пару ведет Белов. Так распорядился Барков, потому что так они летали уже несколько раз на средних

высотах.

Судкову тяжелее всех. Он самый крайний справа, а быть замыкающим, как известно, много

тяжелее, особенно в стратосфере.

«Не растягиваться, не растягиваться, точно выдерживать заданную дистанцию», — не выходили из

головы летчика указания Шепелева.

В остром пеленге звено разворачивалось на цель. Красиво наблюдать за такой атакой в

стратосфере. Но как тяжело в этот момент летчикам! В сторону солнца без специальных очков смотреть

почти невозможно. Линия горизонта совсем не просматривается. Поэтому нет-нет да и нужно взглянуть

на пилотажные приборы. А вдруг превысишь необходимую скорость полета? Ведь на режиме, близком к

максимальной скорости, в стратосфере маневренность резко снижается, самолет менее послушен,

«рыскает» в стороны, раскачивается. Огромное напряжение воли испытывает каждый летчик. Нервы

словно натянутые струны. Но, оказывается, нервы тоже поддаются настройке, и три самолета

безукоризненно повторяют рисунок первого — ведущего.

Летчики ясно видят самолеты «противника» — четыре увеличивающиеся точки. Командиру звена

не нужно распределять цели. Все продумано заранее, на земле. Шепелев будет атаковать ведущего —

левого крайнего, Судков — правого, замыкающего. У каждого свой «противник».

Напряжение растет с каждой минутой. Шепелев припал к прицелу. Красноватая точка визира

наложена на цель. «Обрамлением» ромбиков автоматически вводится дальность. Цель растет, растет...

Через несколько секунд пора открывать огонь.

Но и в этот момент нужно посмотреть, где соседние самолеты. Шепелев бросает беглый взгляд по

сторонам. Слева пара Шепелева, сзади ведомый Судков. Как хорошо, что строй не растянулся, — это

значительно облегчит одновременную атаку.

И вот Шепелев уже отстрелялся. Следует плавный отворот влево. Беспокойный взгляд ищет

ведомого: как он там?

А Судков сближается с целью. Вот-вот он откроет огонь из фотопулемета.

Огонь!

Атака закончена, звено в сборе.

— Повторная атака! — услышали летчики по радио приказ командира звена.

Четкие действия сократили время первой атаки до минимума. Конечно, в этом случае в учебных

целях следует повторить атаку. И звено вновь устремляется на самолеты «противника».

Чувство удовлетворенности после успешного выполнения задания не покидало летчиков до самого

приземления. А если бы они знали, что стрельба всех (после проявления пленок) будет оценена на

«отлично» и всему звену на полковом разборе командир объявит благодарность, — они радовались бы

еще больше.

Иное настроение царило в эскадрилье Туркина. Командир подробно разобрал ошибки каждого

летчика. Досталось Щеглову и Лощикову. Да и Нестерцеву, идущему впереди других, следовало

выполнить атаку значительно лучше.

— Ну так что ж, — заключил командир, — сегодня в соревновании мы отстаем. И отстаем по

своей вине. Дальше так дело не пойдет. Прошу каждого продумать свои ошибки. Кому трудно —

поможем. Подтяните дисциплину, повысьте требовательность к себе.

Летчики переживали. Но в глазах у каждого можно было прочитать: «Не беспокойся, командир, мы

сделаем все, чтобы исправить свои ошибки».

Не верить этому не было никаких оснований.

* * *

Если бы Шепелеву сказали: дай характеристики своим питомцам, он без колебаний первое место в

летной подготовке отвел бы Зубу. На второе поставил бы Белова: программу осваивает уверенно. А вот в

отношении Судкова не знал, что сказать. Юрий Судков, краснощекий, застенчивый крепыш, ничем

особенным среди летчиков не выделялся. Многие упражнения ему давались с трудом. Зато полюбилась

Шепелеву его исполнительность. В порученное дело летчик вкладывал душу, не уставал повторять

упражнения по многу раз, и если заучивал хорошо, то выполнял точно.

