— Если вас послушать, — признался я, — то не очень.

— Я описал все так, как оно должно было случиться. Но было ли так на самом деле? Я уверен, что нет. Он заметил грелки только потому, что они действительно были пустыми, на полные он вообще не обратил бы никакого внимания — то ли в постели больного, то ли в постели покойника. Слов нет, бывают люди, способные на подобную изобретательность и коварство, но он не из их числа. Следовательно, приходится заключить: грелки он нашел пустыми, но нам-то это что дает?

— Тут надо подумать, — я сел.

— Подумайте. Дело дрянь, — в его голосе звучала горечь. — Я-то давно это понял. Чтобы сохранить уважение к себе, — а это долг, который никому нельзя передоверить, — я просто обязан докопаться до сути. Может, виновата мисс Горен? Взяла и положила в постель пустые грелки?

— Исключено, сэр. Я думаю на ней жениться. И потом, я просто в это не верю. Она квалифицированный медик, а ни одна обученная квалифицированная сиделка такого ляпсуса допустить не может.

— Согласен. Тогда что мы имеем? Около полуночи, буквально перед уходом, мисс Горен наполнила грелки горячей водой и положила их в постель. Часов в шесть утра Пол Файф нашел обе грелки в постели, но пустые. Кто-то их взял, вылил воду и положил обратно. Зачем? Объясните.

— Что вы на меня так смотрите? Я их не выливал. Почему я должен объяснять?

— Да вы и не сумеете ничего объяснить. Скажете, что их вылили с целью убийства? Смешно. Объяснить это невозможно, а все необъяснимое в деле о смерти приобретает зловещий оттенок, особенно если покойник — миллионер. Прежде чем задать вопрос, кто это сделал, я должен ответить на вопрос — зачем?

— Не обязательно, — возразил я. — Задачу можно упростить. Ограничиваемся этой тысячей, но даем не отрицательный ответ, а положительный. Пусть Пол передаст дело копам. Что и требовалось доказать.

— Фи. Вы не шутите?

Я сдался.

— Шучу. У вас безвыходное положение. Единственное, что придет копам в голову, это что сиделка сама оставила грелки пустыми, и теперь боится признаваться; а кончится все тем, что Джонни Эрроу отметелит весь отдел по расследованию убийств, от инспектора Крамера до самого последнего копа. — Тут я вдруг заподозрил подвох и посмотрел на него. — Это что, просто трюк такой? Сами вы уже поняли, для чего были вылиты грелки, или думаете, что поняли, и хотите, чтобы я лишний раз убедился в вашей гениальности?

— Нет. Я запутался окончательно. Не знаю, что и делать. Это не загадка, это черт знает что такое! — Он взглянул на настенные часы.

— Пора ложиться. И такая головоломка на сон грядущий. Однако, сначала — инструкции на завтра. Ваш блокнот, пожалуйста?

Я достал блокнот из ящика письменного стола.

В среду утром, позавтракав, как обычно, с Фрицем на кухне (а Вулф, тоже как обычно, съел свой завтрак у себя наверху), я принялся за эти инструкции. Они были простые, но выполнить их оказалось совсем не просто. Первой и главной задачей было дозвониться до доктора Буля и устроить так, чтобы он явился к нам в кабинет к одиннадцати часам — время, когда Вулф спускается в кабинет из теплицы, — и привел с собой Энн Горен. Во-первых, дозвонился я до него только к полудню. С девяти до десяти он на вызовах — это все, чего я добился от секретарши. Я попросил передать ему, чтобы он мне позвонил, но звонка так и не дождался. После десяти к телефону стала подходить медсестра. Первые три раза она отвечала любезно и с нотками сочувствия в голосе, потом — коротко и сухо. Доктор все еще обслуживает вызовы, о моей просьбе ему передали, но что она может сделать, если у него слишком много работы. Когда он наконец мне позвонил, уговориться с ним и мисс Горен на одиннадцать было уже невозможно: часы показывали без четверти двенадцать, поэтому я предложил три часа, и услышал категорическое нет. Ни в три, ни в четыре — никогда. Все, что он мог сказать о смерти Бертрама Файфа, он уже сказал, но если у Вулфа есть желание поговорить с ним по телефону, то пару минут он готов ему уделить. Я спросил у Вулфа. Тот сказал: нет, по телефону — нет. Тупик.

