Фото автора. 1 марта 1983 г.
«Ко мне вошел воробей…»
(Окно в природу)
Николай Семенович Тихонов как-то сказал, что он «прожил несколько жизней». Он имел основание так сказать. Четыре войны… Большие странствия по земле… Большая литературная жизнь… Блокадный Ленинград… Жадный интерес к людям, и следствие этого — множество друзей… Громадная многообразная общественная работа… Стихи… Ненасытный, почти детский интерес ко всему сущему на земле…
С любовью к природе, с пытливым интересом ко всем ее проявлениям Тихонов, как, наверное, все поэты, родился. Во времена молодости воображение его (читайте — стихи!) волновали величественные явления на земле: водопады, сияние снегов на горах, жара пустынь, кипение речек в ущельях. Это все отвечало романтической душе поэта. Все интересное на земле Николай Семенович хотел видеть и много увидел. Он исходил пешком весь Кавказ, Среднюю Азию, побывал на всех континентах (жадно расспрашивал об Антарктиде — «не удалось побывать»). Он был странником очарованным, любознательным, страстным. Уже с седой головой неутомимо продолжал он «обследовать землю». А когда пришло время утихомириться, в последние свои годы вдруг открыл для себя еще один «континент» — клочок земли, лесную дачу под Москвой, в Переделкине
Дача как дача. Но сколько, оказывается, всего интересного можно тут обнаружить! Звонит однажды Николай Семенович: «Приезжайте… Мы вчера видели тут орла, который землю копал…»
При встрече, расспросив хорошенько об орле-землекопе, я сказал, что это был осоед. Николай Семенович, мне показалось, даже чуть огорчился, что загадка разрешалась так просто.
Уголок леса у дома Тихоновых был чем-то привлекателен для зверей и для птиц. Их тут подкармливали. Но, возможно, звери и птицы чувствуют к себе расположение и появляются там, где хотят их видеть и не обидят.
На даче Тихоновых у кормушки белки устраивали озорную возню с дятлом, ворона водила странную дружбу с котом, ежи собирались большой компанией есть гречневую кашу. «Семь ежей уселись вокруг каши и начали свой пир, не торопясь. Это было прелюбопытное зрелище. Они сидели и пожирали кашу, чавкая и облизываясь.
Ежи — дед и бабка ели отдельно. Если приближался кто-нибудь помоложе, они фыркали и делали вид, что хотят уколоть… Поев, вернее, очистив поднос от каши, они долго этот поднос облизывали и, довольные, дружной толпой удалились».
Николай Семенович очень хотел, чтобы чудеса эти я мог заснять и показать телезрителям. Но я то занят, то был в отъезде, а чудеса повторяться не любят. Все же заснял я однажды совенка, невесть откуда появившегося возле порога.
Рассказчиком Тихонов был превосходным. Это знают все, кто сиживал с ним. Рассказов ждали. И Николай Семенович уговаривать себя не заставлял — в его «нескольких жизнях» было много всего, что интересно было услышать.
Помню удивительный его рассказ о воробьях. О старом и молодом. «Молодой влетел в рабочий мой кабинет случайно. Испуганный, он обследовал комнату в поисках выхода, летал, зарывался в газеты, забегал под диван». Событие невеликое — пишущий человек, улыбнувшись приключениям воробья, углубился в бумаги.
«Но вдруг с балкона в комнату вошел, именно вошел, не торопясь, серьезный старый воробей, спокойный, не обративший на меня никакого внимания». Сидевшего за столом человека поразило, что этот старый воробей в точности повторил весь путь по комнате, совершенный только что молодым. «Молодой воробей, выбравшись на волю, рассказал старшему о своей невольной экскурсии, и старый сам лично прилетел удостовериться, так ли все было. И удостоверился: все правильно, молодой не соврал». Николай Семенович был убежден, что все именно так у воробьев и произошло. В этом была и мудрость, и милая, почти детская наивность.
