Мысленно простившись с гимнастёркой, я ввязался в драку.

Отличие нечисти (к ней, кстати, зачастую и всех природных духов причисляют; это неправильно, но люди так привыкли) от обычных животных в том, что им либо свойственна собственная магия, либо они как-то умеют взаимодействовать с чужими заклинаниями. Единственной особенностью вурдалаков является их отличная сопротивляемость масштабным, энергоёмким заклинаниям. Чем сильнее магия, тем меньший вред она может им причинить; а слабая не слишком опасна ввиду собственной слабости. Так что тактика в моём случае могла быть одна: щиты, чтобы не допустить их до уязвимых мест, и собственные руки, которыми предстояло ломать им шеи. Учитывая, что попасть по вурдалаку кулаком не так-то просто, а мне ещё надо было как-то прикрывать Юдолу, задача была трудной. Эх, пулемёт бы сюда, только клочки б по закоулочкам полетели!

Вот и пришлось уйти в глухую оборону, встречая на кулаки их морды и сбивая с прыжка. Человеческих сил на такое, конечно, не хватит, а силы стихии — вполне.

Собственно, с этого и началась стихийная магия. Это потом уже заклинаний понапридумывали, а изначально она вот так и проявлялась, достаточно вспомнить былинных богатырей. Собственно, магию-то эту нашли в попытках выяснить, в чём она, сила богатырская? Выяснили вот, развили, научились богатырей целенаправленно воспитывать из детей с особыми талантами. Только назвали по-другому. А до этого люди без тени считались отмеченными богами, и почти все шли в жрецы.

— Уф! — наконец, с вурдалаками было покончено, и я сумел отдышаться, оглядывая место битвы. Больше всего меня интересовало состояние сопровождаемой; я, конечно, изо всех сил пытался её прикрывать, но мало ли? Правда, беспокоился напрасно: блаженным везёт. Девушка стояла ровно на том месте, где я её оставил, и, кажется, даже не шелохнулась за время боя. — Ну, умахался! — я тыльной стороной ладони утёр пот со лба. Впрочем, толку было немного — меня целиком можно было выжимать. Ну и, как ожидалось, гимнастёрка всерьёз пострадала; хозяйского домового надо попросить подлатать, а то со сменной одеждой беда. Или своего; вечно забываю, что у меня с собой бездомный домовой.

— Кхм, — подал голос мой извечный спутник. — Ну, ты, конечно, даёшь. Не ожидал, не ожидал…

— Чего не ожидал? — я хмыкнул. — Ты же знаешь, что стихию издавна для такого звали, да и драться нас всех неспроста учат.

— Скажешь, тоже! Одно дело — знать, а другое — своими глазами видеть.

— Да это ещё что! — я махнул рукой и потянул за ладонь Юдолу. — Вот учился со мной вместе земляк один… во всех смыслах: и родом из Приасска, и по земле специализировался. Вот то действительно богатырь былинный был! Здоровущий, без всякой стихии сила медвежья, а уж если с нею… Селька Иловаев, сейчас обермастер, как я слышал.

— Ну, за ним-то в таких условиях мне вряд ли доведётся понаблюдать, — резонно возразил Тень. — А так и в твоём исполнении весьма себе впечатляющее зрелище.

— Чем же? — заинтересовался я.

— Понимаешь, когда ты заклинаниями швыряешься, даже когда сильнейшими из сильных, как на том озере с Ловцом душ, это, конечно, красиво и эффектно, но всё-таки занимаешься этим не ты, а стихия. Жуть берёт, что такими силами управлять может один человек, но это другое. А тут… Я понимаю, что принцип близкий и, опять же, тебе стихия помогает. Но выглядело-то оно, будто ты голыми руками этих зверюг швырял!

— Тебе виднее, — я пожал плечами. — А рядовой обыватель как раз от заклинаний пугается. Мне, кстати, вот что интересно, давно хотел спросить. Каким ты видишь окружающий мир? Мы же в разных плоскостях существуем, и ты — двумерный.

— Ничего подобного, — фыркнул он. — Тени на самом деле тоже объёмные, просто вы этого не видите. А тебя вот я тоже наблюдаю объёмным, только искажённо. Не знаю, как описать. Насколько я понимаю, примерно так ты должен видеть через поверхность воды.

— Интересно. Вот сдать бы тебя теоретикам, они бы узнали много нового. А я только пользуюсь по мелочи. Кстати, о мелочах! Нам далеко ещё идти?

— С каких пор ты беспокоишься о науке? — мрачно осведомился мой двумерный спутник, проигнорировав остальные мои слова.

— Хочешь сказать, ты всерьёз этого испугался? — удивился я. — Даже если я соберусь это сделать, тебе-то чего бояться; кто тебя задержать сможет?

— Я не пугался, — всё так же ворчливо откликнулся он. — А идти вам понятия не имею сколько. И вообще, пойду прогуляюсь, — последняя фраза прилетела уже с некоторого отдаления, а не из-под ног. Надо же, обиделся…

Честно говоря, я очень удивился внезапному перепаду настроения тени. На тему сдачи его теоретикам мы уже прохаживались неоднократно, и раньше такой бурной реакции не было. Удивиться удивился, но особого значения не придал: поворчит, вернётся. Конечно, причин собственной эмоциональной вспышки не объяснит, но вернётся.

Гораздо сильнее меня волновал дальнейший путь. Без тени ориентироваться в незнакомом месте гораздо труднее. Но, однако, не невозможно.

Я остановился, с интересом разглядывая ближайшие деревья. Берёзы для моей цели не подходили — слишком тонкие ветки наверху при густой кроне, ничего я с неё не увижу. Несколько сосен тоже: я не настолько хорошо лазаю по деревьям. В случае чего можно воспользоваться ремнём, но это надолго. Тем более, в нескольких саженях виднелся замечательный вяз.

С другой стороны, можно спросить и ведомую. В прошлый раз направление она показала верно.

— Юдола, мы с тобой правильно идём к деревне? — поинтересовался я, оборачиваясь к понурившей голову девушке.

— Зачем? — вдруг едва слышно спросила она. Я даже вздрогнул: настолько уже успел привыкнуть, что рядом со мной шествует бессловесная кукла, безразличная к реальности.

— Ты не хочешь попасть домой? — удивился я. — Тебя в деревне мама ждёт, она волнуется.

— Зачем вы убили его? — так же тихо повторила она, поднимая на меня взгляд. В глазах Юдолы стояли слёзы.

— Он вампир, нежить, убийца, — терпеливо пояснил я, понимая, что имею дело с нездоровым человеком, и обсуждать с ней что-то бесполезно, а то и вовсе вредно: мало ли, как отреагирует.

— Он не убивал! Он пил кровь, но не всю! — горячо возразила она. — Он мне сам об этом сказал!

Я испытывал здоровый скепсис по поводу правдивости заявлений доманца. Во-первых, «не верь нежити» — это одна из важнейших аксиом, проверенная кровью и очень многими жизнями. Во-вторых, вампир был явно опытный ловелас, и запудрить мозги наивной девочке, перечитавшей книг «о любви», для него не составляло труда. Уж догадался бы, что известие о том, что её «возлюбленный» — страшный убийца, несколько выбивает его из идеального образа. Хотя, судя по всему, она бы и правде нашла благозвучное объяснение. Ну, а, в-третьих… Для вампира последний глоток, когда он выпивает жизнь жертвы, самый сладкий; в нём больше всего силы, в нём больше всего жизни. Вряд ли доманец ради какой-то простушки, пусть он и собирался сделать её себе подобной, станет отказываться от такого удовольствия. Тем более, когда простушка превратится в вампира, душевные терзания её оставят очень быстро.

— Ну, как ты видела, я его и не убивал. Я же не заставлял его меня кусать, верно? — хмыкнул я. Стоять и разговаривать посреди леса не хотелось, но Юдола явно была не способна куда-то идти, ей нужно было высказаться. А без неё и заплутать можно, так что лучше потерпеть.

— Вы могли предупредить его, что вы офицер-огневик! — возмутилось это создание. Я тяжело вздохнул, понимая, что долго я подобного не выдержу.

— Значит так, гражданочка, — я решительно прекратил сюсюканья. — Это был доманский недобиток, нежить, явившаяся к нам с мечом. Я всю войну с этой дрянью сражался, и прекращать не собираюсь, пока по моей живой земле ступает хоть один такой труп. Эта не-мёртвая тварь твоих братьев пожрала, твоих односельчан, из-за них миллионы полегли! А ты его защищаешь?! Уж не шпионка ли ты, деточка?

— Он не такой был, — сквозь слёзы упрямо повторила она. — Он воевать не люби-и-и-ил!