В конце концов после обеда мне пришлось выводить машину из гаража и ехать все сорок миль — сначала по Уэстсайдскому шоссе, потом, свернув на Сомилл Ривер Паркуэй, — в Маунт Киско, где в большом белом доме, стоящем посреди зеленой лужайки, я обнаружил приемную доктора Буля. Мне передали, что он примет меня по окончании вечернего приема, который обычно идет с двух до четырех, но когда я приехал, в очереди сидело еще пять человек, так что у меня получился настоящий продолжительный визит к врачу, с чтением неизменного набора журналов. Наконец, та самая медсестра, — она проработала у него лет шестьдесят, не меньше, — провела меня в кабинет.

Буль сидел за столом, выглядел устало, но, как и раньше, безупречно. Он быстро заговорил:

— Мне нужно на вызовы. Я опаздываю. Что у вас там еще?

Я тоже умею кратко выражать свои мысли.

— Вопрос, — оказал я, — который поднимает один из родственников покойного. Не мог ли кто-нибудь вместо морфия подложить что-нибудь другое? Прежде чем передать этот вопрос полиции, мистер Вулф хочет проверить его сам, но если, вы предпочитаете…

— Морфий? Вы хотите сказать, тот морфий, который был введен Берту Файфу?

— Да, сэр. Раз уж этот вопрос воз…

— Дурак чертов. Я о Поле, конечно. Ерунда какая. Подменил — кто и когда?

— Не уточняется. — Я сел, хотя меня и не приглашали. — Но мистер Вулф не может оставить эту версию без внимания, и был бы вам очень признателен за небольшую информацию. Этот морфий вы передавали сиделке лично?

По тому, как он на меня посмотрел, я понял, что мне сейчас посоветуют пойти и залезть куда-нибудь повыше, желательно на дерево, которое вот-вот упадет; но он передумал: решил, что лучше от меня отделаться раз и навсегда.

— Этот морфий, — сказал он, — из пузырька в моем чемоданчике. Я взял оттуда две таблетки по четверть грана, передал их сиделке и распорядился одну ввести больному сразу после ухода гостей, а другую, если понадобится, через час. Она говорит, что сделала все по инструкции. Утверждать, что таблетки кто-то подменил, — это чистый бред.

— Да, сэр. А где она их хранила до того, как сделала укол?

— Не знаю. Она квалифицированная сиделка и абсолютно надежный человек. Если хотите, я у нее спрошу.

— Нет, спасибо, я сам спрошу. А ваш пузырек с морфием? Он не мог попасть в чужие руки?

— Это исключено. Нет.

— Может, вы недавно получали новую партию лекарств, в смысле, пополнили пузырек новым запасом морфия?

— Нет. С тех пор прошло, как минимум, две недели. А то и больше.

— А как насчет вероятности, пусть даже одной на миллион, что вы сами перепутали пузырьки?

— Нет. Ни одной на миллиард. — Он высоко поднял брови. — Вам не кажется, что вы слегка хватили через край? Пол, насколько я вчера понял из рассказа Дейвида, подозревает мистера Эрроу, который приехал в Нью-Йорк вместе с Бертом.

— Может, вы и правы, но мистер Вулф уважает аккуратность. — Я встал. — Премного вам благодарен, доктор. И пусть вам не кажется странным, что только из-за этого я проделал такой путь. Мистер Вулф еще и осторожный человек. Он не любит выяснять по телефону вопросы о внезапной кончине больного.

Я вышел от него, сел в машину и уехал. Обратная дорога в сторону Паркуэй привела меня в центр города, где на угловом доме из красного кирпича, расположенном в очень удобном месте, я увидел вывеску «Фармацевт Таттл». Откуда звонить — мне было совершенно все равно, поэтому я припарковался в конце квартала и пешком прошел обратно к аптеке. Внутри это было весьма солидное заведение — современное, хорошо обставленное, с богатым выбором товаров и бойкой торговлей: на высоких стульях у стойки бара сидело с полдюжины клиентов, и еще человек пять стояли и бродили в разных концах зала. Одного из них, у прилавка в дальнем углу, обслуживал сам владелец, Винсент Таттл. Я прошел через зал к телефонной будке, связался с телефонисткой, попросил набрать номер, который я помню лучше всех других телефонных номеров, и через минуту голос Вулфа ожил у меня в ухе.