Для нас эта информация имела очень важное значение. Из нее мы не только узнали ход мыслей противника, но и увидели (хотя мной это воспринималось совершенно естественно), что в записке Деникина четко формуровались общие установки Сталина и Молотова по внешнеполитическим вопросам, в частности о том, что мировое коммунистическое движение должно прежде всего действовать в направлении поддержки СССР, а не классового противостояния в капиталистическим мире. Но самым важным было то обстоятельство, что мировое коммунистическое движение, деятельность компартий Европы, опора на наших зарубежных друзей и источников — все это было подчинено главной цели советской внешней политики — утверждению СССР как ведущей державы на международной арене. Таким образом идеологические соображения в практической деятельности Коминтерна со второй половины 30-х годов были отодвинуты на второй план. Коммунистические партии зарубежья мы рассматривали как свой боевой резерв в будущем военном противостоянии.

Работа с эмиграцией позволила нам выйти на самые ценные источники информации, которые негласно разделяли нашу идеологию и взгляды. Эти люди внесли огромный вклад в нашу победу в войне с фашизмом. Они стали со временем, как теперь говорят, агентами влияния. Тогда такой термин мы не использовали. Мы считали их искренними друзьями и опорой Советского Союза.

Невольно возникает вопрос: почему эмигранты сотрудничали с нашей разведкой? К этому времени Советская Россия играла уже иную роль в мировой политике. Это особенно почувствовалось после вступления нашего государства в Лигу Наций, превращения его в великую державу. Именно эти события подтолкнули руководителей эмиграции на официальные и негласные контакты с советскими представителями. Надо не забывать, что эмиграция была неоднородной. Среди нее были монархисты, меньшевики, эсеры, националисты. Тут следует выделить одно существенное обстоятельство, известный парадокс. Сталин лично знал видных деятелей эмиграции, в особенности грузинских меньшевиков. Французские, английские разведывательные и контрразведывательные службы также уделяли повышенное внимание грузинской эмиграции, полагая, что через нее можно выйти на грузинское окружение Сталина или Берии. Такой интерес к грузинской эмиграции с нашей стороны и западных спецслужб привел не только к активному противоборству в течение длительного периода, но и определил на длительную перспективу значение Кавказа и в особенности бакинской нефти в военной и внешнеполитической деятельности Советского Союза, Англии и Франции в 30-40-е годы.

Нам удалось также наладить тесную связь с эмиграцией, осевшей на Дальнем Востоке. Этой работой руководил первоначально Я. Минскер, затем С. Шпигельглаз, а после И. Чичаев и начальник восточного отделения ИНО М. Яриков. Нынешние историки разведки не особенно распространяются об их роли, за исключением Чичаева. А зря! Причина простая. Шпигельглаз, а затем Яриков были репрессированы по клеветническим обвинениям. К этому приложили руку не только Берия, Кобулов, но, к сожалению, и их коллеги-сослуживцы, которые позднее заняли важные посты в аппарате разведки. Скажем, В. Пудин, ветеран ЧК, участник операции против Савинкова, активно обличал Ярикова и Шпигельглаза в шпионаже, являясь вместе с тем их подчиненным в ряде операций на Дальнем Востоке. А впоследствии Пудин препятствовал реабилитации Ярикова и Шпигельглаза органами военной юстиции.

Состояние работы по эмиграции во многом предопределило характер взаимодействия советских разведывательных органов за рубежом. В частности, военная разведка тоже держала связь с эмиграцией. Но при этом она не могла решать многие вопросы без данных оперативных учетов НКВД. Именно по этой причине первоначально в США, Германии, Франции, Китае создавались в 20-30-е годы совместные резидентуры ИНО-ОГПУ и Разведупра Красной Армии.

Новый этап начался после провалов Разведупра, когда разведывательное управление Красной Армии «усилилось» А. Артузовым, прекрасно знавшим эмиграцию, который привел с собой и назначил на руководящие должности Штейнбрюка и Карина, видных работников Иностранного отдела НКВД и имеющих огромный опыт агентурной работы. Военная разведка стала более внимательно оценивать людей при использовании эмигрантов русского происхождения, принимала во внимание их связь с зарубежными спецслужбами и контрреволюционными организациями.

