Поедая свой сэндвич, я продолжал за ней наблюдать, и она больше ни разу не улыбнулась и не прошла поблизости. Деньги у меня взяла другая девушка, но, выходя из паба, я чувствовал, что она украдкой смотрит на меня.

Весь путь назад в Сити и на вокзал на Ливерпуль-стрит меня не покидала уверенность, что она что-то знает. Но что именно? В конце концов я постарался не думать об этом. Ясно, что она будет все отрицать, так что нет никакого смысла кому-то об этом говорить. Но когда полиция наконец поймает Карлоса и начнет готовить дело в суд…

Мысли об этой девушке и ее небрежности, из-за которой ее сумочка оказалась в воде, ночью снова не давали мне покоя. Лежа в темноте без сна и раздумывая о ее обнаженном теле в том оцинкованном холодильном ящике, я вспомнил, как она вдруг заговорила о тех, кого, как я узнал позже, называют «исчезнувшими». Это было как раз в ту минуту, когда мы выехали из Блэкуоллского туннеля и она увидела едущего за нами молодого Карлоса.

— Очень многих убили, — пробормотала она, глядя в зеркало заднего вида.

— Что вы имеете в виду? — спросил я, и она обернулась ко мне.

— Эдуардо один из них, — сказала она. — Эдуардо — это мой брат. Мой младший брат. А этот маленький ублюдок…

Она кивнула на зеркало.

— Он что здесь делает? Зачем Ангел прислал его?

И она продолжила говорить о своем сводном брате, о низости, на которую тот способен.

Тогда я вспомнил кое-что еще, сказанное ею.

— Он ненавидел Эдуардо.

Когда я поинтересовался почему, она ответила:

— Потому что он хороший человек, он — Коннор-Гомес. Не сицилиец. Мой отец рассказал ему, что Эдуардо…

Она замолкла, и я не узнал, что она собиралась сказать.

— Это было до того, как он сжег магазин.

Подрезая грузовик, она перестроилась в левый ряд, затем резко свернула налево перед дорожным знаком, указывающим поворот на Собачий остров.

Именно там мы оторвались от «хвоста». Тогда ее настроение изменилось, исчезла напряженность. Мне нужно было обо всем этом поведать инспектору, но в тот момент я этого не вспомнил. Слишком велико было мое потрясение при виде трупа, заслонившее в моем сознании все прочее. А потом мне об этом напомнил Виктор Веллингтон. Имела ли она в виду то, что на ее сводном брате, среди прочих, лежит ответственность за случившееся с «исчезнувшими»? Или она хотела сказать, что он был лишь сторонником хунты, военного режима, развязавшего в стране террор, или по крайней мере потворствовал ему? Я об этом знал совсем немного, только то, что читал в газетах после вторжения на Фолклендские острова. Впрочем, мне не было бы до этого дела, если бы я не познакомился с Айрис Сандерби и меня не вызвали бы в Лондон на опознание ее тела.

Чтобы избавиться от этих мыслей, на следующий день я устроил себе выходной, взял у приятеля яхту и повел ее к заповеднику близ Блейкни и там бросил якорь у галечного берега. Стоял один из тех безоблачных дней, что бывают на Восточном побережье, когда сияет солнце и дует легкий ветерок, в тот день северо-восточный силой 3–4 балла. В такие дни даже приезжие из более теплых краев обгорают на солнце. Я остался там на ночь, поймал немного рыбы и, приготовив из нее великолепный завтрак, на рассвете вернулся домой, где в мое отсутствие уже звонил Айан Уорд.

В оставленном на автоответчике сообщении он говорил, что видел газеты в то утро, и просил срочно ему перезвонить. Он дал свой номер телефона. Под «тем утром» он явно подразумевал утро предыдущего дня. Сам я газет не покупаю, но мой сосед дал мне взглянуть на его номер «Экспресс»[34], и там, в статье под заголовком «УБИЙСТВО В ДОКЕ», я увидел свое имя среди вызванных на опознание тела. Статья цитировала инспектора Брэкселла, заявившего, что точная идентификация, вероятно, станет возможна при наличии данных от стоматолога жертвы, а поскольку погибшая являлась гражданкой Аргентины, понадобится некоторое время, прежде чем полиция Буэнос-Айреса получит необходимые сведения. Но даже в таком случае состояние тела затруднит опознание по зубам. Далее следовали фамилии привлеченных для идентификации лиц, моя среди них: «Питер Кеттил, консультант по вопросам консервации древесины, который также беседовал с миссис Сандерби на конференции на борту „Катти Сарк“, состоявшейся на прошлой неделе, вполне уверен, что найденное в доке тело принадлежит ей».

