— Ну, попробуй, — несколько растерялся я от такого энтузиазма.

— Зная тебя… это должна быть очень необычная женщина. Хотя, стоп, так не честно, это я и так знаю, без тебя. Тогда так. Во-первых, она, скорее всего, не слишком красивая, но с определённой «изюминкой».

— Почему? — озадаченно хмыкнул я.

— Потому что избаловался ты обществом красивых женщин, и вряд ли способен воспринимать их всерьёз. По той же причине я почти уверена, что с первого взгляда она в тебя не влюбилась, а, может, даже отреагировала с неприязнью. Сильная, независимая, с характером и принципами, с чувством собственного достоинства. Ещё мне кажется, она очень серьёзная и рассудительная, но не лишена чувства юмора. Причём скорее иронично-язвительного и отдающего в черноту, как у того же Димки, чем лёгкого и жизнерадостного. Ну что, я угадала?

— Можно сказать, вы уже познакомились, — только и сумел ответить я. — Потрясающая проницательность!

— Честно говоря, ты — единственный из моих сыновей, за выбор которого я была спокойна, — хмыкнула она. — В том смысле, что если бы ты решил вдруг остановиться на одной женщине, ты бы ни за что не повёлся на пустую обёртку. Потому что выбирал бы не головой или другими не предназначенными для этого частями тела, а сердцем и душой. Володька вполне мог найти себе красивую стерву, Семён… этот вообще что угодно мог отчебучить, и тот факт, что ему попалась именно Рури, можно считать чистой воды везением и игрой случая. Так что я буду очень рада познакомиться с этой Юнаро не только заочно.

— Ты правда думаешь, что у меня получится её вытащить?

— Я в этом совершенно уверена, — отмахнулась мама. — Упрямство — отличительная черта всего нашего семейства. Я бы, правда, предпочла, чтобы вы по дороге ещё и с Сёмкой, и с отцом помирились, но это вопрос не к тебе, а к ним. Остаётся надеяться, Димка рано или поздно всё-таки осознает свою неправоту. Он утверждает, что это всё глупости, и ты скоро «перебесишься». А я больше склонна считать, что, раз тебя за столько лет впервые действительно зацепило, то это очень серьёзно. Вань, слушай, раз мы с тобой тут так хорошо сидим и очень кстати общаемся на личные темы, я тебе ещё один вопрос задам. Почему ты почти перестал бывать дома?

— Да… соревнования, тренировки; как-то так получается, — я пожал плечами.

— Иван, ты совершенно не умеешь врать, — вздохнула она. — А то ты раньше меньше тренировался! Нет уж, или давай суровую правду, или отказ давать показания!

— Ты где таких высказываний нахваталась?

— В детективах. Ну так что?

— Не знаю, как это объяснить, — сдался я. — Просто в какой-то момент пропало ощущение возвращения домой. Как будто приходишь в гости к совершенно чужим людям, где тебе вроде бы и рады, но именно как гостю; очень неприятное ощущение. Извини.

— Точно, жениться тебе пора, — хихикнула она.

— А как это связано? — растерянно уточнил я.

— Элементарно! Не устраивает тебя наше дружное общежитие, свой собственный дом нужен, только и всего. А воспитание у тебя, уж извини, такое, что заядлый одинокий холостяк из тебя просто не получится, да и характер не тот.

— Хм. Какая, однако, интересная версия… Ты что, успела когда-то выучиться на психолога?

— Нет, — отмахнулась мама. — Просто я взрослая и мудрая мать большого семейства! — рассмеялась она, прижавшись лбом к моему виску. — Мне не надо учиться, чтобы понимать своих непутёвых мальчишек.

— А Варька путёвая? — иронично поинтересовался я.

— Варька считай тоже мальчишка. У меня вот сейчас последняя надежда, можно сказать, осталась — вырастить дочь, а не пацана в юбке.

— В каком смысле?

— В прямом. Можешь меня поздравить; восьмая неделя, девочка, — с улыбкой сообщила она.

— Ну ты даёшь! — рассмеялся я. — Поздравляю. Ты у нас просто мать-героиня!

— Ну, а что делать; я просто очень люблю детей, да и получаются они у меня вроде неплохие, — она демонстративно похлопала меня по груди. — Здоровье позволяет, — спасибо медицине за возросшую в последние двести лет продолжительность жизни, — финансовое положение вроде бы тоже. И семья у нас вроде бы хорошая получилась, дружная; даже самой удивительно. Я пока над именем думаю.

