Широков усмехнулся и отошел от окна. Подсмотренная сценка напоминала вчерашний разговор с Мокшанским за пару часов до концерта.
«Действительно, интересная у мужика ситуация: жена и дочь по сути дела ровесницы… С ума сойти! Вот так выйдешь с двумя красотками прогуляться по родному городу – потом пересудов не оберешься! Хоть таблички вешай: кто есть кто!»
Он представил себя на месте Михаила Германовича и еще раз посочувствовал человеку.
Концерт, как и ожидалось, оказался стоящим. Артисты работали от души и без намека на халтуру. Широков с Медведевым до глубокой ночи делились впечатлениями и дружно проспали завтрак. Пришлось довольствоваться скудными домашними припасами, чтобы хоть притупить чувство голода.
Между тем бешеная пляска дождя за окном пошла на убыль. Послышалось шлепанье ног по лужам – это самые нетерпеливые покидали укрытия. Станислав только принялся размышлять, чем бы занять свободный от процедур воскресный день, как в дверь деликатно постучали.
Ваня Медведев и так-то внешне не оправдывал серьезной фамилии, а сейчас вообще походил на мокрого бездомного котенка, нервно переступающего сырыми лапами на соломенном коврике у двери. С кончиков унылых пшеничных усов одна за другой сорвались две дождевые капли.
– Бр-р! – брезгливо пробормотал Ваня, ощупывая набухший от воды тренировочный костюм и не решаясь ступить на блестящий паркет.
– Чего уж там, входи! – подбодрил Широков.
– Вот погодка, мать ее… Только пристроился на пирсе с рыбаками, а тут – на тебе! И сразу – до нитки…
Он стянул с себя всю одежду, продолжая чертыхаться, и принялся энергично растираться огромным махровым полотенцем. Когда Медведев повернулся спиной, Широков сперва нахмурился, не веря своим глазам, а потом неожиданно расхохотался. Ваня удивленно глянул через плечо на соседа, который уже корчился на кровати от смеха, тыкая пальцем куда-то вниз. Наконец, Станислав выдавил между приступами:
– У тебя… Там!… Посмотри…
Медведев подошел к висевшему на стене большому зеркалу, все еще недоумевая.
– Мама моя! – воскликнул он, открыв от изумления рот.
Обе медведевские ягодицы имели четко выраженный синий оттенок, будто владельца долго и качественно охаживали ремнем. Ваня снова позвал маму, но на еще более высокой ноте, когда осмотрел себя и спереди. Широков зарылся головой в подушку.
Потрясенный пострадавший выудил из вороха мокрой одежды чернильного цвета семейные трусы и, брезгливо удерживая их двумя пальцами, поднес к окну.
– Ага… Отечественный ширпотреб! Мамин подарочек! Первый раз надел! Да здравствует советское белье – самое… белье в мире!
Обида в голосе сочеталась со злорадством. Медведев распахнул дверь в лоджию и в сердцах швырнул трусы в дальний угол.
– Э-эх! Чего ржешь? Нет, чтоб посочувствовал!
Станислав немного успокоился, но продолжал улыбаться, покачивая головой.
– Чтобы я еще когда-нибудь носил нечто подобное! – с пафосом заявил Ваня, намочив полотенце и стараясь привести себя в натуральный вид. Только когда синева исчезла, он угомонился и натянул на себя сухую одежду.
– К сожалению, ты был прав, когда отказался со мной прогуляться на берег, – заметил Медведев, протирая тряпочкой стекла очков-телескопов, которыми ужасно гордился. Они придавали необходимую представительность кандидату медицинских наук, более походившему внешне на заурядного студента. Широков уже успел разобраться в характере соседа-холостяка, живущего под заботливым крылом матушки, что и определило удивительное сочетание непосредственности большого ребенка с рассудительностью и принципиальностью ученого мужа.
– Чего молчишь? – спросил Ваня, явно желающий поболтать.
– Думаю, чем бы заняться…
– Ха… Так рассказал бы какую-нибудь кровавую историю. Только настоящую, а то в книжках все врут!
– Смотри, какой умный!
– Это же элементарно… В жизни всегда больше грязи и простоты. Мне кажется, сюжет любого преступления на самом деле куда обыденный, чем это преподносится в книжке.
– Может быть… Иначе читателя одолеет скука и раздражение.
– Правда не бывает скучной!
– Но она, случается, до жути грязна! Неужели всю грязь надо выплескивать? А как же быть с нормами морали? Ты же сам представитель интеллигенции – хранительницы, так сказать, нравственных устоев общества.
– Ну, вот, подвел идеологическую базу с позиции организующей и направляющей! Давай, давай! Еще пусти чуток демагогии про светлое далеко, где не будет преступности и тэ дэ!
Широков недовольно поморщился.
– Эко тебя разбирает!
– А я заметил, что тебе не нравятся разговоры на проблемные темы, – Медведев ухмыльнулся и хитро подмигнул. – Но просто так что-то интересное из тебя не вытянешь – который день пытаю! Вот и выбирай из двух зол: либо – воспоминания сыщика, либо – я тебя окончательно достану политикой!
Шантажист победно сдвинул очки на лоб, видя замешательство Станислава.
– Или того хуже, сделаю утечку информации для других постояльцев про то, кто ты и где работаешь!
– Ты плохо кончишь, ученый! – искренне возмутился Широков.
– Па-пра-шу не пугать! Не на того напал!
Оставалось смириться и обреченно поднять руки.
– Сдаюсь…
– Так-то лучше!
– Что бы ты хотел услышать?
Медведев сосредоточенно почесал кончик носа указательным пальцем, затем закинул руки за голову, вытягиваясь на кровати, и мечтательно промурлыкал:
– Нечто этакое… Курьезное!
– Курьезное! – Станислав на минуту задумался. – Хорошо! В небольшом городке двое пьянчужек искали, где бы раздобыть пузырь. Услышали, что старушка ищет старателей, чтоб смогли забить кабанчика. Напросились. И так, и сяк в сарае к зверю подступаются с кувалдой, а тот чует недоброе – не дается. Тогда решили хитростью взять. Один снаружи сарая у двери встал с кувалдой, а второй кабана норовит на улицу выгнать. Опять ничего не выходит. Тот второй собрался приятеля позвать. Только из двери высунулся… Кстати, уже темновато было на дворе. Так вот, высунулся, значит, а первый не разобрал спьяну, что к чему, кувалдой-то и махнул!
Рассказчик замолчал, выдерживая театральную паузу.
– И что дальше?
– Разве не понятно? Один – на кладбище, второй – в тюрьму!
Медведев хихикнул.
– Сам придумал?
– Ты же просил из жизни?!
– Думаешь, я такой дурак, что этой сказочке поверю?
– Ну ты и нахал!
– Давай-ка лучше следующую, только – поправдоподобнее!
– Размечтался, нахалюга!…
Широков демонстративно отвернулся к стене. Молчание длилось несколько минут, потом Ваня не выдержал:
– Обиделся? Извини… Правда, извини! Всегда говорю: язык мой – враг мой! Хоп! У меня возникла потрясающая идея!
– Какая? – с подозрением осведомился Станислав.
– Тебе никогда не хотелось самому написать детектив?
– Не-а…
– Зря, батенька, зря! Ты мужик умный, у тебя получится!
– Мне бы еще твое умение лапшу вешать!
– Не хами! Однако – это мысль! Давай вместе, а? Денег заработаем! Как братья Вайнеры!
– К счастью, ты не мой брат, а то я тебя еще в детстве удавил бы…
– Зануда! – фыркнул Медведев. – Я же серьезно…
Широков только вздохнул. Но Ваня не собирался сдаваться.
– Представляешь, события могли бы развиваться вот в этом доме. Ты знаешь, что ему лет двести? Мне наша горничная рассказывала… Здание построили под дачу для какого-то турецкого паши или султана, как их там называли?
– Турецкий подданный! Бендера помнишь?– съехидничал Станислав.
Ваня пропустил колкость мимо ушей.
– Возможно, здесь была летняя резиденция посла Турции в России, а? – продолжал он. – Стены-то какие! А окна? Конечно, за столько лет внутри все переделали, понастроили перегородок… Но, все равно, и в таком виде дом впечатляет! Один ажурный внутренний балкон по второму этажу чего стоит! И лестница парадная с ковровой дорожкой! И…
– …и дурацкий холл во всю высоту здания! – вставил Широков. – Наверное, это жемчужина турецкой архитектуры!