Далее сообщались некоторые факты биографии Айрис Сандерби. Ее отец, Хуан Коннор-Гомес, был владельцем большого магазина в Буэнос-Айресе. Он совершил самоубийство непосредственно перед Фолклендской войной, потерпев крах из-за пожара, уничтожившего главное здание и товаров более чем на миллион фунтов. Ее брат Эдуардо, биохимик по профессии, исчез примерно в это же время. «По данным полиции, нельзя исключать вероятность того, что это было политическое убийство. Возможно, это связано с тем периодом времени, когда люди исчезали по всей Аргентине, в особенности в крупных городах наподобие Буэнос-Айреса. Пока мы не получим детальной информации о данном семействе, которая была срочно затребована у полиции Буэнос-Айреса, причины этого жестокого убийства не будут раскрыты».

Я сразу же позвонил Уорду, но никто не взял трубку, и мне удалось до него дозвониться только вечером.

— Вы уже готовы, Питер? — это первое, что он сказал.

На мой вопрос, что он имеет в виду, он ответил:

— Вы собрали свои вещи? Я уже купил два билета в Мадрид, вылет в воскресенье. Там переночуем и полетим самолетом «Иберия эйрлайнз» в Мехико. Встретимся у стойки регистрации «Бритиш эйрлайнз» в час дня, годится?

Поначалу я даже не знал, что и сказать, ошеломленный неожиданным оборотом событий.

— Вы хотите сказать, что экспедиция состоится?

— Ну да, — спокойно подтвердил он как что-то само собой разумеющееся. — Почему нет? Корабль там. Мы можем выйти на нем, как только приедем в Пунта-Аренас.

— Но…

Был уже вечер среды.

— Вы это серьезно? То есть… ну, вы же не можете отправиться в плавание по морю Уэдделла вот так. Нужны припасы, оборудование, одежда. Нужно все распланировать, очень тщательно распланировать.

— Я обо всем позаботился.

— Но…

— Послушайте, у меня есть опыт организации в сжатые сроки. Я послал тому норвежцу телеграмму, чтобы он подготовил судно к плаванию в течение недели и перевел необходимые на это средства в местный банк с инструкциями об оплате счетов. У вас есть паспорт, не так ли?

— Да.

— Действующий? Он у вас не просрочен?

— Нет, относительно новый.

Мои мысли разбегались, разыгралось воображение. Одно дело сидеть на встрече, как та на «Катти Сарк», рассуждая, есть ли там во льдах моря Уэдделла фрегат или нет, строя неопределенные планы об экспедиции для его поисков, и совсем другое, когда кто-то тебе говорит, что через четыре дня нужно выезжать в Антарктику.

— А визы? — сказал я. — Мне нужны визы. И деньги — дорожные чеки. Другой вопрос: во что мы будем одеты? Для подобных экспедиций нужна специальная одежда.

— Я все учел, — заверил он меня снова. — За мной деньги и одежда, самая современная защитная экипировка. Она, надеюсь, будет отправлена сегодня вечером. Правда, мне пришлось наугад указать ваш размер. С визами вопрос решит мой агент. Его офис в Лондоне, на Уиндмилл-стрит.

Он продиктовал мне адрес.

— Предоставите свой паспорт ему завтра к девяти утра, и Джонни Крик вернет его вам со всеми нужными визами до нашего вылета. О’кей?

— Нет, — сказал я. — Так не пойдет. Я в Норфолке, а не в Лондоне, и уже девятый час вечера.

— Да, конечно, я же вам не сказал. Мотокурьер из службы доставки «Норфолк флайер» заберет у вас паспорт завтра утром в полседьмого. И приложите свое фото анфас для копии. А когда будете в воскресенье утром забирать свой паспорт, заберите и мой тоже.

Сейчас его произношение, казалось, было совершенно свободным от акцента.

— Уиндмилл-стрит, — повторил он. — Это на север от площади Пикадилли по Шафтсбери-авеню, потом поворот. Вы найдете офис Джонни на третьем этаже. Не забудьте, хорошо? Мне нужно до самолета в Мадрид все успеть, а дел еще много. Подождите минуту, я скажу вам номер рейса.