– До обеда? – Переспросил мальчишка. – Ни фига себе!

– …В этом случае, – невозмутимо продолжила Уфале. – Мы с Зиркой успеем написать реферат по химии, и после обеда у меня будет время помочь тебе с информатикой.

– Блин! Но договаривались же, что мелкого сегодня выгуливают мама с папой!

– Два блина! Ты же знаешь, что они уехали до вечера на маркет Икехао-Нуи!

– А я крайний, да?

– Информатика, – лаконично напомнила Уфале, устраиваясь на сидении квадроцикла-заправщика.

– Ясно… – Ралито вздохнул и уселся на корточки рядом с Экехе, который без особого успеха пытался извлечь из песка ракушку, – …прикинь, мелкий. Мама тебя спихнула, бабушка с дедушкой тебя тоже спихнули, и только дядя Ралито твой реальный друг.

– Хэй! – Уфале помахала ладошкой. – Док Кватро! Дядя Рау! Вы обедаете у нас, ОК?

– Мы помним, – ответил tahuna.

– Ага! – Констатировала девушка и, развернув квадроцикл, укатила в сторону дома, расположенного почти сразу за сборочным ангаром.

Экехе, отчаявшись извлечь из песка ракушку, повернулся к своему 8-летнему дяде, уверенно показал пальцем в сторону лагуны, и заявил: «U-u! Miti! Swim! Y-y!». В переводе, это значило: «Я хочу в море, поплавать, а встать и идти ножками мне лень». Ралито понимающе покивал головой (в смысле: «лень – это понятное и близкое мне чувство»), сбросил на песок свои сандалии и шорты, поднял племянника за подмышки, отнес на несколько метров от берега и плюхнул в воду. Экехе, как типичный младенец утафоа, вполне скоординировано задвигал ручками и ножками и поплыл куда-то. Как оказалось – к центру лагуны. Ралито аккуратно развернул его вдоль берега, и мелкий поплыл в заданном направлении. Ему, в принципе, было без разницы, куда плыть.

Рау Риано обстоятельно раскурил сигару и повернулся к Чинклу.

– Кватро, ты вчера говорил нечто о социально-экономической истории Японии. И это склеилось у меня в голове со стрекозой. Не с этой флайкой-стрекозой, а с насекомым. Точнее, не с насекомым-стрекозой, а с насекомым-муравьем. Ты понимаешь?

– Конечно, – математик кивнул. – Я на лекциях предлагаю студентам найти сходства и различия между муравейником и социумом, в котором функции большинства людей редуцированы до уровня рабочих особей у коллективных насекомых.

– Сходства понятны, – заметил Риано, – а различия?

– Во-первых, – сказал Чинкл, – у людей репродуктивность рабочих обычно сохранена, а у насекомых – нет. Но у кочевых муравьев рабочие сохраняют репродуктивность, а в ряде человеческих древних царств рабов кастрировали. В общем, это не чёткое различие.

– А какое – чёткое? – спросил тахуна.

– Поведение особей внутри доминирующего клана, – ответил математик. – Они, как правило, сохраняют индивидуальные или семейные мотивы и интересы и действуют соответственно. Интригуют, режут друг друга, грабят. В общем, они ведут себя, как шимпанзе в стае с аномально высокой агрессивностью. С учетом этой агрессивности, которая навязана им уже сложившейся схемой социума, они вполне адекватны. Как адекватны GM-шимпанзе дока Токо Саокео на базе Фетиамити.

Тахуна несколько раз пыхнул сигарой и покачал головой:

– У Токо Саокео на Фетиамити не шимпанзе, а бонобо. Это похожий вид, но другой.

– Я знаю. Просто на сленге их называют «шимми». То ли от «шимпанзе», то ли от английского «shimming», потому что они генетически отрегулированные, то ли от японского «shima», поскольку они, типа, островитяне. Вообще, и люди, и бонобо, и шимпанзе, могут адаптироваться даже к такой схеме отношений, которая далека от естественной для их вида. Но если схема конфликтует с инстинктами, то адаптация вредит здоровью. И меня пригласили в тему, чтобы я подумал над тем, как исключить негатив при адаптации шимми к схеме жизни на полусинтетическом атолле.

– Я общался с Джерри Винсмартом о шимми, – сказал Рау Риано, – и о реакции в мире.

– Реакция красивая, – Чинкл улыбнулся. – Особенно в ЮНЕСКО, в этом свинарнике.

– Да, – подтвердил тахуна, – но давай вернемся к Японии, и я выскажу свою мысль по поводу истории. Как ты сказал, в примитивных оффи-системах в рабочих насекомых превращаются только рабы и крепостные работники, а внутри доминирующего клана люди в основном сохраняют нормальные психические свойства высших обезьян. Но особенность Японии в том, что инсектизация охватила весь социум.

Кватро Чинкл пошевелил пальцами в воздухе, как будто ощупывал новое слово.

– Инсектизация… Хм…

– Да, – тахуна Рау кивнул, – я назвал это так. Надо было как-то назвать. Так вот, из-за специфики японских условий там оказалось инсектизировано почти все население, а впоследствии, когда наступила эпоха технологического прогресса, от инсектизации освободились, в основном, продуцирующие слои населения, но не истеблишмент.

– Это логично, – согласился Чинкл. – Оффи-истеблишмент наиболее консервативен.

– И что с этим можно сделать, как ты думаешь? – Спросил Рау Риано.

– Рау, а надо ли в это лезть? Постиндастриал сам собой это перемелет. Манчжурская Война ускорила процесс. Ещё лет 20, и allez. Практически полная дезинсекция.

Тахуна снова пыхнул сигарой и покачал головой.

– Ты, Кватро, сейчас говоришь о сообществе человеческих организмов в Японии. А я говорю о двух конкретных молодых организмах тут, на Тероа. Если перефразировать великого Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручил Фуопалеле Татокиа.

– Классно, блин, – буркнул Чинкл. – Фуо их приручил и улетел на своей стрекозе, как ariki-roa Мауна Оро на белом ките. А мы, значит, будем с этим разгрёбываться.

– Мауна Оро не летал на Белом Ките Uouoroaoua, – авторитетно сообщил тахуна.

– Вот как? Но я вообще-то не об этом, а о том, что Фуо не должен был так делать.

– У Фуопалеле Тотакиа такая mana, – спокойно ответил Рау, – жизнь устроена таким образом, что одни порождают ситуацию, а другие с этим разгрёбываются, но если у каждого хватило ума и силы воли, то из этого получается что-нибудь хорошее…

Тахуна, видимо намекая на некоторое сходство ситуаций, чуть заметно указал глазами туда, где на мелководье Ралито возился со своим младшим братиком.

– Знаешь, Рау, – проворчал математик, – это гвоздь не от той стенки. Если бы Фуо подбросил кого-то из своих младших детей, внуков, внучатых племянников или даже вообще каких-то мелких канаков, по фиг откуда, то вопросов бы не было. Но он же спихнул нам два организма, которые по 20 лет воспитывались в каком-то долбанном самурайском инкубаторе, после которого можно играть в хентай-мультике.

– Гэнки и Хотару никчемные, неприятные люди? – спросил тахуна.

– Нет, они отличные толковые ребята, но… – Чинкл резко оборвал фразу.

– …Но другие. Ты ведь это хотел сказать?

– Но не сказал же.

– Ты не сказал. Но ты очень громко подумал. А теперь ответь: велика ли цена нашему жизненному опыту, если у нас возникают такие примитивные проблемы с отличными толковыми ребятами, которые просто не похожи на нас?

Кватро Чинкл повертел головой, выражая существенное сомнение.

– Рау! Здесь все сложнее! Это не папуасы из джунглей, не банту из болот Конго…

– …И даже не польские католики? – Негромко перебил тахуна.

– Joder! – Буркнул математик, – я как чувствовал, что ты это ввернешь!

– Конечно, ты чувствовал. Твоя vahine непохожа на нас, но ты решаешь эту проблему. Спокойно последовательно решаешь, применяя свои знания и свой опыт.

– Согласись, Рау, это совсем другой случай.

– Был бы совсем другой, – ответил тахуна, – ты бы не почувствовал, что я это вверну.

– Ладно! – Чинкл ударил кулаком по своей раскрытой ладони. – Допустим, Рау, что ты зацепил меня на блесну. Что дальше? Что конкретно ты предлагаешь делать?

– У меня есть мысли, но я их изложу позже. Сюда бежит Тиви. Что-то произошло.

– Хэй-хэй! Kane-kane! – Крикнула девчонка-утафоа. – Про что вы тут спорите?!

– Про тех бонобо, что на атолле Фетиамити, – не моргнув глазом соврал Рау.