Пакистан

Новый военный правитель Пакистана Первез Мушарраф обещал ликвидировать коррупцию в государстве, прежде чем восстанавливать демократию. Те, кто следит за событиями в Пакистане, вспомнят, что когда у власти был предыдущий мультяшный диктатор, генерал Зия[228], с навощенными усами и глазами енота, он тоже поговаривал о чистке рядов и последующем проведении выборов. Зия назначал и отменял выборы так часто, что это уже никто не принимал всерьез. В те печальные дни он назывался ВВП — «Верховный военный правитель», в народе, однако, пошла шутка, что на самом деле это означает «Вас Выберут Потом». Возможно, опасаясь такой же реакции, генерал Мушарраф предпочел и вовсе не назначать выборов. Едва ли это можно назвать положительным сдвигом.

Давайте забудем на миг о том очевидном факте, что отказ генерала Мушаррафа назвать конкретные сроки восстановления демократии сам по себе акт коррупционный, а первым стал подготовленный им государственный переворот. Вместо того давайте оценим состояние тех конюшен, которые он решил вычистить. Правительство Наваза Шарифа было некомпетентным в экономике, неприятно авторитарным, в высшей степени непопулярным и сильно подозреваемым в незаконных махинациях самого разного рода, включая подтасовку результатов выборов. Его действия заслуживают самого пристального расследования. Но как может генерал Мушарраф, который уже обвинил Наваза Шарифа в попытке покушения на его, Мушаррафа, жизнь и назвал эту мнимую попытку «предательской», убедить нас, что расследования, проведенные его режимом, будут беспристрастными и заслуживающими доверия? Поколение назад генерал Зия казнил премьер-министра З. А. Бхутто после показательного суда. Эхо той расправы уже слышится в обвинениях Мушаррафа против Наваза, и оно становится все громче.

Беназир Бхутто[229], ее Пакистанская народная партия и ее муж Асиф Зардари также должны ответить на множество вопросов. Они тоже обвиняются в широкомасштабной коррупции, а Зардари — еще и в убийстве брата Беназир. Когда Наваз Шариф был премьер-министром, Беназир могла отрицать и часто отрицала подобные обвинения, утверждая, что это просто политическая вендетта, затеянная против нее Шарифом. Нет ничего особенно удивительного в том, что она кинулась приветствовать переворот Мушаррафа. Как генерал Мушарраф убедит нас в том, что справедливость восторжествует и в «деле Бхутто — Зардари»?

Взгляните на то, что кроется за политическими партиями, и вы увидите истинную причину социального крушения в Пакистане. Маковые поля на северо-западной границе поставляли опиум столько, сколько помнят люди. И в наши дни здесь производят громадные количества героина. Чтобы распространиться по миру, этот героин должен проделать путь в тысячу километров на юг, до Карачи, мимо армейских формирований и постов таможенного досмотра. По мнению всех моих знакомых обозревателей, пакистанская наркоиндустрия просто не смогла бы существовать без тесного сотрудничества с бюрократическим аппаратом и армией. Если, генерал Мушарраф хочет, чтобы мы поверили в его антикоррупционную программу он должен сначала продемонстрировать, что армия очистила собственные ряды. Но как именно он собирается это сделать? И что он намерен делать с Карачи, чье пугающе дикое население не подчиняется никаким законам, пребывая во власти не только неистовых политиков-сектантов, но также наркобаронов и мафии? Граждане Карачи не устают повторять, что городская полиция сотрудничает с организованной преступностью. Как генерал Мушарраф планирует освободить от криминала важнейший город своей страны?

Под загнивающей поверхностью таятся и более запущенные болезни, с которыми военный режим способен справиться еще меньше. Пакистан — это страна, в которой институтам народовластия, развивающим демократические инстинкты, никогда не позволяли укорениться. Вместо того элита страны: военная, политическая, индустриальная, аристократическая, феодальная — каждая в свою очередь — расхищала богатства нации, тогда как муллы с все возрастающим напором требовали введения самой драконовской версии шариатских законов.

Правительство Наваза Шарифа становилось все более фанатично исламистским по мере того, как слабело. Следует приветствовать выраженное Мушаррафом намерение не позволить фундаменталистам взять государство в свои руки. Но сможет ли зачинщик государственного переворота создать подобие светского демократического государства, в котором перевороты станут не только ненужными, но даже немыслимыми? Можно ли доверять представителю элиты, причем такому, который верит, будто он вправе захватить власть над целой нацией, над государством, ни больше ни меньше, когда он заявляет, что хочет бороться с властью элиты?

Мушарраф также высказывался по поводу мирного урегулирования отношений с Индией и отодвинул часть войск от границы. Однако в то же время этот человек ответственен за обернувшуюся катастрофой военную авантюру в Кашмире этого года, а в прошлом неоднократно делал в адрес Индии крайне агрессивные заявления. Почему мы должны верить этой новой «мягкой» линии поведения, когда он всячески выказывает, что у него так и зудит указательный палец — палец, который теперь нацелен на ядерную кнопку?

Государственный переворот, совершенный Мушаррафом, в настоящее время находит широкую поддержку в Пакистане. Как и пакистанские ядерные испытания. Говорят, что после них рядовые пакистанцы приходят на место взрыва и набирают в жестянки радиоактивную землю в качестве патриотического сувенира. Эти жестянки, выставленные на почетные места в пакистанских домах, могут оказаться менее ценными, чем кажутся сейчас. Сказанное относится и к режиму Первеза Мушаррафа.

Ислам и Запад

Взаимоотношения между исламским миром и Западом, кажется, переживают одно из знаменитых «междуцарствий», когда, по определению Антонио Грамши[230], старое отказывается умирать, так что новое не может родиться, и проявляются разного рода «зловещие симптомы». И между мусульманскими и западными странами, и внутри мусульманских сообществ, проживающих на Западе, сохраняется старая, закоренелая вражда, разрушающая все попытки выстроить новые, лучшие отношения и порождающая многочисленные ссоры. Например, подозрительность простых египтян в отношении мотивов Америки создала взвинченную, почти параноидальную атмосферу вокруг расследования дела о крушении рейса номер 990 Египетских авиалиний[231]. Утверждается, будто все доказательства того, что в фатальном крушении виновен второй пилот, Гамиль аль-Батути, сфабрикованы, притом что (а) именно он взял на себя управление вместо командира, хотя была не его вахта, и (б) крутому пике предшествовало уже ставшее притчей во языцех молитвенное бормотание. Между тем версии, оправдывающие второго пилота, выдвигаются в Египте едва ли не ежедневно: неполадки в самом «боинге», бомба в хвостовом отсеке, ракета — в любом случае виноваты американцы. Многие авторы этих «антиамериканских» теорий не находят противоречия в том, чтобы верить абсолютно бездоказательным утверждениям и в то же время с великим пылом поносить ФБР за преждевременные выводы, сделанные на основании имеющихся доказательств.

Необходима более объективная картина происшедших событий. ФБР, наверное, слишком уж усердствует, считая причиной каждой авиакатастрофы преступление, а не несчастный случай. Так получилось и после крушения рейса номер 800 американской авиакомпании «Трансуорлд эр-лайнз». В том случае Национальный совет по безопасности транспорта в итоге возбудил дело об отказе систем, повлекшем за собой взрыв в топливном отсеке. Но в нынешнем случае после предварительного изучения материалов было выдвинуто предположение о возможном самоубийстве пилота.