Больше попыток заговорить пленник не предпринимал до конца пути. Ни в экипаже с темными стеклами, ни уже за его пределами — у входа в здание, похожее на исполинский кирпич. Кирпич с рядами окон, чередовавшихся с полуколоннами.
На входе алхимика обыскали, отняв мешочек и склянку с Пожирателем Металла. Аль-Хашим мысленно пожелал обитателям «кирпича» проверить изъятое снадобье в действии. И даже ухмыльнулся от собственных мыслей… что, увы, не осталось незамеченным для конвоиров.
— В камере посмеешься, весельчак, — проворчал один из них, одновременно ткнув пленника под ребра. Ткнул он легонько, по крайней мере, постарался — дабы ненароком не убить тщедушного старика. Да только тщедушному старику и того хватило. Коротко охнув, Аль-Хашим согнулся… чтобы в следующее мгновение безвольной куклой повиснуть в руках двух людей в масках.
Те почти волоком протащили алхимика через тускло освещенный коридор со стенами, выкрашенными двумя красками: сверху белой, снизу темно-зеленой. Остановились все трое возле одной из дверей. Открыв ее, массивную и железную, конвоиры втолкнули Аль-Хашима в маленькую комнатушку без окон. И почти без мебели — если не считать складного металлического стула, да лампочки под потолком.
Добро, хоть от кандалов освободили!
Стул, кстати, оказался неудобным. Но мнения алхимика на сей счет не спрашивали. Просто оставили его в этой неуютной комнатенке, закрыв дверь. Оставили часа на два… если не больше. А может, и меньше, но когда нечем заняться, время тянется медленнее. Единственное же, на что решился Аль-Хашим, оставшись один в похожей на склеп комнате — это постучать в дверь. Вернее, он попытался было постучать, но толща металла столь слабый звук гасила напрочь.
«Эх, сейчас бы Пожиратель Металла очень пригодился», — подумал алхимик с грустью. Хотя и сам не представлял, что делал бы дальше, сумей он избавиться от двери в узилище.
Следующей мыслью Аль-Хашима было прибегнуть к более надежному способу бегства — через создание магической фигуры. Однако и эта задумка в голове не задержалась. Покинув ее, когда алхимик понял, что рисовать эту самую фигуру ему нечем. Так что узнику не оставалось ничего иного, кроме как сесть на неудобный стул и дожидаться решения своей судьбы.
Когда же дверь, наконец, отворилась вновь, воздух, проникший из коридора, показался Аль-Хашиму потрясающе свежим после духоты и затхлости комнаты без окон. Алхимик даже вздохнул полной грудью, поднимаясь со стула и шагая навстречу своему тюремщику.
Тот, кстати, был один и совсем не походил на конвоиров в масках. Прежде всего, маску он не носил — молодой, коротко стриженный и коренастый человек среднего роста. Лицо его не было злым… хотя и добрым назвать его тоже было нельзя. Вообще, глядя на него, трудно было угадать, какие эмоции этот молодой человек испытывает. И испытывает ли вообще.
Одеждой вошедшему служил серый костюм — гладкий, приталенный, из тонкой шерсти. И никаких пятнистых зеленоватых курток.
— Заждался? — спросил молодой человек, как показалось Аль-Хашиму, чуточку участливо, — идем, тебя тоже ждут.
Само собой, даже будь у него выбор, алхимик предпочел бы пойти, а не оставаться дальше в треклятой комнатушке — приспособленной, наверное, для чего угодно, но только не для проживания.
Тем более, выбора, даже такого, ему едва ли оставили.
В компании молодого коренастого человека Аль-Хашим снова прошел по коридору. Затем оба поднялись по лестнице на второй этаж, где ждал еще один коридор — столь же длинный. Впрочем, проходить его весь не понадобилось. Дверь, к которой коренастый человек в сером костюме привел старика-алхимика, располагалась от лестницы всего в десятке шагов.
Аль-Хашим внутренне опасался, что за дверью его ждет еще одна комнатка-склеп да новые часы ожидания. Но, видимо, судьбе угодно было смилостивиться над ним — хотя бы в этом, пустячном, в общем-то, вопросе.
Переступив порог, алхимик попал в какую-то контору или кабинет. Вдоль стен стояли шкафы с пачками бумаги и какими-то книжками. Вмурованные прямо в потолок, холодным и белым светом горели местные светильники. А за единственным столом в узком, обитом черной кожей, кресле восседал немолодой уже субъект в опять-таки сером костюме. Почти таком же, как был на молодом человеке, приведшем Аль-Хашима сюда.
