь, что завтра при дворе будет большой съезд гостей, вопреки злобной французской повадке, которую усвоили дамы из лагеря вигов: они все до единой сговорились завтра не приходить, и я надеюсь, что это только еще больше и бесповоротно настроит королеву против них.

6. В три я пошел пообедать к лорду Мэшему, и как раз в это время из дворца стали выходить все, кто явился туда по случаю праздника: они высыпали огромной толпой и стояли, дожидаясь своих карет, так что я имел возможность обозреть кое-кого из знакомых мне лордов и дам во всей пышности их нарядов. Особенно хороша была, на мой взгляд, леди Эшбернхем. Говорят, что такого многолюдства и такой роскоши одежд при дворе еще не бывало. Лорд-казначей, миледи и обе их дочери, а также миссис Хилл обедали у лорда и леди Мэшем, и при этом все пять дам были чудовищно разряжены. Королева вручила нынче принцу Евгению усыпанную бриллиантами шпагу, но при этом присутствовал один только лорд-камергер. Вечером в музыкальном собрании исполнялись арии из опер; королева пробыла там до самого конца и очень хорошо после этого себя чувствует. Видел я и леди Уортон, уродливую, как дьявол, и в совершенном затрапезье, когда она выходила из толпы; она предпочла разглядывать все происходившее из окна дворца герцога Мальборо, что напротив Сент-Джеймса, вместе с дочерьми герцога и леди Бриджуотер[797], одетыми так же затрапезно. Я не слыхал, чтобы хотя одна из дам, принадлежащих к лагерю вигов, удостоила праздник своим посещением, кроме камер-фрейлин, конечно. Однако ничто не вызвало такого шума, как карета некоего Келсона[798], которая, говорят, обошлась в девятьсот тридцать фунтов и роскошнее которой еще не видывали. Чернь приветствовала ее владельца не меньше, нежели самого принца Евгения. Вот я с вами немного и поболтал по поводу дня рождения королевы.

7. Сегодня собиралось наше Общество, но герцог Ормонд отсутствовал; эти обеды стали теперь скромнее. В последнее время они были до того расточительными, что лорд-казначей и многие другие нас за это порицали. Я оставил их в семь, потом просидел час с визитом, после чего, как пай-мальчик, возвратился домой. Королева чувствует себя после вчерашнего вечера намного лучше, и друзья советуют ей чаще позволять себе такие развлечения. Я воспротивился избранию в наше Общество лорда Джерси, и ему ответили отказом; и еще я возражал против избрания герцога Бофорта, но, думаю, что, несмотря на это, его все же изберут; впрочем, это не слишком меня заботит, поскольку мне предстоит встречаться с ними не более двух месяцев: дело в том, что я решил в начале апреля уехать в Ирландию (прежде чем опять наступит мой черед угощать их), чтобы повидать, наконец, свои ивы.