- Пожалуйста. Просто дай мне попрощаться. В последний раз .
Она шепчет, понимая, что если попытается говорить громче, то голос ей не подчинится.
Трей качает головой и отрезает:
- Вы уже попрощались. Нам надо идти.
У него нет сердца.
Он держит для нее двери, и она решается сделать шаг, но затем, в следующую секунду, убегает в другом направлении. Мое сердце радуется за нее, потому что я хочу, чтобы она смогла снова попрощаться с ним. Знаю, и Адам тоже хочет этого. Я знаю, насколько важно для него - увидеть ее, прибежавшую в последний раз обратно в палату, чтобы подарить последний поцелуй и позволить ему в последний раз сказать:
«Я буду любить тебя вечно. Даже когда не смогу».
Я вижу в глазах Трея, что он намерен остановить ее. Он поворачивается, чтобы пуститься вслед за ней, притащить ее обратно, но вдруг я оказываюсь перед ним, преграждая путь. Он отталкивает меня, и я ударяю его. Знаю, это не лучшая идея, но все равно бью, понимая, что получу ответный удар. Но оно того стоит, потому что это даст ей достаточно времени, чтобы вернуться в палату Адама и попрощаться с ним еще раз.
Как только его огромный кулак летит мне в челюсть в ответ, я падаю на пол.
Больно, черт побери!
Он переступает через меня и бежит за ней. Я хватаю его за лодыжку и тяну, наблюдая, как он падает. Медсестра слышит шум и выбегает из-за угла, в то время как он пинает меня в плечо, с криками отвалить на хрен. Он снова вскакивает на ноги и бежит по коридору, но я уже не следую за ним.
Я нахожусь практически в палате отца, когда слышу, как она говорит Адаму:
- И я буду любить тебя вечно. Даже когда не должна буду этого делать.
Это заставляет меня улыбнуться, хотя мой рот болит и кровоточит.
Я захожу в комнату отца и иду прямо к тумбочке, где сложены художественные принадлежности. Хватаю пустой холст и роюсь в коробке, осматривая содержимое.
Кто бы мог подумать, что моя первая драка будет из-за девушки, которая даже не принадлежит мне?
Слышу, как она до сих пор плачет, медленно идя по коридору, действительно в последний раз.
Я сажусь в кресло, глядя на коробку, полную его инструментов. Один за другим начинаю вытаскивать их оттуда.
Прошло восемь часов и почти рассвело, когда я, наконец, закончил картину. Я отставил ее в сторону, чтобы высушить и уснул, проснувшись, когда уже стемнело.
Знаю, сегодня она не придет в его палату, и мне становится грустно за них обоих, и даже немного эгоистично грустно за себя.
Некоторое время стою у двери, думая постучать и желая удостовериться, что там нет его брата. После нескольких минут тишины, тихо стучу в дверь.
- Входите, - отзывается он, хотя сегодня его голос настолько слаб, что мне приходится напрячься, чтобы услышать его. Открываю дверь и делаю несколько шагов внутрь комнаты.
Когда он видит меня и не узнает, то пытается сесть, приподнявшись всего на несколько сантиметров. Видно, что ему крайне тяжело.
Боже, он так молод.
Я имею в виду, я знаю, что он примерно того же возраста, что и я, но приближающая смерть заставила его выглядеть моложе, чем он должен.
Смерть должна приходить только к старым.
- Привет, - здороваюсь я, медленно продвигаясь по комнате. - Извини за беспокойство, но…
Смотрю на дверь, затем снова на него.
- Покажется странным то, что я хочу сказать. Я… Я кое-что сделал для тебя.
Я держу холст в руке, боясь, повернуть его так, чтобы он его рассмотрел. Его глаза падают на обратную сторону картины, он вдыхает глубже, пытаясь придвинуться на кровати.
- Что это?
Подхожу ближе и указываю на стул, прося разрешения сесть. Адам кивает головой.
Я не показываю ему картину сразу. Чувствую, что сначала должен объясниться. Или по крайней мере познакомиться.
- Меня зовут Оуэн, - представляюсь я ему, усевшись в кресле.
Киваю головой на стену позади него:
- Мой отец в соседней палате уже нескольких недель.
Адам смотрит на меня мгновение, а затем спрашивает:
- Что с ним случилось?
- Он в коме. Автомобильная авария.