— А мнением отца ты в этих вопросах не интересуешься?

— Если этот отец не поумнеет, сестру будешь воспитывать ты, — проворчала она.

— Ты сама себе противоречишь. То — семья дружная, а то — развод и девичья фамилия, — вздохнул я. — Извини меня, ладно? Сначала понервничать заставил с этой эскападой, теперь вот вы ещё поругались.

— Балбес, — возмутилась мама, щёлкнув меня по лбу. — Ещё не хватало, чтобы ты на себя всех собак повесил! Я, как порядочная жена, от Димки много всякого терпела, претензий не предъявляла, скандалов почти не учиняла, так что могу требовать ответной любезности. И из-за своей твердолобости сломать жизнь моему любимому сыну не позволю! На кой он мне такой нужен, если ему какое-то дело десятилетней давности дороже родных детей? Ладно, если бы был вопрос государственной безопасности, я бы ещё могла войти в положение. Но я никогда не поверю, что молодая девчонка с характером, который мог тебе понравиться, может по степени вины сравниться с матёрыми уголовниками. Не удивлюсь, если она там просто рядом оказалась!

— Ну, тут уже ты перегибаешь, — возразил я. — Несчастной жертвой следственного произвола её тоже сложно назвать. Просто… Я понимаю, что это незаконно, но — чёрт побери! Я не хочу, чтобы она сидела в тюрьме!

— Всё образуется, — она опять погладила меня по плечу и мягко поцеловала в висок.

— Мам, я говорил тебе когда-нибудь, что я тебя люблю?

— Не припомню, — хмыкнула она.

— Значит, говорю: ты — лучшая мама в мире.

— Вот! А потом вы спрашиваете, зачем мне столько детей. Смотри-ка, хоть один из пяти на тридцатом году жизни порадовал признанием моих заслуг! — шутливо проворчала она. — Хочешь не хочешь, а поверишь, что эмоциональное состояние матери во время беременности сказывается на ребёнке. Я когда тебя носила — такая счастливая была, словами не передать! — пояснила она, не дожидаясь вопроса. — Тогда Димка безвылазно на Земле находился, у него там какое-то обучение было, и дом у нас именно тогда появился. И вон какой результат великолепный!

— Да уж, — скептически хмыкнул я.

— Зуев, тебе кто-нибудь говорил, что ты идиот?! — раздался с порога возмущённый голос.

— Последнее время эту фразу я слышу от окружающих чаще всего, — усмехнулся я. — Привет, Винни.

— Кхм. Я не вовремя? Надо было постучать? — уточнил он, с интересом разглядывая нас. Мама захихикала, а через секунду и до меня дошло, что Уотс имел в виду.

— Вовремя. Знакомься, Винни, это моя мама — Олеся. Мам, это Ирвин, мой агент.

— Очень приятно, — одновременно проговорили они, при этом Винни продолжал с любопытством её разглядывать.

— С ума сойти! Вань, у тебя чертовски красивая и очень молодая мама!

Некоторое время продолжался ознакомительно-ниочёмный разговор, причём я вскоре понял, что мои посетители к общему удовольствию вдохновенно флиртуют. Винни сиял улыбкой и рассыпался в комплиментах, мама — улыбалась и шутила в ответ. Всё было исключительно прилично и невинно, но познавательно. Во-первых, я первый раз наблюдал маму в таком амплуа, а, во-вторых, я достаточно хорошо знал Ирвина, чтобы понять — он по-настоящему очарован и совершенно искренен, что случалось с ним не так уж часто. И с иронией понимал, что перестану уважать отца как мужчину, если он умудрится потерять такую женщину.

— Мне неловко вас прерывать, но, Винни, я с тобой вообще по делу хотел поговорить.

— Вот вечно ты так; а я между прочим совершенно искренне пришёл тебя проведать, — хмыкнул он в ответ. — Я, может, беспокоился.

— Ну да, кто тебе ещё столько заплатит?

— Деньги, это, конечно, хорошо, но есть вещи поважнее, — отмахнулся Ирвин.

— Мам, отметь этот день в календаре; Уотс сказал, что деньги — не самая важная вещь в мире! — рассмеялся я.