— Знаю, — невозмутимо ответила она, — кстати, зовите меня просто Олив. Мы с Лукасом предпочитаем провинциальный стиль, что-то вроде: «эй, привет, как дела».

— Я понял, и постараюсь соответствовать.

— Это доктор Упир, — чуть запоздало представил Ксиан Тзу Варлок своего спутника.

— Доктор Упир… — подал голос Лукас Метфорт, — …Вы меня знаете, и я вас тоже видел, только не могу вспомнить, когда и где.

— В Сиднее, профессор. Я ходил на все ваши семинары по философии социологии 10 лет назад. Жизнь сложились так, что мне пришлось уехать до конца курса, и мне было так обидно, что я не успел задать вам многие важные вопросы.

— Джеймс Флеминг? — спросил Метфорт.

Доктор Упир в ответ улыбнулся еще шире.

— Чертовски приятно, что вы меня помните.

— Это не так сложно, — сказал социальный философ, — метод ассоциации. Флеминг автор сериала про Джеймса Бонда. Отбрасываем Бонда, остаетесь вы.

— Хэх, — вздохнул доктор Упир, — грустно, что мои родители назвали меня Джеймс, а не Алекс, и я ассоциируюсь с автором очень вульгарных шпионских бестселлеров, а не с изобретателем пенициллина. Впрочем, я все равно сменил имя. Жизнь так сложилась.

— Ладно, — вмешалась Олив, — давайте садиться за стол. Жизнь так сложилась, что я уже сварила кофе, и будет грустно, если он остынет, не будучи выпитым. Между прочим, я никогда не варю кофе даром, а назначаю выкуп с гостей. Ваш выкуп, мистер Упир, это вопросы, которые вы не успели задать моему гениальному мужу.

— Дорогая божья коровка, — возмутился Лукас, — тебе не кажется, что это выкуп с меня?

— Ах! — миссис Метфорт подняла взгляд к небу, — Женщины порой так несправедливы.

Первый вопрос Упира звучал так: «является ли спираль молчания прямым следствием нормативной школьной дебилизации детей?». Он поставил в тупик всех, кроме Лукаса Метфорта. Социальный философ развел руками и произнес.

— Упир, нельзя так сужать проблему! Что значит «прямое следствие»? Если вы желаете намекнуть, что школьная дебилизация практикуется правительством намеренно, чтобы воспроизводить социум, подверженный спирали молчания, то вы приписываете этому правительству интеллект, совершенно ему не свойственный. И, почему вы ограничили проблему лишь школьной дебилизацией? То, что она нормативная, не значит, что она дебилизирует детей эффективнее, чем отношения в типичной лояльной семье.

— Извините, док Лукас, — сказал Ксиан Тзу Варлок, — а что такое спираль молчания?

— О! Это интереснейший эффект, на котором держатся власть в условных демократиях Первого мира. Спираль молчания, это контроль индивидуальных мнений большинства граждан через создание, скажем так, чучела общественного мнения.

— Лукас, пожалуйста, говори проще, — вмешалась Олив.

— Да, мой музыкальный сверчок. Я как раз собираюсь сказать проще. Начнем с хорошо известного эксперимента Аша, проведенного в 1951 году. Доктор Аш использовал две группы студентов, и предъявлял им картинку с тремя отрезками. Задача была: указать наиболее длинный отрезок. Зрительно все было очевидно, и в контрольной группе, где студенты отвечали независимо, не зная ответов других, ошибок практически не было. Совсем иначе дело обстояло в экспериментальной группе, где ответы надо было давать публично, перед всеми, и где первые несколько студентов были «подсадными утками», дающими одинаковые, заведомо ложные ответы. Так вот: доля неправильных ответов остальных студентов, отвечавших после них, доходила до 75 процентов! Из студентов, которые, все же, отвечали верно, многие затем признавались, что испытывали острый дискомфорт, когда шли против уже высказанного, как бы, общественного мнения.

