— Она действует, как товарищ Сталин, все свои действия — напоказ, потому никого ее действия не беспокоят. Ведется большое строительство, и камень ненужный ленточным транспортером сбрасывают в море. Все законно, все правильно. Но видел бы кто, сколько тысяч кубов того камня они уже в море сбросили! С одной стороны — убежище в скалах, с другой — вокруг мыса они забивают каменюгами подходы кораблям и лодкам.

— Слушай, а есть ли под Пальмой катакомбы?

— Ого! Еще какие! В Одессе камень-ракушечник рубили меньше двух веков и нарубили полторы тысячи километров галерей под городом и еще две-три тысячи километров в пригородах. Соображаешь: четыре тысячи километров? А тут камень рубили тысячелетиями.

— Уж не рубит ли она выход в катакомбы?

— Она явно в скалах себе командный пункт вырубила с запасами и убежищами, а если соединит свои подземелья с катакомбами, то ее нам вообще не достать. Представляешь? Она сможет появляться в любой момент в любой части города, за городом или в порту. Мы ее тут ждем, а она уже на шикарном лайнере в Нью-Йорк шпарит!

— Она, зараза, еще и переодеваться любит. Нарядится оборванцем, вынырнет в каком-нибудь переулке, поди узнай ее на городской улице…

Зашуршал шинами белый «роллс-ройс», изогнулся водитель в поклоне, дверь броневую распахивая. И понес ее автомобилище в пристанище людей состоятельных — в «Сон Виду».

Дорога в «Сон Виду» ничего хорошего не сулит. Все в гору и в гору. А по сторонам — рощи редких скрученных деревьев. Тут, под палящими лучами, выгорает все. Выгорает трава. Выгорают черепичные крыши. Банка валяется у дороги, блестит, как серебристый радиатор лимузина. А две недели назад банка не была такой. Она была огненно-красной, с белой надписью «Кока-кола». Пни ту банку, и окажется, что только сверху она сверкающая, а бока у нее розовые, а то, что снизу, так и осталось огненно-красным, и остались белые с размахом завитушки — «Кока-кола». Поваляется та банка еще под солнцем, и тот красный бок тоже выгорит, в серебряное сверкание превратится.

Сосны на Балеарских островах реденькие, к земле палящей жарой придавлены и пылью присыпаны. Это глина выгоревшая пылит. И от пыли той все деревни и церкви, и тысячи мельниц изломанных — все рыжее. И листья на деревьях все той же пылью перемазаны.

Несется машина выше да выше. Вот и море вдали сверкнуло. И гавань, яхтами забитая, как бочка сельдями охотскими. И французский красавец линкор на горизонте, по силуэту «Страсбург» или «Дюнкерк».

Тут, на высоте, растительность богаче и воздух чистоты пьянящей. Пронесло «ройс» ущельем — и остановочка. Полиции кордон: строго тут на подходах к «Сон Виде».

В Британии надо за уголок завернуть, чтоб жизнь красивую увидеть. А в Испании для этого надо пройти через ущелье и полицейский кордон. Там, за ущельем, и климат иной. Там рощи мандариновые в свежести горного ветра. Козырнула полиция, и понесло машину по спирали круто вверх на скалу к старому замку. С него-то «Сон Вида» и началась. Потом к замку корпуса пристроили, сады вокруг насадили, цветами уголочки переполнили. В мире много отелей, как звезд на небе. А среди них есть тысяча самых лучших. А в тысяче лучших — сотня великолепных. А в любой сотне есть лучшая десятка. Так вот, «Сон Вида» уверенно в первой пятерке мира держится. «Сон Вида» — для людей действительно богатых. «Сон Вида» — тихий уголок для особ коронованных и для людей с большими деньгами. Кто еще позволит себе в «Сон Виде» деньги тратить? Только шейхи нефтяные. Ну, еще лидеры профсоюзного движения, слуги рабочего класса. Они буржуазную жизнь ненавидят, и потому их сюда тянет, как проститутку в монастырь, как сыщика в блатную компанию…

Привратники в «Сон Виде» величавы. Дверь машины открывают жестом, который лет тридцать отрабатывать надо. Поклонились привратники путешественнице, козырнули телохранителям ее: добро пожаловать.

А внутри — тишина. И гобелены по стенам, и мраморные колоннады, во мрак прохлады ведущие, и панели русского дуба, и оружие на тех дубовых стенах. Так и спер бы какой пистолетик забытого века и у себя в доме над камином приладил бы. И фотографии генералиссимуса Франко. Не вверх ногами, как у нас на учебной точке принято, а ногами вниз. И подпись его благодарственная. Мол, бывал тут, претензий не имею.

Персонал в «Сон Виде» — это особая порода людей. Швейцар в «Сон Виде» смотрит на мир, как мудрый кот, понимая все и прощая нам мелкие шалости. Глянул дядька в пышных усах на сеньориту Анастазиа, узнал. Ее все узнают…

Мимо бронзовых пушек — в пальмовую рощу на склоне.

Любит Настя «Сон Виду». Хорошее место. Если денег еще немного накопить, то можно бы и купить «Сон Виду». Тут собираются все. Тут проигрывают состояния. Тут продают и покупают заводы и железные дороги.

Тут устанавливают курс валюты и уровень инфляции… В скале под «Сон Видой» вырубить бы бункер и снимать информацию со ста двадцати четырех микрофонов. Над миром встает Мировая война. Большая война. Это время делать большие деньги. И большую политику. А чтобы решения принимать, нужно знать обстановку… Тут бы конференцию устроить капиталистическую, как съезд коммунистической партии, голосование организовать по сталинскому методу…

Работа снайпера на войне — одно дело. На войне снайпер засел в укрытие и ждет, кто появится. Появилась цель красивая — офицерик из-за бруствера высунулся, танкист из люка — бац его… И жди следующего.

А у снайпера-исполнителя совсем другая работа: не абы кого стрелять, а того, кто заказан. Вот тут много проблем возникает. Тот, кто заказан, — в машине броневой с черными стеклами. Во-первых, обыкновенной пулей ту машину не пробьешь. Во-вторых, если пробьешь машину пулей бронебойной, то что толку? Дырка в машине. Пуля над ухом просвистит. Пуганешь клиента, он осторожнее будет. Да и черт же его знает: мотается машина с черными стеклами по прекрасному городу, а клиента в машине может и не оказаться. Клиент, переодевшись в дерюжку, из своего дворца в мусорной машине может выехать…

Держать снайпера-исполнителя несколько дней у объекта в надежде на случайное появление клиента нельзя. Тут всякие последствия быть могут. И все негативные.