Деловито кидая кусочки сахару в рот и прихлебывая чай, Василий снова неторопливо заговорил, словно искушая:

— И получим мы эту полтыщу с Дойкина.. Сотняга у меня еще имеется, да у тебя тоже. И какую мы, Митек, справу заведем! И пойдем на общий, совместный лов с Андрей Палычем...

Дмитрий приходит в себя и. видит, как закатывает Василий глаза под лоб, словно батяша на прощаньях.

Помолчав, Сазан тихо, мечтательно повторил:

— И какую, Митек, справу-то заведем!

«Фу, леший! — завозился на тулупе Дмитрий. — Мертвый, и тот встанет».

А дружок, поставив кружку на колено, продолжал:

— Бударку новую купим.

— Ра-аз... — радостно откликнулся Дмитрий.

— Полсотню концов сетей.

— Два-а...

— Перетяг сорок снасти.

— Три-и...

Василий замолчал, поглядел на Дмитрия.

— А твоя сохранность в целости? — пытливо спросил он. — Сколько у тебя?

— Полторы сотни, — глухо сказал Дмитрий и повернулся со спины на бок.

Опустив голову, Сазан слегка покачивался из стороны в сторону и тихонько приговаривал:

— Ну и справу мы с Митяем заведем — что надо: бударку новую, сетку...

Усмехаясь, Дмитрий осторожно толкнул дружка ногой.

— Довольно тебе?

Сазан вздрогнул, и брови его взлетели на лоб.

— Чего ты? — испуганно спросил он.

— Ничего. Спать пора! — дружелюбно сказал Дмитрий и шумно зевнул.

— Постой, Митек... Надо нам по-серьеэному о делах поговорить, об артели подумать. Помнишь, мы толковали... — И, словно просыпаясь, освобождаясь от только что захватившей его мысли о ловецкой сбруе, Василий повторил громко и взволнованно: — Об артели надо подумать, Митяй! А то что-то очень много и долго о справе мы говорим. Как следует об артели надо подумать — вот оно что!

— А чего о ней зря много думать: справа будет — и артель будет!

— А мне сдается, не только так надо думать, — все больше оживляясь и волнуясь, говорил Василий.

— А как же еще? — и Дмитрий вновь слегка приподнял голову.

— Мы же толковали с тобой: перво-наперво артель нужна, а тогда все будет — и бударка, и сетка, и снасть... Я и с Лешкой-Матросом говорил об этом, и с Андрей Палычем, и с Буркиным Григорием Ивановичем.

— Знаю... Слышал... А чего ж вы до сих пор артель не организовали?

— Да вот видишь... говорим больше, нежели дело делаем. И с тобой тоже целый год уже толкуем... Нет, с весны непременно артелью пойдем на лов! Непременно! Вернемся в поселок — и я на попа поставлю этот вопрос. Пускай секретарь нашей комячейки Андрей Палыч шевелится... Да он, правда, и сам в прошлый раз толковал о том же: возвратятся, мол, вот коммунисты с моря — ну, и соберемся, решим... Артелью пойдем, Митек, на весенний лов! Артелью? — горячо повторил Василий. — Партия зовет нас к этому! — и вдруг, что-то припоминая, торопливо спросил: — А ты читал статью товарища Сталина «Год великого перелома»? Читал, как он говорит о наступлении на нэпмана и кулака? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Сейчас я тебе почитаю. Вот послушай!.. — Василий ощупал один карман, другой! стараясь найти газету. — Э-эх, да я ведь ее Андрей Палычу вернул! — с сожалением сказал он и недовольно махнул рукой. Однако, подумав, снова горячо заговорил: — Постой-ка! Я же некоторые его слова о переломе крепко запомнил! Вот послушай, Митяй: «Перелом этот шел и продолжает идти под знаком решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни». Понял, что это значит? Да это, милый мой, значит, что и нашим волжским рыбникам-кулакам каюк скоро должен прийти. Понимаешь это дело?..

Глаза Василия блестели, щеки пылали румянцем, он привстал на колени, готовый страстно рассказывать дальше, — было видно, что статья сильно взволновала его.

— Ты понимаешь? — вновь спросил он Дмитрия.

— Понимаю... Только не хочу про вашего Лешку слышать. Со всеми вами согласен ловить, только не с ним. Потому и не шел к вам до сих пор на общий, совместный лов.

— Чего тебе дался Лешка?!

— Не хочу о нем слышать больше!