Субъект был худощав, с узким бледным лицом и почти совсем облысевшей головой. В момент прихода алхимика он как раз склонился над столом. И разглядывал какие-то бумаги — то с рисунками, то покрытые ровными рядами крохотных черных буковок.
От занятия этого хозяин кабинета не отвлекся даже несмотря на визитера… или все-таки доставленного пленника? Вернее, отвлекся, но лишь спустя несколько минут — в течение которых Аль-Хашиму оставалось только ждать. Смиренно и молча.
И даже отложив, наконец, бумаги, человек за столом не спешил начинать разговор. Но, откинувшись на спинку кресла и сцепив пальцы рук, просто молча смотрел на стоящего перед столом алхимика.
По выразительности чувств лицо хозяина кабинета не сильно отличалось от грубо вырезанной маски — из тех, что носят дикари в жарких странах. А вот взгляд был живым, внимательным. Цепким. Он словно пронзал насквозь всякого, к кому был устремлен.
Еще, как успел обратить внимание Аль-Хашим, подобным взглядом взирал на людей человек на небольшом портрете, что красовался на стене почти прямо над головой хозяина кабинета. Заметить сходство было нетрудно — портрет, как и многие другие картины в этом мире, отличался детальностью и был потрясающе правдоподобным. Другой вопрос, что лицо на портрете смотрело на мир с легким, но заметным добродушием. И обаяния лишено не было. Тогда как человек в кресле казался бесстрастным, словно опытный хирург. Или как палач. И внешность его навевала ассоциации не то с волком, не то с крысой.
— Ну? — изрек он наконец, — что скажете?
В голосе хозяина кабинета звучала сталь. И раздался он столь внезапно, что Аль-Хашим на миг растерялся и, помимо воли, вздрогнул.
— Я?.. — пролепетал он, отводя взгляд, — я просто не понимаю. Что от меня хотят? Зачем меня привезли сюда? О, благородный господин, да дарует вам сил Всевышний… я всего-навсего мирный человек, ученый муж…
— Вот с этого места поточнее, — бесцеремонно перебил человек в кресле, — ученый муж, значит. И какую науку вы представляете?
— Я… алхимик, — робко отвечал Аль-Хашим.
— Интересные дела, — глубокомысленно молвил хозяин кабинета, услышав такой ответ, — когда я ходил в школу, нам говорили, что алхимия — учение ложное, антинаучное. Определенно, кто-то здесь лжет, как вы считаете?
Алхимик только руками развел. Даже не представляя, как можно ответить на последний вопрос. Впрочем, и хозяин кабинета не стал допытываться — непохоже, чтоб ответ его сильно интересовал. По крайней мере, в данном конкретном случае. Зато он поднял со стола один из бумажных листов и протянул Аль-Хашиму.
— Узнаете? — вопрошал человек в сером костюме, как показалось алхимику, не без иронии.
— О да, благородный господин, — было ему ответом.
На одной стороне листка обнаружился портрет. Пусть не такой точный, как на стене, однако не узнать было трудно. С бумаги на Аль-Хашима смотрел он сам, запечатленный на крыше высотки. Сделан был рисунок неровно, словно автор его смотрел снизу вверх.
И алхимик про себя уже догадывался, кто мог быть этим автором. Не отличавшийся осторожностью жилец предпоследнего этажа. Только вот когда он успел? Как ни пытался, все не мог Аль-Хашим привыкнуть к некоторым особенностям этого мира. В том числе к умению чуть ли не любого из здешних обитателей тоже творить чудеса. Хоть и мелкие, специфические, но зато почти каждый день.
— Этот снимок вчера выложил в Сеть один из жильцов дома, на крыше которого вас взяли, — изрек хозяин кабинета, подтверждая догадку алхимика, — судя по комментарию, явились вы туда в блеске молний. Но вот зачем — это вопрос.
Но снова вопрос так называемый оказался риторическим. Ибо ответа на него человек в сером костюме ждать не стал, а подал собеседнику еще один лист… и еще один рисунок. На нем со всей возможной точностью и детальностью была воспроизведена магическая фигура для мгновенных переносов. Аль-Хашим даже с первого взгляда смог опознать, какая именно из известных ему фигур была здесь запечатлена.