«Это звучит обнадеживающе», — сказала я. Интересно, остался ли синяк от вчерашнего удара задницей об угол стола? Я запустила под столом туда палец, чтобы проверить чувствительность. Этот жилет превратит мое тело в асексуальный цилиндр, и явно добавит фунтов пятнадцать. Единственный вариант, когда бы я его надела — если бы я полностью разделась перед классом и добавила к нему сапоги на шпильке и плетку. Я потерла копчик, представляя как позирую перед мальчиками с голыми ногами.

Форд заметил мое довольное выражение и подмигнул мне, продолжая двигать челюстью, которая занимала, казалось, все его лицо. Его глаза потускнели и цветом стали напоминать луковичную шелуху — он выпил вина. Мысль о его языке, оставляющем мокрую пленку на моей коже была достаточной для того, чтобы я встала и вмешалась. «Давай-ка я тебе обновлю», — сказала я с улыбкой, забирая пустой бокал. Я опустила в него две предварительно раскрошенных таблетки амбиена, спрятанных в пакетике из-под чая, который я хранила в самом укромном уголке буфетной, куда он бы никогда не заглянул. Форд ненавидел чай — это не американское, считал он.

«Спасибо, детка», — он сделал большой глоток, оставивший фиолетовый осадок на его зубах, и некоторое время продолжал говорить об оружии. «Еще один важный день завтра, а?» — сдался он наконец. Я довела его до кровати, словно усыпленного медведя. Благодаря его отключке я позволила себе роскошь посмотреть в спальне музыкальное видео мальчиковой группы, с вибратором, включенным на максимум и ревущим как катер.

Рты всех юных певцов синхронно открывались, выводя звук «О». В связи с половым созреванием, их кожа лоснилась от пота и выглядела совершенно мокрой в сценическом освещении. Плоскости прямоугольных грудей заставили меня ускорить темп. Их непринужденные длинные челки были зачесаны набок и прикрывали глаза. Чтобы сохранять визуальный контакт с камерой, подростки откидывали рукой волосы назад, и когда их лица выхватывались крупным планом, показывались их блестящие от пота лбы. В эти мгновения проблеска ранее скрытой плоти мое сердце начинало биться так яростно, как если бы они враз сбросили свои брюки.

Моя сосредоточенность мгновенно рассеялась, когда из комнаты Форда донеслось низкое бульканье. Свет телевизора сделал его тело похожим на труп, а струйки слюны в уголках губ — на застывший яд.

Мысль о мертвом Форде меня вовсе не возбуждала, но фантазия о нахальных подростках, поющих над его телом, срывающих свои яркие футболки и размахивающих ими над головами, как будто его смерть была спортивной победой, важным шагом к победе в одной из лиг старшей школы, — этот образ был более чем приятен. Это было похоже на греческий миф. Я начала представлять, что мальчики — это пришельцы, растущие в животе Форда до тех пор, пока не окрепнут до того, что смогут вырваться наружу в неистовом рождении. Этого даже почти хватило для того, чтобы я почувствовала гипотетическое сочувствие к Форду. Если бы в его разорванном теле действительно был кокон, из которого появились бы четыре чудесных молодых мальчика, я бы даже поцеловала его в щеку, может статься. Спасибо, Форд. Но времени на промедление не будет. Эти подростки, липкие от нахождения в его утробе, будут нуждаться во мне, я должна буду отвести их в душ сразу после вылупления. Я всегда подозревала, что внутри Форд должен пахнуть, как недавно купленный фабричный ковер — он имеет слабый химический привкус, хочет казаться новым, но в нем слишком явственно сквозит обычность. Запах, говорящий: «Я даже ни на грамм не уникален. На складах достаточно таких как я, чтобы опоясать всю планету».

Мой оргазм достиг пика, когда по сценарию видеоролика мальчики спонтанно оказались бредущими по прибою океана, игриво плескаясь водой друг в друга. Один из мальчиков получил полный заряд соленой воды в лицо. Он оскалил зубы, изображая возмущение, и бросился на обидчика, толкнув его так, что тот упал задом прямо в воду. Двое других помогли тому подняться, взяв за руки. Его крошечные, похожие на пупырышки гусиной кожи, соски просвечивали через намокшую ткань. Каждый дюйм его тела был мокрым, кроме волос. Я представила себя, подходящую к нему. Я поднимаю его челку (в который раз), чтобы лизнуть его лоб. Наверное, у него вкус, как у пота на его бедрах, как у слабого загара под его шортами после того, как он пробежал многие мили по солнечному берегу.

ГЛАВА 2.

Джек Патрик. Что-то в его длинных волосах до подбородка, худой плоской груди уверило меня, что он был исключительно необычным среди своей возрастной группы, и я находила это восхитительным. Он проживал последний этап андрогинности, перед тем как половое созревание настигнет его. Он, безусловно, мужского пола, но не мужчина. Мне нравились его длинные и гладкие конечности, их пластичность, отсутствие любых намеков на полноту или мускулы. Их еще не оформившиеся очертания.

Молодежь школы Джефферсона определенно почтила меня вниманием. «Там про вас неприличные надписи, на кабинках в мужском туалете», — скучающим тоном сообщила Джанет. — «Уборщица закрасит их в ближайшее время, мы ей сообщим, но скоро они снова появятся. Называют вас горячей сучкой. Это пока еще они не дошли до крайних гадостей. Но дайте только им пару месяцев». — Джанет говорила с прикрытыми глазами, чтобы смотреть мимо меня. Она, казалось, глядела в ближайшее будущее, и оно ее не радовало.

«Мальчишки есть мальчишки», — я покачала головой в притворном неодобрении. Общественные проявления лести не затрагивали меня, эти студенты не были моей целевой аудиторией. Тот, кто достаточно смел, чтобы портить школьное имущество, уж точно не сможет надежно хранить секреты, хотя его было бы фантастически легко соблазнить. Обратное также верно. Из своего опыта обучения я уже поняла, что самые надежные мальчики, те которые точно не станут трепаться о поцелуях, — как раз самые труднодоступные.

Преподавание обернулось для меня тревожным сигналом того, как непросто мне будет удовлетворить мои желания. Сначала я думала, что одного моего пребывания среди них будет достаточно; что я, как коралл среди актиний, смогу черпать жизненные силы с помощью своих щупалец, тянущихся по коридорам школы. Спустя неделю я поняла, как ошибалась.

В первую неделю моего назначения я была без ума от одного юноши по имени Стивен — увы, слишком морального мальчика. Он был президентом школьного спортивного братства христиан и носил на шее маленький золотой крестик с цепочкой. Я не могла не представлять его обнаженным, в одной только этой святыне на его тоненьком теле. Когда он поднимал руку, я старалась каждый раз задеть ее своими волосами, наклоняясь к нему чтобы помочь с решением; я часто ободряюще касалась его спины, проходя мимо его парты. Однажды он пропустил тест, и я вызвалась принять у него долг. Наконец-то мы останемся наедине в пустой комнате. Когда он закончил, я недвусмысленно наклонилась над его столом и спросила, могу ли я подвезти его домой.

Его глаза застыли в потрясенном недоверии. Возможно, рано было судить, но этот мой жест, похоже, задел его веру. Он внезапно взглянул на меня, как будто увидел на моем плече демона, или вдруг обнаружил на моем лбу внезапно появившуюся ругательную надпись. Я хотела было сказать ему, что желание — это естественно для человека, но подумала, что это — именно то, что он ожидает услышать от дьявола. «М-мисис… Прайс», — заикаясь, произнес он; его фарфоровый голос дрожал и ломался со звуком трескающейся яичной скорлупы, — «Я думаю, нам нужно помолиться вместе».

«Да!» — воскликнула я, и мой энтузиазм явно его ошарашил. Я соскочила с его парты и направилась к нему с протянутыми руками. — «Давай возьмем друг друга за руки», — улыбнулась я.

Он спиной попятился к двери, сначала один шаг, потом еще. Недоверие в его взгляде уже дало мне понять, что я, так или иначе, потеряла его — он видел меня насквозь и, возможно, счел это предзнаменованием. Я представила себе, какое же благочестие требуется для этого. «Когда ты играешь в футбол, ты предпочитаешь быть в нападении?» — спросила я.