Здесь Лукас Метфорт сделал рассчитанную актерскую паузу, а затем продолжил:

— Доктор Аш установил еще ряд закономерностей. Так, доля неправильных ответов в экспериментальной группе зависела от последовательности опроса. Если сразу после «подсадных уток» оказывался студент, дающий правильный ответ, то эффект, как бы, общественного мнения снижался, доля правильных ответов у следующих студентов увеличивалась. Если же после «подсадных уток» еще несколько студентов повторяли заведомо ложный ответ, то доля ошибок в группе достигала тех самых 75 процентов. Эксперимент Аша показывает, во-первых, распределение людей в социуме по уровню конформизма, а во-вторых, силу нонконформистского меньшинства, для случая, если нонконформисты получают слово раньше, чем формирование общественного мнения завершилось. От эксперимента Аша мы можем перейти к спирали молчания.

Сказав это, Лукас демонстративно постучал пальцем по экрану ноутбука на столе.

— Вот типичный аппарат для передачи визуальной информации. Этот или даже более простой аппарат — телевизор, можно использовать для показа чучела общественного мнения в широкую распределенную аудиторию. Каждый индивид у экрана смотрит репортаж CNN о неком событии, и видит «подсадных уток», как в эксперименте Аша, причем их мнение еще подкрепляет видеоряд, созданный методом кино-иллюзии. Так можно склонить к любому абсурду 75 процентов цивилизованных индивидов.

— Только цивилизованных? — спросил Упир.

— Вот это вопрос, — отреагировал социальный философ, — у нас просто нет статистики конформизма нецивилизованных индивидов. Но, об этом позже. А сейчас, о спирали молчания. Она развивается уже после просмотра заведомо-ложного TV-сообщения. Цивилизованные индивиды ушли от экранов и начали коммуникацию между собой, обсуждая данное событие. 75 процентов будут повторять мнение TV, а те индивиды, которые чуть более критичны и сомневаются в правоте TV, будут молчать, из страха получить от общества «желтую карточку» за выступление против большинства. И чем больше доля молчащих, тем сильнее тормоз страха, мешающий кому-либо высказаться против чучела общественного мнения. Лишь небольшое количество наиболее упрямых нонконформистов заявят иное мнение, но их будет окружать стена изоляции — если они каким-то чудом не прорвутся к mass-media в начале развития этой спирали молчания.

— А где, — спросил Варлок, — граница абсурда, который можно внушить таким путем?

— Абсурд, — ответил Метфорт, — граничит с зоной непосредственного восприятия. Так, например, TV не может внушить индивиду, что у всех людей стало три ноги. Индивид, наблюдая себя и своих близких, непосредственно видит две ноги. А вот внушить, что у жителей другого континента стало по три ноги — можно. Вне зоны непосредственного восприятия, степень абсурда очень мало влияет на долю поверивших, при условии, что нонконформисты не прорвались к mass-media. Если же они прорвались, пока спираль молчания еще не сформирована, то доля не верящих TV-мнению будет зависеть от того, насколько это мнение абсурдно. Это понятно, ведь индивиду придется выбирать между альтернативами, каждая из которых представлена в форме общественного мнения. Это известно политикам, и чем больший абсурд они хотят загрузить в мозги обывателя, тем жестче контроль лояльности для репортеров, допускаемых к освещению темы на TV.

Олив подлила всем кофе, и со вздохом сообщила:

— Вот за что я не люблю эту часть социологии. Чем больше об этом узнаешь, тем хуже начинаешь относиться к людям. А ведь среди людей, и даже среди конформистов, есть немало симпатичных персон.

— Ты просто не знаешь конформистов с плохой стороны, — ответил Лукас, — А я как раз перехожу к эксперименту Милгрэма, проведенному в 1974 году. Эксперимент крайне простой. Участнику предлагалось быть лаборантом при исследовании влияния боли на память. Боль методом электрического разряда применялась, будто бы, к волонтеру. В действительности, волонтера играл артист, электрическая установка была муляжом, но лаборант этого не знал. Шеф лаборатории задавал «волонтеру» тесты на память, и при, якобы, ошибочных ответах, приказывал лаборанту наказывать «волонтера» все более мощным разрядом. «Волонтер», в смысле, артист, при какой-то мощности уже начинал кричать, и просить, чтобы эксперимент прекратили, однако шеф приказывал лаборанту продолжать. И только 35 процентов лаборантов на определенной стадии отказывались служить исполнителями пыток, а 65 процентов работали до упора шкалы мощности.