замечает, что кто-то помахал рукой. Проходим еще раз — многие машут шапками, рукавицами. Неужели

наши?

Горючего в баках наших самолетов оставалось мало, пришлось вернуться на аэродром.

Через сорок минут наша пара снова в воздухе. Вторая пара, ведомая Николаевым, прикрывает

сверху.

Алхимов безошибочно находит колонну. Да, это были наши, они махали руками, бросали вверх

шапки.

За успешное выполнение задания летчики нашего полка получили благодарность от Верховного

Главнокомандующего.

Ватулино

Мы с большим нетерпением ждали перелета на запад, на новый полевой аэродром. Десятого мая

приземлились в Ватулино.

Ватулино — крохотная деревушка на большаке Руза — Можайск, в ста километрах западнее

Москвы. Стоит на краю огромного поля. До войны колхоз засевал это поле рожью. В войну здесь стояли

наши, потом немецкие, а теперь снова наши самолеты.

Приятное чувство охватывает тебя, когда бродишь по аэродрому, совсем недавно отвоеванному у

врага.

Утром к аэродрому четверками, шестерками подходят штурмовики. Взлетают пары и звенья

истребителей, уходят на юг: опять штурмовать технику и живую силу врага в районе знакомых нам

станций Износки и Темкино.

Несколько дней сопровождали штурмовиков. Почти все летчики прилетали без боеприпасов.

Николаев опять разрешил штурмовать и истребителям.

Среди летчиков поползли слухи, что из полка уходят Николаев, Романенко и Чуфаров. Николаев —

с повышением, Романенко и Чуфаров — готовить пополнение в учебном центре истребительной авиации.

Романенко ходил чернее тучи, согнувшись, ни с кем не разговаривал, но продолжал летать больше

всех. Чуфаров похудел, волосы почти вылезли, наш полковой врач признал у него сильное истощение

нервной системы.

Слухи вскоре подтвердились. Наши старые опытные кадры готовились к переходу в новые части, а

мы продолжали летать.

Июнь сорок второго для нас оказался очень напряженным. Штурмовики задали нам такую работу,

что мы начали посматривать по утрам на небо: нет ли дождя, тумана? Боевые задачи ставились одна за

другой.

Новая задача: сопровождать штурмовики на аэродром совхоз «Новое Дугино». Задача очень

серьезная. Штурмовики несли большие потери даже в 15—20 километрах от линии фронта, а совхоз

«Новое Дугино» находился в 80 километрах. На аэродроме базировались вражеские истребители и

бомбардировщики, отсюда «юнкерсы» каждую ночь летали на Москву.

Уставшие от напряженной боевой работы летчики молча слушали командира. Немного легче

стало, когда узнали, что аэродром блокируют двадцать наших истребителей другого полка.

Солнце высоко поднялось над землей, когда вдруг появились штурмовики — две шестерки.

Два звена истребителей поднялись в воздух. Группа пересекла линию фронта. Зенитки немного

постреляли, но уже через пять минут полета все стихло, и группу никто не беспокоил.

Штурмовики медленно ползли на запад. Хотя бы скорость прибавили, но нет: 280—300 — больше

они с бомбами развить не могут. Вечностью кажется время полета до цели. Наконец показалась железная

дорога Ржев — Вязьма. Где-то рядом станция Новодугинская и — аэродром.

Немцы не ожидали нашего появления, и штурмовики беспрепятственно вышли на цель. Но стоило

первому из них высыпать бомбы, как все зенитные орудия, прикрывающие аэродром, выплеснули вверх

сотни снарядов. Откуда-то появились истребители, и трассы от снарядов изрешетили все пространство

вокруг группы.

Трудно было что-либо понять. Штурмовики ныряли в дымную пелену, покрывающую аэродром,

выскакивали из нее. В воздухе и на земле горели и немецкие и наши самолеты.

Вернулись на свой аэродром разрозненными группами. Потери у истребителей — два, у

штурмовиков — шесть. Сколько сбили наши — трудно было разобрать. По докладам — четыре, но я

видел только одного, которого поджег Петя Вернигора.