Его глаза становятся по-настоящему отзывчивыми. Это мгновенно заставляет меня проникнуться к нему симпатией. Теперь я понимаю, что он совершенно не похож на своего брата.
- Я был за рулем, - добавляю я.
Не знаю зачем, но разъясняю ему ситуацию. Может быть, чтобы показать ему, что, хоть я и не умираю, моей жизни не позавидуешь.
- Твой рот, - замечает он, делая слабые усилия, показывая на синяк, образовавшийся после вчерашней драки в коридоре. - Это ты подрался с моим братом?
Я опешил на мгновение, шокированный тем, что он знает.
Я киваю.
Он слегка смеется.
- Медсестра рассказала мне. Сказала, ты перехватил его в зале, когда он пытался остановить Оберн, пожелавшей снова попрощаться со мной.
Я улыбаюсь.
«Оберн», - думаю я про себя.
В течение трех недель я пытался выяснить, как ее зовут. Конечно же, Оберн. Я никогда не слышал, чтобы у кого-то было такое же имя. Оно идеально ей подходит.
- Спасибо тебе, - говорит Адам.
Его слова походят на страдальческий шепот. Ненавижу, что заставляю его так много говорить, я понимаю, что это причиняет ему боль.
Приподнимаю картину и смотрю на нее.
- Вчера вечером, после того, как она ушла, - начинаю я. - Думаю, ты бы сказал, что я был вдохновлен, нарисовать ее для тебя. Или, может быть, для нее. Для вас обоих, думаю.
Сразу смотрю на него:
- Я надеюсь, это не странно.
Он пожимает плечами:
- Зависит от того, что это такое.
Я встаю и поворачиваю картину к нему лицевой стороной, чтобы он смог увидеть ее.
Сначала от него не исходит никакой реакции. Он просто смотрит. Я позволяю ему взяться за нее и отхожу, чувствуя себя неловко от того, что допустил мысль, что ему нужно что-то наподобие этого.
- Это моя первая попытка живописи, - признаюсь я, извиняясь за то, что он, вероятно, думает она ужасна.
Его глаза сразу встречаются с моими, а лицо не выражает ничего, кроме, кажется, равнодушия. Он указывает на картину.
- Это твоя первая попытка? - спрашивает он в недоумении. - Серьезно?
Я киваю.
- Да. Вероятно и моя последняя.
Он тут же качает головой.
- Я надеюсь, что нет, - произносит он. - Это невероятно.
Он тянется к пульту дистанционного управления и нажимает на кнопку, поднимая изголовье кровати на несколько сантиметров. Указывает мне на стол рядом с креслом.
- Подай вон ту ручку.
Я даже не спрашиваю.
Передаю ему ручку и смотрю, как он переворачивает картину и что-то пишет на обороте холста. Он тянется к тумбочке рядом с кроватью, отрывает листок бумаги из блокнота, пишет что-то, положив страничку на блокнот, и протягивает мне и картину, и листок бумаги.
- Сделай мне одолжение, - говорит он, когда я беру их из его рук. - Отправишь ей это? От меня?
Он указывает на лист бумаги в руках.
- Ее адрес вверху, имя - внизу.
Смотрю на листок в моих руках и читаю ее полное имя.
- Оберн Мейсон Рид, - проговариваю я вслух.
Какова вероятность, что такое может случиться?
Улыбаюсь и провожу большим пальцем по буквам ее второго имени.
- У нас одинаковые вторые имена.
Я перевожу взгляд на Адама, он вновь опускает кровать с легкой улыбкой на лице.
- Это судьба, но ты и сам знаешь.
Я качаю головой, отвергая его комментарий.
- Уверен, что она - твоя судьба. Не моя.
Его голос напряжен, чтобы перевернуться на бок, у него уходит огромное количество усилий. Закрыв глаза, он произносит:
- Надеюсь, у нее больше, чем одна судьба, Оуэн.
Больше он не открывает глаз. Он засыпает или, может быть, ему просто нужно отдохнуть от разговора. Я снова смотрю на ее имя и думаю о сказанных им словах.
Надеюсь, у нее больше, чем одна судьба.
Мне становится хорошо, от осознания, что хоть он и любит ее, но понимает, что после его смерти она будет двигаться дальше. Он это принимает. Мне даже кажется, он хочет этого для нее. К сожалению, если это действительно была судьба, мы оказались в неподходящее время в неподходящем месте.