Некоторое время Раиса рассматривала Елену Константиновну, словно ожидала найти ответ на ее лице.

— Мы не знаем, что для нас самое дорогое, пока этого не лишимся, так? Для кого-то это кошка, а для кого-то… для кого-то память о близких?

— Именно так, девочка! — Она повернулась к Капралову. — А что боль! Она проходит. Остается лишь разочарование.

— Вот именно, разочарование! — воскликнула Раиса. — Вся эта жестокость, от которой опускаются руки…

— О боже! — вскрикнул Капралов, и на него обратились взгляды людей на площади. — Получается, они забрали у нас самое дорогое? Но с чего они взяли, что это роман?

— А разве нет?

— Не знаю… Не уверен… Действительно, какая-то бессмыслица. Да и зачем это делать?

— Я же говорила, ты просто не знаешь их мотива, — сказала Елена Константиновна.

Капралов прищурился и поцокал языком.

— А если разобраться в их мотивах, мы сможем вернуть пупсика? — с вызовом спросила Раиса.

— Я бы сказала так: чтобы его вернуть, сперва необходимо в них разобраться.

— Вы нам поможете?

— Разумеется! — Елена Константиновна потрепала ее по плечу.

— Поедемте к моей тете? У нее осталась последняя матрешка. Лука Романович?

— У тебя еще и тетя есть? — удивилась Елена Константиновна.

— Раиса, у Елены Константиновны и своих дел…

— Пожалуйста! Вы же сами сказали, что это… Я очень хочу его найти!

Капралов покачал головой и, помедлив, сказал:

— Хотя почему бы и нет? Лена, твоя проницательность нам и правда может пригодиться.

— Я не против познакомиться с тетей, но у меня планы. Давайте ближе к вечеру.

— Нет, мы сейчас уезжаем. Она живет не здесь…

— Вот как… Тогда вряд ли. А где?

— В Рио-де-Жанейро.

— А серьезно?

— Серьезно!

На мгновенье глаза Елены Константиновны расширились, рот приоткрылся, но она тут же взяла себя в руки.

— Заманчиво, конечно… Рио-де-Жанейро… Но не думаю, что могу вот так взять и купить билет.

— Не имеет значения, их все равно нет. Там сейчас карнавал, все раскуплено.

— Зачем же предлагаешь… — В ее голосе послышалась досада.

—  Мы не рейсовым летим. Один хороший человек вызвался помочь.

Елена Константиновна покачала головой.

— Ай-яй-яй… То Шестаков, то хорошие люди с самолетом. Лу, зачем ты в это лезешь…

— В нем полно места, а нас всего двое. Решайся! Я сейчас же позвоню, и тебя внесут в полетный лист.

— А виза?

— Виза в Бразилию нам не нужна!

Елена Константиновна опустила веки, приосанилась и несколько раз глубоко вдохнула. Капралову показалось, что она снова что-то бормочет под нос.

— Уффф… Ты настоящий змий…

Она обвела взглядом окружающие город холмы, где-то за которыми как раз располагался Эдем. Капралов посмотрел на часы.

— К тетушке в Бразилию? Конечно же, я поеду!

— Правильно! — Он еле сдержался, чтобы не хлопнуть в ладоши. — Тогда через час в аэропорту! Успеешь?

— Постараюсь!

Она обеими руками приобняла Капралова и Раису, стащила с плечей платок и понеслась к выходу с площади.

3

Каждый раз, получив приглашение из-за красной стены, Владимир Михайлович Тодасевич будто раздваивался. Одна его половина ликовала в предвкушении, другая же хотела выключить телефон и запереть дверь кабинета. В воображении пугливого поэта Кремль представал магическим кругом, вопреки фольклорной традиции оберегающим от нечисти не тех, кто внутри, а тех, кто снаружи. И все же администратор (эта половина отвечала за ликование) всегда брал над поэтом верх.

Впрочем, Владимир Михайлович (в обеих своих ипостасях) не сильно волновался из-за нечистой силы: давным-давно, едва ступив на служебную лестницу, он уже знал, что настоящая сила чистой не бывает. Трусость его проистекала из осторожности: приглашение в Кремль рядового министра всегда означало нечто экстраординарное. В отличие от политиков, Владимир Михайлович не любил экстраординарное. Бюрократу оно сулило скорее неприятности, чем возможности.

Тодасевич въехал через Боровицкую башню и перекрестился на Архангельский собор. Сделав таким образом все от него зависящее, он вышел из автомобиля и пошел навстречу неизвестности.

Освещенные полной луной ели Тайницкого сада благородно скрипели под тяжестью снега. Пятничный гул города не доносился до этих пустынных аллей. Тодасевич вошел в безлюдный подъезд канареечного сталинского здания, потопал, отряхивая с ботинок снег, предъявил офицеру документы и поднялся на третий этаж.

В своем по-советски огромном кабинете всемогущий Янис Иванович Куницын, отгородившись шторами от Ивановской площади, что-то допечатывал на ноутбуке. Время от времени он поднимал в воздух указательный палец и виновато улыбался клавиатуре. Стоящий перед ним Владимир Михайлович с тоской сообразил, что сегодня будут не приказывать, а просить. Министр хорошо знал этот прием: приказывать уважительно, просить с пренебрежением. Когда-то ему даже казалось, что он сам его изобрел. Приказы бывали разные, но просьба в таком кабинете всегда означала что-то совсем неприятное. На свете было слишком мало вещей, которых Куницын не мог приказать.

Наконец Янис Иванович закончил и усадил министра на диван.

— Вы первый раз у меня?

— Второй, Янис Иванович. Но тогда было большое совещание, а я был статс-секретарем. Вы вряд ли помните.

— Ну как же! Вы тогда предложили очень полезную вещь… что же это было?..

— Национальный проект «Культура», — брякнул первое, что пришло в голову, Тодасевич.

— Точно! Культура как национальный проект. Она должна стать тем общественным стержнем, который мы ищем. Вы смотрите в будущее, Владимир Михайлович, это редкое качество. Однако, боюсь, пока мы до культуры не доросли. Если с хлебом у нас более-менее, то зрелища остаются зрелищами. Для глаз, для сердца, но не для ума. Но я оценил. Вам нравится ваша новая должность?

— Да, мне нравится работа. Можно многое сделать.

— Да-да-да! Что тут говорить, не ошибается тот, кто не работает! Так что не думаю, что ваши провалы отразятся на вашей карьере. По-крайней мере, я планирую донести это после нашей победы. — Он едва заметно скосил глаза на портрет на стене. — Вы многое сможете сделать в новом правительстве, я в этом не сомневаюсь.

— Большое спасибо. — Тодасевич вовсе не желал облегчать Куницыну его задачу, в чем бы та ни состояла.

— И все же я хочу сказать несколько слов о провалах. Не возражаете?

И тут Владимир Михайлович понял, что его время настало. Не применительно к данному разговору (свою роль сегодня следовало доиграть до конца), а вообще, просто потому, что время Куницына ушло.

— Не возражаю, — с улыбкой ответил он.

В глазах Яниса Ивановича мелькнуло удивление, он помедлил и улыбнулся в ответ.

— Вот уже год вы готовитесь к выставке в Сиднее. К сожалению, результаты пока не обнадеживают…

— Почему же, — возразил Тодасевич. — Составлена программа, сформирована экспозиция.

— Я говорю про ключевой элемент, без которого все рассыплется… Надеюсь, вы не забыли?

— Ах, матрешка… Да, к сожалению, наши усилия пока тщетны. Но уверяю, мы и без нее прекрасно справимся.

— Не справимся… Но у меня для вас сюрприз. Мы тоже не сидели сложа руки. Можно сказать, мы вам по-дружески помогли.

— Значит, она у вас?

— Практически. Сегодня мы узнали, где находится последняя часть.

— Она, безусловно, украсит экспозицию.

— Да-да, украсит… Но есть одна загвоздка… Дело в том, что она в Бразилии, а точнее — в Рио-де-Жанейро. Там будет наш человек, чтобы ее изъять, но ему нужна помощь, а мы не успеваем никого послать на подмогу.

— Изъять?.. — Владимир Михайлович с подозрением воззрился на Куницына. — А та история в музее, она…

— Да-да, — оборвал Янис Иванович, — не будем сейчас останавливаться на деталях. В общем, нам нужен человек в Рио, который просто отвезет матрешку в консульство и отправит дипломатической почтой.