Когда мы с группой консультантов увидели Насера в «Барвихе», я ужаснулся перемене в состоянии его здоровья. Помимо недостаточности кровообращения в сосудах сердца, у него, к нашему удивлению, появились признаки сердечной недостаточности (слабости мышцы сердца), чего обычно при того типа инфаркте, который перенес Насер, не бывает или бывает значительно позднее. Наедине со мной он не скрывал и своего угнетенного настроения, и своей озабоченности ухудшением здоровья. Состояние Насера в «Барвихе», где ему очень нравилось, значительно улучшилось. Он даже начал устраивать небольшие совещания военных советников, находившихся в Советском Союзе. Однажды он попросил показать появившийся тогда фильм «Освобождение», ту серию, где описана танковая битва на Курской дуге. После фильма, обращаясь к своим советникам, он сказал: «Вот как надо воевать, и вот что такое танки». Не знаю, что скрывалось за этими словами, обращенными к его советникам. Уезжая из «Барвихи», он с грустью расставался с нами, обещая выполнять рекомендации. Все это, к сожалению, было только словами — он опять начал, по нашим сведениям, активно работать. Мы понимали, что трагедия может произойти в любой момент после нервного или физического перенапряжения. Так и случилось.

В начале сентября 1970 года, восстанавливая нарушенное борьбой между иорданским королем Хусейном и палестинцами единство арабов, он работал без отдыха, с большим нервным и физическим напряжением. Когда обстановка разрядилась и, казалось, все неприятности уже позади, у него возник повторный инфаркт миокарда, от которого Насер скоропостижно скончался. Эта трагедия не была для нас неожиданностью. Мы понимали, что напряженная, полная стрессов жизнь Насера не для больного с тяжелым атеросклерозом, перенесшего инфаркт миокарда. У нас в стране в таких случаях говорят: «сгорел». Президент Египта «сгорел» в политической борьбе.

Я так подробно описываю болезнь и гибель президента Насера потому, что это был первый случай моего непосредственного участия в сложной медико-политической ситуации, где сугубо медицинские проблемы тесно переплетались с решением политических вопросов. Поэтому он так остро был мною воспринят и так прочно отложился в моей памяти.

Потом такие ситуации бывали не раз. X. Бумедьен и В. Роше, А. Нетто и Ю. Цеденбал , Л. Лонго и Б. Кармаль , Ле Зуан и У Тан , я уже не говорю о советских руководителях, были не просто больными, когда необходимо было решать вопросы диагностики и лечения, это были политические и государственные деятели, чего нельзя было не учитывать.

Нередко нам приходилось невольно вторгаться в сложные лабиринты политической интриги и политической борьбы. Так было в случае с В. Ульбрихтом, о котором я уже говорил. Так было в случае с В. Роше, когда недовольная его отстранением от руководства партией часть членов Политбюро ФКП потребовала пригласить нас в Париж для консультации генерального секретаря. Было это, как и в случае с В. Ульбрихтом, накануне партийного съезда, на котором предполагалась смена руководства, — вместо Роше партию должен был возглавить Ж. Марше .

Мы, три советских академика медицины, — В. X. Василенко, А. В. Снежневский и я оказались втянутыми в сложную атмосферу политической борьбы внутри Политбюро ФКП накануне ее съезда. Столкнулись интересы двух существовавших в партии группировок — старой гвардии, сподвижников М. Тореза , которую возглавлял Ж. Дюкло, и группы относительно молодых политических деятелей во главе с Ж. Марше, требовавших изменения стратегии и тактики партии. Ж. Дюкло, который был моим пациентом в связи с перенесенным инфарктом миокарда, встретился со мной до консилиума и попросил не поддаваться напору некоторых членов Политбюро и оставаться принципиальным до конца.

