Южнее Сычевки облачность. Летчик переводит самолет в набор высоты и через несколько минут

входит в спокойные, светлые облака. Вот когда пригодилось умение пилотировать по приборам.

Маскируясь в облачности, Кулысов продолжает полет. Внизу Вязьма.

Снова курс на один из аэродромов. Но враги уже заметили разведчика. На полных оборотах, с

копотью, набирают высоту два Ме-109. Небо стало белесым от разрывов зенитных снарядов. Маневрируя

по скорости и высоте, летчик выходит на аэродром противника. Быстро подсчитаны самолеты. Резкий

набор высоты. И последний шквал огня зенитных батарей остался где-то позади.

Вскоре Кулысов докладывал командиру о результатах полета. Разведывательные данные были

очень ценными.

Но еще ценнее оказался для нас, молодых летчиков, пример смелости и мужества, показанный

опытным воздушным разведчиком.

Мне вспоминается этот случай не потому, что полет на разведку был каким-то особенным. Нет, он

скорее походил на один из типичных боевых вылетов, но в нем удачно сочетались смелость, риск и

умение летчика.

А разве в условиях боевой учебы не приходится рисковать, проявлять самообладание, принимать

ответственные решения? Все приходится. И победителем становится тот, у кого тверже воля, глубже

знания, прочнее навыки.

Вспоминая о военных годах, я всегда стараюсь внушить молодым летчикам, что героями

становились прежде всего умелые, глубоко сознающие свой долг перед Родиной люди. Если воздушный

боец твердо держит в руках штурвал самолета, если он умеет слиться с машиной и самолет целиком

подвластен его воле, если он чувствует ответственность за выполнение задания, такому никакие

трудности не страшны. Он наверняка выполнит любое задание.

Однако смелость, как и умение, не сразу становится достоянием каждого летчика. Такой, как Зуб,

быстрее преодолеет чувство страха. Белову труднее проявить решимость. А по мере приобретения опыта

и тот и другой станут смелыми воздушными бойцами, конечно, при активном воздействии командиров.

...Идут обычные полеты. В воздухе несколько самолетов. Руководит командир эскадрильи Туркин.

Метеоролог докладывает:

— Ожидаю понижения облачности.

Четыре летчика ждут разрешения на запуск двигателей. Они успешно осваивают полеты в

сложных метеоусловиях, но при таком понижении облаков, какое назвал метеоролог, еще не летали. Что

делать? Разрешить или отставить полет?

Я советую командиру эскадрильи поговорить с самими летчиками и отдаю соответствующие

распоряжения:

— Вызвать летчиков на командный пункт. Уточнить погоду на запасных аэродромах.

Офицеры напряженно слушают своего командира. Им понятны его сомнения: трудно принять

решение в условиях быстро меняющейся погоды. Понизится облачность, ухудшится видимость —

справятся ли летчики? Просчеты обходятся слишком дорого. Может, лучше закрыть полеты и обождать

немного?

Продолжить работу можно и в следующий раз, но тогда у летчиков увеличится перерыв в полетах.

И это еще не все, что заставляет командира думать о продолжении полетов. Если тренировать

летчиков в упрощенных условиях, то они никогда не смогут выполнить задание в сложной обстановке.

Нельзя научить офицера преодолевать трудности, если он с ними не встречается в повседневной учебе.

Нужно приближать задания к боевой обстановке, избегать упрощенства, условностей.

Трудности способствуют воспитанию смелости, инициативы, выносливости и решительности. Вот

о чем еще думал командир эскадрильи.

В данном случае, как ни в каком другом, имело огромное значение хорошее знание личных качеств

летчика. И командир рассуждает. Ложкин может не справиться: у него был перерыв, он отстал по

программе от других. А Щеглов, Гуреев, Нестерцев вполне справятся: это сильные летчики. Но Гуреева

следует предупредить: у него раньше наблюдались неточные заходы на посадку.

