Но в стане Писарро шел пир горой. Атауальпу угощали ужином.

Инка почти ничего не ел и не пил. Писарро сидел рядом с ним, и Фелипильо бойко переводил полупьяные речи старого заморского тигра.

Язык у тигра был лисий, и он, глядя Атауальпе в глаза, клятвенно заверял его, что испанцы великодушны, что они милостивы к побежденным и что ни один волос не упадет с головы их царственного пленника.

КРАСНАЯ ЧЕРТА

Теперь у Писарро был живой талисман волшебной силы. Все царство Тауантинсуйю – от подножия Чимборасо до соленых пустынь Атакамы – было в его руках, и утро, которое пришло на смену ночи траура, принесло удивительные вести в лагерь на треугольной площади.

Без единого звука пятидесятитысячная армия инки сдалась победителям. «Их всех надо уничтожить», – нашептывали Писарро его братья.

Но Писарро распустил пленных по домам и поступал так отнюдь не из-за человеколюбия. Выгоднее было сохранить пленникам жизнь: к чему перегибать палку – ведь как-никак в Перу не менее пяти миллионов жителей, а испанцев в Кахамалке жалкая горсть, всего лишь сто шестьдесят семь человек.

У горячих источников испанцы захватили десятки тяжелых золотых и серебряных блюд, крупные изумруды, множество мелких золотых украшений. «Добрые христиане» из писарровской стаи были не только убийцами, но и мародерами. Они обшаривали тела павших защитников инки и собрали при этом немало разных ценностей.

«Всё в общий котел!» – таков был приказ Писарро.

Но Писарро не помешал своим стервятникам дотла разграбить царские склады в Кахамалке, а там были горы великолепных шерстяных и хлопчатых тканей.

Писарро рвался к столице поверженного царства – Куско, но выйти из Кахамалки в поход с такими ничтожными силами он не мог. Он направил гонца в Сан-Мигель и просил прислать оттуда подкрепление.

Между тем Атауальпа и в плену вел себя крайне опрометчиво и совершал промах за промахом. От него зависело многое. Если бы он отказался от переговоров с Писарро и тайно приказал своим военачальникам бить захватчиков, Писарро попал бы в безвыходное положение. Но инка поступил иначе. Он пошел на сговор с испанцами.

Атауальпа видел, что его тюремщики одержимы неуемной страстью к золоту, и решил выкупить себя из неволи. Как-то раз он сказал Писарро и его приближенным, что если его освободят, то он даст столько золота, что им можно будет покрыть пол комнаты, в которой велась эта беседа. Испанские рыцари подняли инку на смех – вида-ное ли дело, чтобы он, их пленник, мог собрать такую уйму золота.

Комната была длиной более пяти и шириной свыше семи метров. Инка, возмущенный насмешками испанцев, поднялся на цыпочки, вытянул руки и сказал:

– Я наполню золотом это помещение до места, куда достала моя рука.

И Писарро на этом месте провел красную черту. Затем он вызвал нотариуса. Да, нотариуса. В войске Писарро нотариусы и заплечных дел мастера шли в одном строю, ноздря в ноздрю. Нотариус скреплял печатью признания, вырванные рукой палача, вводил во владение чужой землей, составляя описи награбленного добра.

Атауальпа обязывался заполнить всю комнату золотом до красной черты, а соседнюю, меньший покой, дважды загрузить серебром.

На все это ему давалось два месяца.

Скрепя сердце Писарро пошел на уступку и согласился, чтобы золотые и серебряные изделия не переплавлялись в слитки. Атауальпа на этом выигрывал: ведь блюда, вазы, статуи и прочие изделия из драгоценных металлов нельзя было спрессовать так плотно и тесно, как слитки.

И вот сотни скороходов устремились из Кахамалки во все уголки тауантинсуйского царства. Но не красные шнуры – нити вызова и боя – несли они правителям городов и областей. Инка призывал не к оружию. Он требовал золота. Срывайте золотую и серебряную облицовку со стен дворцов и храмов, опустошайте кладовые и сокровищницы, снимайте ожерелья и браслеты, диадемы и кольца. Спешно, ни минуты не медля, шлите все это в Кахамалку.