Я искренне симпатизировал Ж. Дюкло. В моих глазах он, с одной стороны, олицетворял истинного француза, а с другой — настоящего, а не «карьерного» коммуниста. Небольшого роста, коренастый, с возрастом пополневший, что никак не отражалось на его подвижности и темпераменте, он был типичным южанином. Его интересно было слушать, потому что он умел говорить. Юмора ему было не занимать. Когда его кандидатура была выдвинута в качестве кандидата в президенты Франции, мы с П. Лукомским, встретившись с ним в Москве, выражали опасения: не скажется ли напряженная предвыборная борьба на состоянии его здоровья, учитывая и возраст, и перенесенные инфаркты миокарда. На наши опасения он ответил весьма оригинально: «Ну что вы, сейчас в век микрофонов и усилителей политическая или предвыборная борьба — простое дело. Вот когда я начинал свою деятельность в 20-е годы, тогда, действительно, было трудно. Самое главное для политика в то время — надо было иметь хороший и громкий голос, чтобы вся площадь или стадион могли тебя слышать». Он успешно провел предвыборную борьбу, и почти 10 миллионов голосов, которые он получил в стране, далекой от «коммунистических идеалов», были в значительной степени отданы лично ему — настоящему французу, участнику Сопротивления, честному и принципиальному человеку. Его принципиальность была непоколебима. Перенеся инфаркт миокарда, несмотря на наши возражения, возражения его друзей, он, не задумываясь, поехал в воюющий Вьетнам, в тяжелейшие климатические условия, так как считал, что своими глазами должен увидеть всю правду.

Листая подаренную им книгу, полную политических и философских обобщений, я нередко вспоминаю его слова о тех трудностях, которые подстерегают правящую партию, такую, как КПСС, к которой могут примкнуть карьеристы и нечестные люди. Как он оказался прав! Сколько карьеристов, да и просто проходимцев, пригрелись у КПСС. Именно они не только оттолкнули от партии миллионы простых людей, но и способствовали ее разрушению. Как ни парадоксально, но именно внесение в Конституцию нашей страны статьи о руководящей роли партии способствовало ее деградации. Сегодня, когда видишь, как с экрана телевизора или со страниц газет люди, клявшиеся в прошлом в верности партии и строившие на этом карьеру, поносят все, что несколько лет назад утверждали и превозносили, появляется чувство гадливости. Эти карьеристы сегодня предали КПСС, а завтра предадут кого угодно. Сегодня на волне общественно-политической активности, используя промахи и недостатки коммунистов, растут как грибы различного рода демократические движения и партии. Лозунги демократии, экономической свободы, несущей процветание, наиболее популярны в народе. И сколько же политических карьеристов, в том числе и бывших коммунистов, эксплуатируют в своих амбициозных целях эти, близкие широким массам, лозунги. Здесь уже идет борьба за руководство партиями и политическое лидерство. И где гарантия того, что получи они власть, карьеризм не будет разъедать и эти партии?

Прав был Ж. Дюкло в своих рассуждениях о правящей партии. Трудно выдержать испытание властью.

Тогда, в Париже, он остался и с нами до конца честным. Он сказал: «Посмотрите, может быть, В. Роше еще сможет поработать. Это было бы хорошо. Но, — тут же добавил он, — если есть угроза здоровью или жизни, скажите нам откровенно. Ничего не скрывайте».

Перед отъездом из страны мы были в ЦК КПСС, где нас просили не делать поспешных выводов и, прежде чем давать окончательный ответ французским товарищам, сообщить А. А. Громыко через нашего посла в Париже заключение о состоянии здоровья В. Роше и его возможности оставаться на посту Генерального секретаря ФКП. Лейтмотив разговора состоял в просьбе способствовать сохранению В. Роше как лидера партии, если для этого есть хоть минимальная возможность.

И вот нас везут в частную клинику, которой руководил кто-то из родственников бывшего Генерального секретаря ФКП и которую поддерживала эта партия. В. Роше, с которым мы встретились, находился в тяжелом депрессивном состоянии, но сразу же нас узнал (мы неоднократно встречались в Москве) и очень обрадовался нашему приезду. Он производил тягостное впечатление. «Ну, теперь я выздоровлю», — неоднократно повторял он за время нашей встречи. Положение хотя и было тяжелым, но не безнадежным. Мы составили рекомендации по лечению В. Роше и указали, что в случае эффекта лечения он с определенными ограничениями сможет приступить к работе. Мы не указывали, в какой должности он может работать, а давали четкие рекомендации по ее объему, характеру и возможным ограничениям. Врачи, по нашему мнению, не должны самостоятельно определять будущие позиции своих пациентов. Но сказать самому пациенту, тем, кто определяет это будущее, в том числе и общественности, о возможном режиме их жизни и труда мы обязаны. Каждый поймет, что, если врачи заявляют, что «пациенту необходимо ограничить физические и эмоциональные нагрузки», то он не может выполнять функции президента или генерального секретаря.