И только было Василий вновь заговорил, как неожиданно у входа шумно откинулся парус, и в кош, пригибаясь, вошли два человека.

— Здорово были, ловцы!

Василий схватил пешню, а Дмитрий только и успел приподняться на локте.

— Здорово, ежели добрые люди! — уклончиво ответил Василий.

Дмитрий нашарил под боком темляк — железный крюк, которым багрят крупную рыбу.

Пришедшие были в тулупах; шерсть на высоко поднятых воротниках заиндевела, лица обросли белым пушистым мхом. Откинув воротники и опускаясь на корточки к жарнику, нежданные гости стали отдирать от бород и усов сосульки, — только теперь, в полумраке коша, Василий и Дмитрий опознали своих односельчан: Трофима Игнатьевича Турку и его сына Якова.

Усмехнувшись, Дмитрий выпустил темляк и неторопливо заложил руки за голову.

Очистив бороды и усы от ледяшек, отец и сын распахнули тулупы.

— Как ловится белорыбка? — спросил старый Турка и, вынув из кармана трубку, насыпал в нее махорки.

— Да так, ловится, — неопределенно сказал Василий, придвигаясь к гостям.

— А у нас не ловится... У нас беда!.. — продолжал хрипло Турка. — Вор по сетям шастает, каждую ночь улов выбирает.

— Выследим — подо льдом прогоним! — угрожающе вставил Яков.

— Все одно нападем на след! — подтвердил старый Турка. — Третью ночь караулим.

Он беспрерывно и жадно тянул дым: то и дело вытаскивал щепотку махорки и, выбивая из трубки пепел, закладывал в нее новую порцию.

Яков держал руки у стенок жарника и недоверчиво глядел в сторону Дмитрия.

«Неужели заподозрили нас в оборе ихних оханов?» — с тревогой подумал Василий.

А Яков упорно косил глаза на Дмитрия; у молодого Турки большие и черные зрачки, словно налитые смолой.

«Будто и взаправду против нас что-то имеют», — и Сазан в упор глянул в блестящие глаза Якова.

Яков замигал и перевел взгляд на отца.

Василий посмотрел на Трофима Игнатьевича: у того все лицо было покрыто рыжими волосами, точно у старого дворового пса; из этой дикой заросли волос светились узкие, прищуренные глаза.

«Этот, пожалуй, в артель не скоро потянется», — мелькнуло у Василия о старом Турке.

— А по соседству с вами кто ловит? — вдруг требовательно спросил Трофим Игнатьевич; он продолжал беспрерывно курить, прижимая пепел в трубке указательным пальцем.

— На глуби — Костя Бушлак и Лешка-Матрос, — неохотно сказал Василий, — а ближе к черням — разинские, кажется.

— А больше никого не видали? — настойчиво допытывался Турка.

— Будто никого... — Василий приподнялся, обиженно заморгал кругло-красными глазами, недовольно подумал: «И чего пристали!»

Оба Турки тоже поднялись и пристально посмотрели на Дмитрия, а тот недвижно лежал на тулупе и глядел вверх.

— Ну, что же, Яшка, — сердито прохрипел старый Турка, — двинемся, стало быть, дальше.

Он выбил о ладонь пепел из трубки и, снова взглянув в сторону Дмитрия, сумрачно спросил еще раз:

— Как улов-то у вас?

Дмитрий молчал.

— Понемногу ловится, — ответил за него Василий и, пригибаясь, чтобы не задеть головой низкий ледяной потолок коша, прошел к дружку.

- Могу закупить весь ваш улов, — предложил Турка. — Заплачу дороже, чем Дойкин. И харчом снабжу сейчас же: не надо и в Островок будет ездить.

«На обман берет, — сообразил Василий. — Хочет выпытать, сколько у нас белорыбицы. В подозрении, значит, мы с Митрием».

— Ну, как? — спросил Турка.

— Нет, Трофим Игнатьевич, не берет ваша наживка, — решительно заявил Сазан. — Завтра мы сами в Островок едем. Да и ловим мы от Дойкина — знаешь, сам, потому и белорыбку сдавать ему надо.

Турка ухмыльнулся и запахнул тулуп:

— Полным рублем плачу, а Алексей Фаддеич с вас вычет возьмет: и за сбрую и за лошадь...

— Не продадим улов! — еще тверже сказал Василий.

— Как хотите, — и Турка направился к выходу. Подняв край паруса и пропустив сына, он всердцах пробурчал: