Изменить стиль страницы

Симэнь приблизил лицо к тому, что его так восхищало, и ему показалось, что он вдыхает естественный аромат целого поля весенних, цветов. Раскрыв Нефритовые Врата, чтобы заглянуть в сам Павильон, он почувствовал головокружение от изумительного запаха.

— Этот аромат не купишь и за тысячу слитков серебра, — воскликнул он, задыхаясь. — Давай же насладимся Тучками и Дождиком.

Впрочем, штурму Нефритовых Врат предшествовало надевание Шапочки Вечного Желания, которая помогала проникнуть к Сердцевинке Цветка. Как только проход расширился, он сумел, невзирая на мольбы Лунного Луча, ввести свою Черепашью головку. Он еще раз насладился видом гладко-белых губ, теперь приветствовавших его внутри, и, возбудившись их чистотой, яростно ринулся вперед. Его удовольствие от преодоления этого последнего препятствия смешалось с криком боли.

— Ты убил меня, — выдохнула Лунный Луч.

— Давай начнем с семи мелких и двух глубоких. Лунный Луч обеими руками вцепилась в подушку.

— Пожалуйста, будь осторожен.

Симэнь Цин смягчился. Он закинул ее ноги к себе на плечи и приступил к серии очень медленных, и поверхностных толчков. Чем медленнее ритм, тем глубже удовольствие — и он почувствовал, что как бы гребет в лодке по озеру. Но через полчаса подул сильный ветер и на воде появилась рябь. Тогда его прежде неспешные движения стали более резкими.

— Ты совсем не такой, как в прошлый раз, — заявила Лунный Луч. — Твои жены тебя удовлетворяют?

— Это все благодаря дневному свету. Пища, которую принимаешь в темноте, никогда не покажется такой же вкусной, как если ее видишь своими глазами.

Тем временем день уже начал меркнуть, и Симэнь Цин, словно чувствуя приближение вечера, перешел в еще более мощное наступление на Сердцевинку Цветка. Болтовня Лунного Луча тут же сменилась всхлипами и вздохами. Они оказались даже более возбуждающими, чем откровенная белизна Нефритовых Врат, потому что в своей устремленности совершить тысячу толчков без перерыва Симэнь Цин совершенно забыл то, чем он втайне любовался вначале».

Китайский юмор:

«Чжэнь Далана разбудила его жена, чтобы узнать, почему он пыхтит и дергается во сне. Он признался, что ему снилась другая женщина. Тогда жена, вскочила с постели, схватила веник и хорошенько отлупила муженька. Едва сумев перевести дух, он стал протестовать, уверяя, что человек не может отвечать за то, что ему снится. Тогда она обвинила ею в том, что он не занимается с ней любовью достаточно часто, намекнув, каким образом он сможет впоследствии избежать побоев. Чжэнь ответил ей, что не может выказать ей большей преданности, кроме как посоветовать всегда класть с собой в постель веник».

Эротические рассказы и романтические истории не ограничивались романами. Излюбленной формой для того, что считалось наиболее забавным и популярным, были стихи. Примером любовной эпической поэмы может служить «Хуа Сээнь»[64], принадлежащая двум анонимным поэтам эпохи Мин..

В ней рассказывается о юноше Ляне и невинной девушке Яо Сээнь. Хотя ни в замысле ни в языке таких поэм нет ничего порнографического, глубокий эротизм придает им страстность. Сочинению этому предпослано, как и в случае с более свободно построенными романами, введение, в котором разъясняются возвышенные намерения автора. Следующий отрывок из введения и фрагмент самой поэмы основаны на переводе 1824 года, сделанном П.П. Томсом:

Когда желанный вечер принесет
Прохладу после знойного полудня,
Покинь свое жилище и вдохни
Свежайший поцелуй морского бриза.
С осенним ветром запах прилетит
Цветущих лилий водяных, а небо
Вдруг озарится полною луной,
На озеро спокойное похожей.
Сегодня в ночь Ткачиха и Пастух
В супружеском соитии сойдутся,
И если время звездам для любви,
То время для любви и человеку,
Отправится он в путь за жемчугами,
Похитит девственниц прекрасные цветы
И истощит себя на этом поле битвы.
Коль в браке добродетельна любовь,
Так почему должна грехом считаться:
Любовь, скрепленная лишь узами сердец?
Итак, любовники, вы не забыты мною.
О вас в строках летучих расскажу,
Чтоб вашу жизнь потомки рассудили.

В поэме описывается процесс сватовства начиная с первой случайной встречи до формального представления любовников друг другу. Затем следует эпизод, когда Лян, которому не терпится испытать брачные удовольствия, тайно встречается с Яо Сээнь в поле. Она дает ему отпор, а его реакция на это отличается непреходящей узнаваемостью:

«За что любовь мою ты отвергаешь?
Ты ставишь под сомненье чистоту
Моих надежд, пороча нашу близость
И даже честь родителей своих!
А если уж любви не уступаешь,
Что может убедить тебя тогда?»
Увидев муку на его лице,
Девица Яо ясно понимала:
Слова любви его лишь возбудят
И вызовут досаду, но сказала:
«Мой милый, наша свадьба решена.
Давай дождемся мы назначенного срока —
Побыть успеем Тучкой и Дождем.
Я знаю о страданиях мужчин,
О том, как страсть рассудок затмевает,
И сна поэта и ученого лишает,
Но будь же терпеливым, дорогой!»
Лян понял, что упорствовать напрасно,
С трудом свои желания смирил
И тихо в сад цветущий удалился.

Китайский юмор:

«Правитель царства Ци предложил свою дочь вместе с богатым приданым простому мяснику Ту. Тот отклонил почетное предложение, сославшись на импотенцию и боли в половых органах. Услышав об этом, брат мясника тут же принялся упрекать его:

— Ты самый сильный мужчина в городе. Неужели ты хочешь провести всю свою жизнь в этой вонючей лавке? Почему ты отказался от принцессы?

— Потому что она уродлива, — ответил Ту. — Я не зря был мясником все эти годы и кое-что соображаю теперь.

— Но откуда ты знаешь, что она уродлива, достойный мой брат? Ты же ее никогда не видел.

— Когда мясо хорошее, никого не нужно уговаривать купить его. Люди сами приходят за ним. Если же мясо неважное, мой наидостойнейший старший брат, я могу продать его, лишь предложив двойную порцию за ту же самую цену. Эта принцесса — что мое плохое мясо: приданое, которое ей дают, такая же приманка, когда товар стоит лишь полцены.

На следующей неделе они узнали от дворцового евнуха, что принцесса «худа, как бамбуковый шест», что глаза ее «крохотны, как трещинки в абрикосах», «рот — словно у гигантского карпа», а зубы похожи на «ряд крошечных личинок насекомых».

Юмор в эротических романах варьирует от неистового до тонкого и косвенного, но он неизменно порождается неожиданными и невероятными сексуальными ситуациями. Когда кто-либо ведет себя не соответственно своему характеру, когда обычное дело принимает неожиданный и удивительный оборот, как в современных фарсах, — все это является испытанным способом посмеяться над любовниками. Б следующем отрывке из раннего романа эпохи Мин («Мин тай янь ши») невинная девушка подсматривает за своей хозяйкой, пока та развлекает какого-то господина. Зрелище это так возбудило ее, что когда ей было велено проводить гостя, в ее голове проносились совсем другие мысли:

вернуться

64

Транскрипция, возможно, неточна.