И, безропотно следуя велениям инки, великого и непогрешимого, его верные слуги приступили к делу.

Вскоре в Кахамалку поступили первые партии драгоценностей. Писарро потирал руки, любуясь золотыми дисками и блюдами весом в две-три арробы (на наш счет, двадцать – тридцать килограммов). По самой скромной оценке некоторые драгоценности стоили сорок – пятьдесят тысяч песо. А чтобы начеканить сорок тысяч песо, монетным дворам Испании потребовалось бы десять пудов золота!

Безрассудно было гасить испанскую алчность золотом. Чем больше поступало в Кахамалку ценностей, тем жарче распалялись сподвижники Писарро. Атауальпа действовал сгоряча, обещая своим тюремщикам в два месяца пополнить свои покои до красной черты. Не так-то легко было собрать и доставить семьдесят кубических метров золота, а испанцы не хотели ждать. Им все время казалось, что инка их обманывает и обсчитывает, что он намеренно затягивает «золотую жатву». Кто-то пустил слух, будто Атауальпа втайне разжигает всеобщее восстание и что золото он задерживает сознательно, желая усыпить бдительность испанцев.

Писарро открыто назвал инку интриганом и изменником. Атауальпа отверг это обвинение и предложил послать в Куско эмиссаров-испанцев, дабы те могли убедиться, что по его приказу там в спешном порядке собирают драгоценности.

ОТ КАХАМАЛКИ ДО КУСКО

Посланцы Писарро ехали много дней на юго-восток. Собственно говоря, не ехали, а плыли, но не по воде, а по суше. Послов несли на носилках. Послов бережно поднимали на заснеженные перевалы, спускали в глубокие ущелья, переправляли через стремительные горные реки. Но путь этот был легким. Ведь в царстве инков дороги – истинное чудо. Они прорезали всю страну из конца в конец, стягиваясь к Куско, тауантинсуйской столице. Довольно узкие (в ширину они были около двух саженей), эти дороги нигде не прерывались. Через болота они шагали по дамбам, через пропасти – по мостам. Порой они врезались в отвесные карнизы, порой змеились по склонам, порой вползали на крутые спины хребтов, порой ныряли в длинные туннели. Кое-где вдоль дорог тянулись шпалеры плодовых деревьев, опасные участки были ограждены густым частоколом.

Испанцы не встречали ни повозок, ни людей. В стране Тауан-тинсуйю неведома была тайна колеса.

Попадались ламы, навьюченные всевозможным грузом. Но чаще всего тяжелые вьюки плыли на людских головах. И вот что удивительно. Испанцы, лежа на носилках, задыхались на головокружительных андийских высотах, им не хватало воздуха, у них бешено билось сердце, звенело в ушах, а тауантинсуй-цы, быстрые и легкие, как кошки, без труда взбегали на огромные кручи с паланкинами, в которых покоилась их живая ноша.

Через каждые двадцать – двадцать пять миль путники имели возможность отдохнуть и подкрепиться на тампо – почтовых станциях его величества инки.

Кипукамайоки читает«узелковую книгу»

И почта работала в Тауантинсуйю отлично, куда лучше, чем в Испании… Правда, «почтальоны» передвигались пешком. Точнее, не пешком, а рысью. В особых школах готовили легконогих часки – юношей-гонцов, которые передавали новости по эстафете.

У каждого часки вокруг пояса была повязана веревка с узловатой бахромой, и эту бахрому тауантинсуйские грамотеи «читали» как книги. Такие узелковые книги назывались здесь «кипу», грамотеи же, умеющие по ним читать, именуются «кипукамайоки».

Кипу же было устроено так. К довольно длинной веревке прикреплялись тонкие шнуры. Много шнуров, порой более сотни. На шнурах завязывались на разном расстоянии от скрепляющей их веревки маленькие узелки. Узелки обозначали определенные числа; самые большие числа завязывались вверху, самые ничтожные – на концах шнура.

Шнуры эти были разноцветные, и каждый цвет имел свое значение. Бурый цвет был цветом картофеля, белый – серебра, желтый – золота, красный – боевых действий.