По материалам ИТАР-ТАСС»

Я вздохнул.

«По-моему, Валька, это уже перебор».

Кстати, если ведётся следствие, то и до меня докопаются. Впрочем, даю сто против одного, что не успеют. А завтра газеты напишут про самоубийство штатного психолога ОВД «Зябликово» Кастальского Г.С. То-то мы шороху наведём в прессе, а?

Ладно, с завтраком покончено. Часы на стене показывают девять. Ещё три часа, и всё.

Курить охота! Это сколько я не курил уже, со всеми этими допросами и прочей ерундой?

— Марина, я в кабинет, на перекур.

— Хорошо, Герка.

Прямо шёлковая вся, как вышеупомянутый халатик. Что-то тут нечисто. Думай, голова, думай. С чего бы это ей вдруг так перемениться? Должна быть причина, и наверняка она у тебя под носом. Думай. Что пришло ей в голову? Что она задумала? Закрыла дверь на замок и выкинула ключ? Маловероятно, у меня всё равно запасной есть, да и слесаря вызвать недолго. Ох и не нравится мне это, если честно.

Закрыл дверь кабинета, открыл форточку, закурил. Я всегда курил здесь, чтобы квартира дымом не пропахла. А сколько раз она меня бросить просила… Но куда там! Хотя, казалось бы, почему бы и не бросить? Дурная привычка ведь, и ничего больше.

Время ползёт полураздавленной гусеницей. Пепельница переполнилась окурками. Делать нечего. Разговаривать с женой не хочется. На часах двадцать минут десятого. Как там Валька, интересно? Как только закончу на Шипиловской, нужно будет сразу же его вызвать, а лучше самому в Штаб отправиться. Заодно отчитаюсь по текущим делам. И надо уже начинать искать Второго Претендента, а значит, нужно будет заглянуть в Аналитический Отдел. Наверняка эти Пушистые-ушастые чего-нибудь, да понарасчитывали мне. А то ведь страна-то большая, даже столица, и та немаленькая. Где его искать, Претендента-то?

Интересно, а этот невезучий (или наоборот?) самоубийца с Шипиловской не подходит? Надо будет глянуть на него повнимательнее. Может, чего и угляжу. Было бы неплохо, двух зайцев одним выстрелом. Хотя и неудобно: ему же объяснять нужно будет, что да как. А каким образом мне это сделать, если я с крыши прыгать собрался? Разве что вместе прыгнуть — сразу к Истоку отправит. Но это в крайнем случае. И вообще маловероятно, чтобы Второй Претендент был до такой степени у меня под носом.

На часах без пятнадцати одиннадцать.

Вдруг — стук в дверь!

Я открыл: на пороге стояла Марина.

— Пустишь?

— Заходи, только у меня накурено очень.

— Ну и ладно, — улыбнулась (!), проскользнула в кабинет, по-кошачьи устроилась на кушетке.

— Ты чего-то хотела, Мариш?

— Да. Я, знаешь, чего хочу? Я вот чего хочу: Гер, а давай сегодня в ресторан сходим. В «Турандот», это на Тверском бульваре. Помнишь, его в прошлом году открыли? Там ещё помимо европейской кухни есть азиатская, как ты любишь. И вообще, говорят, стильное место, 4 звезды с плюсом, премиум-класс. Мы ведь так редко куда-то выбираемся, Гер! Вот и сходим. Выйдем в свет, себя покажем, на других посмотрим! Я своё новое платье одену — помнишь, то чёрное, с вырезом? Тебе оно ещё понравилось, помнишь? Ну правда, Герман, давай сходим! Вечером, часиков в семь или восемь, как тебе будет удобно. А?

И сидел я на месте, как пришпиленный, да язык проглотивший. Вот, значит, что придумала? Ну правильно: если я откажусь — должен буду выдумать причину. А поскольку ничего я не выдумаю, придётся соглашаться. Чёрт, как же неловко… Да, должен признать: девчонка меня поймала. И даже азиатская кухня, поди ж ты. И даже чёрное платье с вырезом.