— Справитесь? — обратился руководитель полетов к летчикам после того, как метеоролог

доложил данные о погоде.

— Так точно.

Желание летать было написано на лице каждого.

— Но вам, товарищ Ложкин, лететь не придется — у вас большой перерыв. Потренируйтесь в

менее сложных метеоусловиях. А вы, товарищ Гуреев, помните о своих ошибках?

На лице Гуреева отразился испуг: неужели тоже но допустят?

— Помню хорошо, товарищ майор!

— В вас я уверен. Но будьте внимательны, особенно к командам с земли.

Оказать доверие подчиненному, внушить ему уверенность в своих силах — очень важное качество

воспитателя. Именно так и поступил командир эскадрильи. И летчики успешно справились с заданием. А

вечером они долго делились впечатлениями о первом усложненном полете.

Вопрос о смелости и риске — излюбленная тема разговоров между летчиками. И это понятно.

Сама профессия заставляет говорить, и не только говорить, но и действовать точно, расчетливо, смело.

В свое время много говорили о трудной посадке майора Губского, совершенной в одной из

родственных нам частей.

Находясь в ночном полете, Губский сообщил по радио на КП, что двигатель на его самолете дает

перебои. Неприятно руководителю полетов получать такие сообщения. Посадка ночью с неисправным

двигателем — дело рискованное, а вне аэродрома практически невозможное.

Что делать? Дать команду покинуть самолет? Нет, прежде надо поговорить с летчиком. Губский

сообщил, что высота полета большая, и повторил, что двигатель продолжает работать плохо, но запросил

разрешения на посадку. Затем еще раз подтвердил, что он уверен в возможности выполнения посадки.

Как быть? Ведь руководитель полетов несет ответственность за жизнь экипажа, но хочет

сохранить и самолет. Ошибиться нельзя. Правильное решение может быть только одно. Но какое?

Пока командир размышлял над создавшейся ситуацией, летчик снижался в сторону аэродрома.

Двигатель работал с перебоями, и первая мысль летчика, как только началась тряска, была о

катапультировании. Но тут же он отбросил ее. «А что, если я попробую сесть, — думал он. — Высота

большая, до аэродрома дотяну».

Летчик напряженно следит за приборами, прислушивается к работе двигателя. В чем дело? Тряска,

скрежет и повышение температуры... Это характерные признаки повреждения лопаток турбины. «Не

надо торопиться, — решает он. — Посмотрю, что будет дальше». Летчик уменьшает обороты двигателя и

продолжает снижение в направлении аэродрома.

Один в воздухе. Кругом тьма. Непривычное подрагивание самолета. Но страха совсем нет. Все

внимание сосредоточено на наблюдении за приборами и построения захода на посадку. Из

предосторожности решил выполнять расчет без значительного прибавления оборотов.

Но в мозгу нет-нет да и пронесется мысль: «А правильно ли я делаю? Не проще ли

катапультироваться? Момент — и все тревоги позади». Но тут же возникает другая: «А самолет?»

Снова и снова он смотрит на приборы, всем своим существом ощущает, как лихорадит двигатель.

«А что скажет командир, когда я не прилечу, а приду один... без самолета? А товарищи? Нет, надо

подождать, посмотреть, что будет дальше».

Самолет снижается, дальнейшего ухудшения в работе двигателя нет, аэродром виден хорошо. И

майор Губский запрашивает разрешение на посадку.

Руководитель полетов в это время тоже напряженно оценивал обстановку. Обстановка требует,

чтобы он дал команду летчику катапультироваться. Но майор Губский уверенно доложил о возможности

посадки. Летчик он опытный, не раз выходил из сложных положений; кто же, кроме него, может

правильнее оценить условия полета. Ну, а если не сядет? Нет, не может этот летчик рисковать

безрассудно. Он опытный «ночник» и знает, как ему лучше поступить.

Время идет. Пора принимать решение. Еще запрос по радио. Бодрый и уверенный ответ летчика