Юрий по-прежнему оставался скромнягой. Он редко вступал в споры, старался держаться в

стороне. И кто бы мог подумать, что именно он, Юрий Судков, станет героем дня, человеком,

совершившим подвиг.

Все обстояло просто, даже слишком буднично. На стоянку рулил самолет. Как выяснилось потом, у

машины отказал левый тормоз. Летчик пытался тормозить, но — никакого эффекта. Он выключил

двигатель, а самолет, развернувшись влево, продолжал упорно катиться в сторону, где стояли другие

боевые машины. Столкновение казалось неизбежным.

Техники, стоявшие рядом, растерялись. И вдруг они услышали властный голос:

— Держать! Держать самолет!

Это командовал Судков. Никто и не заметил, как в мгновение ока он очутился возле самолета,

руками и грудью пытался остановить неуклонное движение тяжелой машины.

Конечно, сил не хватало, и расстояние между самолетами быстро сокращалось. Всего два метра

оставалось между консолями плоскостей, когда на помощь подоспели техники и другие летчики,

стоявшие невдалеке. Катившийся самолет был остановлен, столкновение предотвращено. Однако Судков

не успел отскочить в сторону, и два металлических ребра атаки сдавили грудь. Сдавили на какие-то доли

секунды, ибо усилиями товарищей Юрия Судкова удалось вызволить из стальных объятий. Но его все-

таки пришлось отправить в госпиталь.

Вот и вся история. Судков вскоре выздоровел. За спасение машины ему объявили благодарность.

Можно было бы об этом случае и не упоминать, если бы он не вызвал больших разговоров среди

молодых летчиков.

Одни считали Судкова настоящим героем.

— Молодец, Юрик! Встал грудью навстречу опасности.

Другие не видели в поступке Судкова никаких патриотических начал. То же самое сделал бы и Зуб,

и Хваткин, и Белов. Но первым увидел беду Судков. Он и не мог поступить иначе, как броситься на

спасение самолета.

Третьи считали риск Судкова неоправданным.

— Жизнь летчика дороже машины. Если бы даже самолеты столкнулись, больших повреждений

быть не могло. Самолеты в мастерских отремонтировали бы за три дня. Пожалуй, рисковать не стоило.

Я не мог пройти мимо этих разговоров и поручил своему заместителю по политической части

майору Сухонову организовать беседу о воинском долге и дисциплине.

Беседа состоялась. Сухонов начал ее с примера смелости и отваги советских летчиков в боях за

Родину.

...Звено Александра Покрышкина находилось над линией фронта, когда показалась группа

фашистских бомбардировщиков. Их было более тридцати.

Передав по радио обстановку на командный пункт, Покрышкин ринулся в бой. Горит один, второй

бомбардировщик. В группе врага переполох: бомбы сыплются на свои войска. Истребители прикрытия

тоже растерялись, они не могут понять, в чем дело.

Но когда бомбардировщики стали поворачивать вспять, появилось еще несколько больших групп

Ю-88, Хе-111 — всего до шестидесяти самолетов.

Покрышкин снова устремляется в атаку. Трассы от пуль и снарядов вражеских бомбардировщиков

направлены на четверку отважных советских истребителей. Они образуют огненную сеть. Трудно

пробиться к вражеским машинам через такую завесу. Но долг превыше всего. Покрышкину поставлена

задача — не пропустить самолеты врага, и он ее выполняет.

Сознание высокого воинского долга — вот что руководило в бою действиями прославленного

летчика.

Кроме того, он был уверен, что с минуты на минуту подоспеет помощь: ведь в готовности помер

один сидят эскадрильи, полки на многих аэродромах. И помощь пришла. В самый разгар боя, когда

вражеские летчики, несмотря на потери, считали, что они вот-вот достигнут цели, появилось несколько

групп краснозвездных истребителей. В этом воздушном сражении враг понес большие потери.

Массированный налет удалось отбить благодаря мужеству и отваге советских летчиков.