— Ну так как, Герка?

— Э-э, звучит, конечно, заманчиво, но, детка, ты же знаешь, что у меня за работа. Что, если снова задержусь?

— А я столик забронирую, чтобы мы могли прийти в любой момент.

И на всё-то у тебя готов ответ, да?

— В общем, не знаю я. Предложение приятное, а уж как сложится — неизвестно. Так что если не сложится — не обессудь, пожалуйста.

— Я верю, что ты сможешь! — а глазки-то, так и сверкают! — Может, тебя ещё никуда и не вызовут!

— Может быть, — осторожно соглашаюсь я, — но сути это не меняет.

— Значит, договорились? Тогда я сейчас же закажу столик, а то потом можно не успеть. У них там знаешь, как! Всё-таки серьёзный ресторан, не какая-нибудь забегаловка.

Я вздохнул.

— Как хочешь. Но помни: я ничего не обещал.

— Хорошо-хорошо, — пропела моя мучительница. — Я это учту.

Ресторан. Знает ведь, куда бить, чтобы побольнее было. О, женщины! Прав был принц Датский, тысячу раз прав. Знает, плутовка, что я и вкусно покушать люблю, и рестораны уважаю. Неплохо всё-таки она успела меня изучить за это время…

Жаль только, что всё зря.

Если бы ты только знала, тоскливо размышляю я, задумчиво разглядывая кушетку, на которой она только что лежала. Если бы ты знала. Интересно, между прочим, как бы ты отнеслась ко всему этому? В смысле, если бы поверила. Поняла бы? Разрыдалась бы? Закатила бы сцену? Надела бы траур? Женщины — существа непредсказуемые, что есть, то есть. И всё же так иногда хочется простого нечеловеческого понимания. До боли хочется.

Да только где ж его взять…

Духи — существа довольно равнодушные. Не близки им человеческие эмоции, не выделяют Духи добро и зло. Вот власть, влияние — это да, хотя сейчас это уже скорее по инерции продолжается, после двух-то Войн. А вот что-то подобное… Впрочем, любить Духи тоже умеют, как ни странно. Но об этом тоже лучше лишний раз не вспоминать.

Часы показывают половину двенадцатого. Скоро. Всего двадцать две минуты осталось. Всего двадцать две минуты — и зазвонит телефон. И всё закончится.

За окном — весёлый день, московский летний день, ясный и синеокий. Куда-то спешат машины, люди, облака. Этакая пастораль, и в последний день моей человеческой жизни. Наверное, под конец всегда начинаешь вдруг подмечать то, на что раньше и внимания-то не обращал. Потому что тянется натура человечья к жизни, тянется, как тянется к Солнцу заблудший одуванчик на газоне. И этот, как там… Космонавт, чтоб его. Тоже ведь стоит наверняка на своей крыше и смотрит на всё это. На небо. На облака. На машины и пешеходов, — там, внизу. И думает: неужели всё? Конец?

Не-ет, дружок, «конец» ты себе как-нибудь в другой раз устроишь. Сегодня мой бенефис.

Тебя ведь уже заметили, верно? Одиннадцать часов и тридцать семь минут. Или нет: ты ещё только поднялся на крышу. Никто ничего не видел, пока что. Храбришься. «В моей смерти прошу винить…» Экая несуразица. Да кому, кому она далась — твоя жизнь? Думаешь, этой твоей девушке? Или этим, которые внизу? Да вот шиш тебе. Родителям, родным — это да, это более вероятно. Хотя, конечно, всяко бывает.

Люди одиноки — почти так же, как Духи. Просто нас меньше, поэтому нам труднее затеряться среди себе подобных. Живём там, у Истока, как в большой деревне, где все про всех всё знают. А вам тут, конечно, потяжелее. Народу-то вон сколько, как муравьёв в муравейнике. Одного раздавишь — другие и не заметят. Вот тебе и вся жизнь.