— Пьешь ли ты вино, уважаемый? — спросил наконец Симэнь Цин.

— Вино я пью, и мясо я ем, — сказал монах, будто признаваясь, что его самоотречение не распространяется на пищу.

Симэнь Цин сказал слуге, чтобы им подали не вегетарианскую, а обычную пищу. Был праздник рождения Великого Ли, и на кухне целый день готовили изысканные яства; скоро слуга вернулся и поднес кушанья хозяину и его гостю с Холодных Вершин Тибета.

— Давайте отведаем, — сказал Симэнь Цин учтиво. В течение часа грозный монах насыщался, не проронив ни слова. Он начал с четырех блюд, «сопровождающих вино»: тушеных рыбьих голов, остро приготовленной утки с соусом из винного осадка, очищенных от кожи цыплят на черепаховых яйцах, а также морского леща из Цзянсу. За этим последовали четыре блюда, «сопровождающих рис»: рубец ягненка, нашпигованный толченым грецким орехом и порошком из козьих рогов, слегка обжаренная змея из Аньхоя, хорошо прожаренное мясо быка с луком, долго варившиеся в «Море Космических ароматов» угри. Затем продолжил наслаждение тремя «острыми супами»: «Драконом, играющим двумя мячами», «Слезами принцессы Шан-Инь» и «Высшим проявлением Ян Верховного бога».

Почти после каждого глотка слуга наполнял сделанную в форме листа лотоса чашку монаха, вскрывая одну запечатанную красной глиной бутылку вина за другой. До того как монах откинулся на спинку стула, было открыто тридцать бутылочек.

— Бесчестно это перед святым обетом напиваться допьяна и наедаться досыта, — без особой уверенности пробормотал монах.

— Уберите все, — сказал Симэнь Цин слугам. Как только они остались одни, он разбудил задремавшего было гостя и спросил:

— Скажи мне, святой отец, про то лекарство, что будет постоянно обновлять Жизненную Сущность.

Просьба оживила монаха, он уселся ровнее и потянулся к своим кожаным сумкам.

— Эти пилюли были изготовлены Древними императорами и распространены Богиней Фей, — пояснил он низким голосом. — Мы, святые люди, обещали давать их только тем, кого считаем достойным такого могущества. Так как мой славный хозяин был столь великодушен, а его кухня столь великолепна, он, разумеется, достоин такого могущества.

Он перевернул одну из тыквенных бутылей с лекарствами и высыпал на стол кучку пилюль.

— Каждый раз бери не больше одной, иначе я не поручусь за их драконовую силу.

Монах отсчитал сотню таблеток, каждая размером с вишню, затем достал маленькую коробочку с красной мазью.

— Если почувствуешь слабость и головокружение, натри этим внутреннюю поверхность бедер. После ста втирающих движений слабость исчезнет.

Симэнь Цин был восхищен этими сведениями и грудой пилюль, которые обещали еще более великие победы в сражениях в спальне.

— Нельзя ли узнать, как эти лекарства подействуют на меня, о святой человек? — спросил он смиренно.

Довольно пьяная речь монаха сразу прояснилась, приятным голосом он пропел:

Пение увлекло Симэнь Цина, но как только низкий голос смолк, практическая сторона его натуры заставила его сказать:

— Мой уважаемый святой, лекарств не всегда бывает достаточно. Когда ты возвратишься на «Ветреный Двор Холодных Вершин», как сможет смиренный и верный приверженец твоего величия восстановить рецепт? Запиши мне твой рецепт, и я заплачу столько, сколько ты попросишь.

Он немедленно приказал своему слуге открыть шкатулку с драгоценностями и вручить монаху двадцать монет из «белого золота» (серебра).

— Какая польза мне от денег, — воскликнул монах, жестом приказав слуге не выполнять указания хозяина. — Я отказался от мирского богатства и тщеславия, вряд ли я обрадуюсь, если ты обременишь меня своим «белым золотом».

— Но, может быть, ты возьмешь хотя бы отрез ткани длиной в полных сорок футов? — спросил Симэнь Цин.

Монах поблагодарил, но вновь отказался.

— Я подобно облаку плыву над страной, зачем мне обременять себя отрезом?

Потом монах записал рецепт, повторил свое предупреждение об опасности чрезмерного увлечения лекарством и, прежде чем Симэнь смог достойно отблагодарить его, эта внушительная фигура перебросила через плечо свою длинную сумку и зашагала через внешний зал».