Этот этап работы с эмиграцией привел нас к осознанию необходимости проверки не только эмигрантов-агентов первой волны. Мы стали придавать значение родственным связям эмигрантов с крупными государственными чиновниками в администрациях Англии, Франции, США и в большей степени Германии.

С середины 30-х годов среди эмиграции сложился новый психологический климат в отношении к нашей стране. Это произошло под влиянием событий, связанных с войной в Испании, с вторжением Японской армии в Китай. Повлиял и мировой кризис 1929-1933 годов, а также небывалый рост престижа нашей страны, информация о научных открытиях, достижениях техники, трудовом энтузиазме. Многие другими глазами стали смотреть на новую Россию благодаря поездкам к нам видных зарубежных деятелей — Бернарда Шоу, Герберта Уэльса.

Эмигрантов настраивало на сотрудничество с нами признание Западом Советского государства как важнейшего фактора в мировой политике, его роль в пересмотре Германией Версальских соглашений.

Именно на идеологической основе, на симпатиях к коммунизму начала тайное сотрудничество с советской разведкой знаменитая «Кембриджская пятерка», группа видных деятелей научно-технической интеллигенции США, Англии, Франции и т. д. Привлекая их к агентурной работе на идеологической основе, мы старались не ставить во главу угла идеологию в контактах с ними. Хотя все информационные источники, привлеченные на идеологической основе, безусловно считались наиболее надежными.

Сотрудничество эмиграции с западными спецслужбами создавало фон информации, поступавшей как по линии военной разведки, так и по линии НКВД в Кремль. И эта информация уже в канун войны, до заключения в 1937-1938 годах советско-германского пакта о ненападении, в разгар войны в Испании и обсуждения великими державами трагической судьбы Чехословакии ставила перед нами вопрос о налаживании контактов с Германией и о возможном советско-германском соглашении.

Эмиграция, как чувствительный слой, по наводящим вопросам работников немецких, английских и французских спецслужб ощущала, что все больше превращается в разменную монету в отношениях между Западом и Советским Союзом. Но она уже втянулась в эту жизнь и, как говорится, вошла во вкус.

Прощупывание позиций крупных европейских держав накануне войны отразилось на настроениях русской эмиграции, неизбежно вовлекло ее в лабиринты разведывательных операций и тайной дипломатии в Европе и на Дальнем Востоке.

Вработе советской разведки по эмиграции в 30-е годы выделилось новое направление — борьба с троцкизмом. Здесь приходилось опираться прежде всего на коминтерновские резервы, особенно на первоначальном этапе. Мы не ставили задачу перед нашей эмигрантской агентурой по ликвидации Троцкого, а использовали ее преимущественно для организации наружного наблюдения за троцкистами. Нам важно было проникнуть в троцкистские эмигрантские организации, искавшие выходы на установление связей со своими единомышленниками в Советском Союзе. Для этого эффективно были использованы негласные агентурные ячейки аппарата компартий, отпочковавшиеся от Коминтерна. Классический пример — использование литовской группы братьев Дмитрия и Алексея Сеземанов, Ю. Айдулиса и др. Эта группа отделилась от литовского комсомола и была перенацелена на проникновение в штаб-квартиру троцкистской организации в Париже.

Нельзя не отметить, что троцкистские группы на Западе в большей части состояли из лиц еврейского происхождения. Поэтому у нас возникла необходимость в агентуре, которая имела бы связи с их родственниками, знакомыми и так далее. Пришлось использовать выходы на еврейские мелкобуржуазные и социал-демократические организации, в общение с которыми входили интересовавшие нас лица. Нами была использована, в частности, спецагентура из сионистских организаций в Палестине, завербованная Я. Серебрянским по указанию Дзержинского еще в конце 20-х годов.