– Это верно, – подтвердил Федир. – Всякое я в век свой видал. А что до усов, то и без них жить можно. Была бы голова. Без головы не слышно, чтобы кто ходил по белу свету ни у нас, ни где в ином месте, за исключением, быть может, царства Хмеля, когда была людей жменя[17], или государства царя Панька, когда была земля тонка.
Рассуждения Федира Черненко свидетельствовали, что несмотря на турецкую рану, он был вполне в своем уме и в добром расположении духа и даже вовсе не унывал в противность Логинову.
– Ты, паря, человек вольный, – сказал Логинов. – Воевать определился по своей охоте. Кончится война – пойдешь к своей бабе и детишкам. Мне досталась тяжкая судьба. Барин отдал меня в солдаты за то только, что приглянулась ему моя зазнобушка, отдал, чтобы мне быть подальше от нее. С той поры учения, переходы, парадировки, сшибки с неприятелем, бивуаки да зимние фатеры. И в зной, и в стужу солдат на службе. Достается ему, паря, от офицеров и унтеров: и зуботычины, и стояние под ружьем. И есть у солдата всего-то ничего, порты и те казенные. Наши жены – ружья заряжены. А зачем нам такие жены? Аннушка – вот кто с головы не идет. Когда в уважение за геройство жаловали мне Егория второй степени и пустили на побывку в деревню – Аннушки там более не было. Мужики и бабы сказывали, будто барин – офицер гусарский долго держал ее взаперти и учинял, аспид проклятый, над нею насильства. За дерзость и ослушание велел он Аннушку свести на конюшню и пороть батогом. После ее, сердешную, отослали в дальнюю деревню, где она умерла при родах. Барин мне горше турка, окаянный, так бы и пырнул штыком. Нынче, ежели ногу мне отрежут – куда деваться? Без ноги и в инвалидную команду не возьмут. Егорием сыт не будешь.
После взятия Хаджибея де-Рибас получил два письма. В одном из них писал Суворов: «Милостивый государь мой, Осип Михайлович!» С победой вашего превосходительства над Гаджибеем имею честь поздравить. Усердно желаю, побеждая и далее неверных, заслужить лавры!»
Другое, более пространное писала Настенька: «Я узнала с бесконечной радостью, мой друг, что вы имели честь взять город. Это произвело здесь при дворе большое впечатление. Государыня говорила о вашей победе, милостиво выражая мне свое удовольствие.
Еще кланяетца вам воспитанник ваш Алексей Григорьевич Бобрин-ский. Сказывал также граф Бобринский, что воспитанники кадетского корпуса поминают вас добрым словом, как учителя их и наставника в добродетелях. Здесь намедни вспомнили ваш проект строительства моста в Санкт-Петербурхе через Неву. Но нигде тот проект сыскать не могут. Буде он при вас, то извольте немедля прислать его для дела.
Граф Мамонов, бессовестный, за фрейлиной Щербатовой волокититца и тем весьма огорчает государыню. Ее величество – матушка-государыня наша милостивая – сохнет от любви к нему, неблагодарному, и весьма кручинитца. Светлейшему, сказывают, она обо всем отписала, а тот грозитца Мамонова исколотить палицей, а Щербатиху отослать в монастырь. Пущай дылда грехи свои замаливает.
Умора одна… Ольга Жеребцова – сестрица братьев Зубовых – без ума втрескалась в посла аглицкого Витворта. Он дышать от Жеребчихи не может. Она его преследует не только в Санкт-Петербурхе, но и по Европам. Кажетца, тот Витворт хотел бы женитца на девице из порядочного дома, но Жеребчиха пригрозила ему убивством, так что пришлось ему от той девицы отступитца.
Его высочество наследник престола цесаревич Павел Петрович пребывает в Гатчине в окружении потешных войск и малороссийских казаков, к коим он имеет безграничное доверительство. Намедни батюшка наш Иван Иванович встрел такого казака и ево спросил об цесаревиче, на что казак ответил, что цесаревич в Гатчине пребывает один как пэс. После батюшка сказывал, что пэс по-мароссийски вовсе на пёс, а все равно, что по-нашему перст. К нам более цесаревич на чай ходить не изволят и сердечные цидулы мне не сочиняют. При них нынче состоит Ростопчин. Папенька ево за пронырство терпеть не может.