В тот вечер мы говорили о языке животных, мнимом и подлинном, о разных повадках птиц и зверей. И Николай Семенович поразил меня не только точностью наблюдений в природе в разные годы жизни, но и любопытным толкованием поведения животных. Он их не стремился очеловечивать, как это нередко бывает, но все животные в рассказах Николая Семеновича обретали душу, становились яркими, запоминались.
— А чего бы вам об этих ваших знаменитых знакомых не написать книжку?
Тихонов прищурился, улыбаясь. Он явно прикидывал: хорошо ли поэту-патриарху, депутату, Герою Труда, секретарю Союза писателей и прочее писать, скажем, о воробьях?
— А Лев Толстой… — сказал я, угадав ход его мыслей.
— Да, верно… — улыбнулся хозяин дома.
Этот маленький эпизод в разговоре я уже позабыл, как вдруг однажды, делая утром зарядку, услышал по радио очень знакомый, чуть глуховатый голос. Говорил Николай Семенович Тихонов. Он рассказывал. Рассказывал о старом и молодом воробьях, о дятле и белках, о ежах, приходивших есть кашу, о дружбе кота и вороны… «Удивительные маленькие истории» — так называлась эта передача. И она вся была удивительной. По точности наблюдений, по словам, мыслям. Поэт, натуралист и рассказчик выступали в одном лице. Я позвонил Николаю Семеновичу и поздравил его с успехом. Чувствовалось — он понимает этот успех.
— Удивительно, но уже семь человек позвонили, и все говорят хорошо…
Воодушевленный этим успехом, Николай Семенович задумал большую «Звуковую книгу».
Он вполне сознавал, какую большую и богатую жизнь он прожил, сознавал, что устное слово его находит благодарного слушателя, сознавал также, что жить осталось немного. И он торопился сказать о прожитом. Все помнят его рассказы по радио — интересные, яркие, темпераментные. «Обо всем рассказать невозможно. Буду говорить о том, что меня самого волновало. Звуковую запись буду править для книги с большой осмотрительностью. Хочу сохранить аромат устного слова».
В печатном виде «Звуковую книгу» свою Николай Семенович не увидел. Но исток замысла — рассказы о животных — книжка «Удивительные маленькие истории» — порадовал его сердце. Вот она на столе, эта книжка с прекрасными рисунками художника Н. Устинова, с дорогой для меня дарственной надписью. Маленький шедевр, предназначенный детям. Но и я, взрослый, искушенный в делах природы человек, в который раз перечитываю ее с наслаждением. «Воробышек…» — назвал, вспоминаю, эту одну из последних своих книжек сам автор…
Птицы сопровождают человека всю жизнь. В детстве он видит воробьев, ласточек. А потом что кому судьба уготовит. Николай Семенович называл себя «человеком дороги». И ему в зрелые годы часто приходилось видеть орлов. Но в конце жизни дорога привела к дому. И тут странник вновь как следует разглядел, полюбил воробьев. И об этой любви рассказал.
Книжка-«воробышек» ничуть не уронила человека, имевшего в жизни полет орлиный. Она подчеркнула все человеческое в этом добром, талантливом человеке.
Фото автора. 6 марта 1983 г.
Рыба-помощница
(Окно в природу)
Каракумский канал. Сидим на песке возле воды и наблюдаем любопытное зрелище. Камышинка в заводи тихо подрагивает и вдруг исчезает. Глядим в неглубокую воду и видим: камышинку жует огромная рыба. Съела. За новую принялась…
Неосторожным движением мы спугнули вегетарианца. Но в месте поглубже увидели вдруг картину еще более интересную. Большие серебристые рыбы выпрыгивали из воды, с ловкостью акробата хватали нависающий над каналом камыш и увлекали его под воду…
В 1957 году я видел, как строили этот канал.
Видел песчаные голые скучные берега. И в них мутноватую амударьинскую воду. Рыбе, зашедшей сюда из реки, нечем было кормиться — на дне канала ни живности, ни травинки. И мы — поверите ль? — сазанов с палубы земснаряда ловили удочкой на живца, на маленьких пойманных сеткой сазанчиков. Рыбы-вегетарианцы стали тут с голода хищниками.