Вылеты на штурмовку фашистских аэродромов временно прекратились. Задача была слишком

сложной и вела к большим потерям. Цель не оправдывала средства.

Кровати в общежитии летчиков опустели. Романенко, Чуфаров, Николаев убыли к новому месту

службы. Командиром второй эскадрильи назначили Макаренко, первой — капитана Горланова. Оба

прибыли с Дальнего Востока. Командиром полка стал майор Баяндин.

Пришел приказ: перелететь на аэродром «Болото», что возле Белева. Наши готовили наступление в

южном направлении, дивизия перебрасывалась туда для прикрытия своих войск.

Прикрытие с воздуха своих войск — сравнительно легкая задача, но нам ее ставили очень редко.

Перед вылетом ко мне подошел Гриша Синиченко — начальник особого отдела.

— Еду в Малоярославец в командировку. Знакомых нет у тебя где-нибудь около Малоярославца?

Я обрадовался.

— Есть. Если сможешь, обязательно зайди.

И я дал ему адрес тех, кто спас меня в тылу фашистов.

С Синиченко мы дружили. Он давал мне кататься на своем трофейном мотоцикле, я его учил

летать на По-2.

...Несколько дней мы пробыли в Белеве. Хорошо запомнился один вылет. В паре с Юрой

Алексеевым на нашей территории, примерно в двадцати километрах от линии фронта, мы обнаружили

фашистский разведчик ФВ-189. «Фокке-вульф» летал в одно и то же время и давно надоел нашим

пехотинцам. Они и сообщили летчикам об этом.

У Юры отказало оружие. А ФВ-189 быстро развернулся на юг. Мешало солнце. Две атаки произвел

я по разведчику, но «рама» продолжала уходить на юг. Фашист понемногу терял высоту и падал листом с

крыла на крыло, сбивая прицельную наводку.

Мы знали, что «рама» почти неуязвима, как и наш «ильюшин». От ненависти и злости внутри все

кипело. Смеются, наверное, бойцы: двое не можем сбить одну «раму».

«Буду таранить, но уйти не дам», — решил я, выполняя третью атаку.

Подошел настолько близко, что хорошо были видны царапины на фюзеляже. «Рама» продолжала

резко со снижением маневрировать. Даю очередь, еще одну. Полетели куски металла, и от левой,

плоскости оторвался огромный кусок обшивки. Еще очередь — комочком из кабины вывалился летчик и

раскрыл парашют. «Рама» в левом развороте врезалась в землю.

Я посмотрел на высотомер: 600 метров. Набрал высоту, запомнил место падения. Это было

восточнее Белева, в 8 километрах от линии фронта. Радости от первой самостоятельной победы не было

предела...

Однажды в полк прилетел командир дивизии Жуков. Строгий был командир. Летчики его боялись.

Он долго давал разгон командиру полка Баяндину за разные неполадки. В это время на другом конце

аэродрома показался Виталий Рыбалка. Он вел строй будущих командиров звеньев. Летчики наклонялись

на ходу, что-то поднимали из песка, опять шли, опять наклонялись. Больше всех этим грешил сам

командир — Рыбалка.

Мы-то знали, чему «кланяются» летчики: ищут в песке и гальке твердые камешки — кремни.

Спичек не хватало, а кресало и сухой трут давали огонек.

— Это что такое?! Товарищ Баяндин, вы распустили группу будущих асов и прекрасных

командиров. Это же сливки трех полков... — возмутился командир дивизии.

У майора глаза округлились, он готов был провалиться сквозь землю.

Виталий заметил известный всем летчикам комдивский «як», потом увидел командира дивизии, и

летчики зашагали стройно, красиво. Но было поздно.

— Младший лейтенант Рыбалка, ко мне!

Рыбалка остановил строй, подбежал к комдиву.

— Товарищ Рыбалка, за нежелание насаждать в вверенном вам подразделении железную воинскую

дисциплину арестовываю вас на двое суток... Идите!

— Слушаюсь!

Рыбалка побледнел, но четко повернулся кругом и зашагал к строю.

— Соберите-ка летный состав, товарищ Баяндин, я хочу побеседовать.

Летчики обступили комдива. Одного из них Жуков обнял, похлопал по плечу.