Матушка-государыня в большом неудовольствии на цесаревича за его сумасбродства. Еще государыня носится с мыслями о создании индепендующей[18] державы для его светлости Константина Павловича из отторгнутых от Порты Оттоманской земель, возможно даже и Царьграда, который будет наречен Константинополь, как было допреж.
Принц Нассаутский также поручает мне передать вам поклон и поздравляет вас с победой. Однако, сказывает, что в обиде на вас за покровительство известной вам персоне. Не дама ли? За мной убиваютца тут разные вертопрахи, но я остаюсь вам верной.
Супруга ваша Анастасия Ивановна де-Рибас.
P.S. Так что пущай даже мне закроют Эрмитаж, а строить глазки тем вертопрахам я не стану, потому как кручинюсь от разлуки с вами и пребываю в большой к вам любви.
Дано в Питербурхе октября 10-го дня сего 1789 года, в подтверждение собственную руку приложила. Настасья».
Персона, о которой писала Настасенька, был Поль Джонс. В русской военной службе с ним вышла неприятная история. Офицеры заявили о нежелании сражаться под его начальством, утверждая, что служба даже на одном корабле с Поль Джонсом противна их пониманию воинского долга и чести. Это был бунт, за что могло последовать строгое наказание, чтоб другим неповадно было умничать. Осип Михайлович уловил щекотливость и опасность истории. Немедля он стал толковать господам офицерам об отличии пирата, как морского разбойника и грабителя, сиречь душегуба и вора, от капера, который есть своему отечеству мужественный патриот и морской партизан. Поль Джонс не столь порицания, сколь похвалы достоин. Он храбро сражался за независимость северных американских штатов, гражданином в коих состоял. Штаты эти, указывал де-Рибас, восстали против англицкого тиранства. Ведомо также, что Британская империя – владычица морей. Британский флаг в каждом океане господин. У англичан и надменность сатанинская. Но американские северные штаты не пожелали управляться англичанами, терпеть несправедливости и грабительства. Чтоб добыть индепенденцию, сиречь независимость от британской короны, взялись они за оружие. Штаты не имели достаточно военных морских судов, дабы объединить их в эскадры. Американские корабли против высокомерных бритов сражались в одиночку, что требовало от капитанов действий не только большой смелости, но и сообразительности. Таким капитаном был Поль Джонс – морской партизан.
После речи Осипа Михайловича офицеры изменили отношение к Поль Джонсу и стали оказывать ему повиновение.
История с Поль Джонсом, не ладившим с адмиралом Нассау-Зигеном, случилась, когда Осип Михайлович с гребной флотилией и казаками одержал славную победу над турками на острове Березань. Неприятельский гарнизон здесь после жестокой схватки принужден был сложить оружие. Более трехсот простых янычар и двадцать офицеров разных чинов отдались на милость победителей.
За Березань де-Рибас был жалован Владимирским крестом.
Выслушав разные рапорты от подчиненных воинских начальников, де-Рибас сел за ответ на письмо жены, а чтобы ни от кого не было ему докуки, сказался больным. Это, однако, была правда. В последние дни он измучен был простудой, но с раннего утра его видели на лансонах. Гребная флотилия, главным начальником которой он был определен Светлейшим, готовилась к выходу с пехотным десантом для поражения небольших турецких крепостей на Днепровском лимане и Дунае, захвата турецких продовольственных складов и блокады могучей твердыни Порты Оттоманской – Измаила.
Это военное мероприятие было столь значительным, а его исполнение сулило такие выгоды, что де-Рибас отдался ему сполна с энергией, свойственной его неукротимой натуре, забывая обо всем на свете.
Но письмо к Настеньке вернуло его к иным чувствам, заботам и тревогам:
«Милый друг мой, не могу изобразить, сколь великой радостью наполнило меня известие от тебя, – писал он жене. – Тех вертопрахов сторонись, а станут наглеть – пригрози им гневом государыни, поелику супруг твой служит ей не только в тяжких трудах, но и в большой опасности для самой жизни его.