Тут Фредерик схватил его за ворот куртки, сорвал со своей головы кольчужный капюшон, и все увидали его седые волосы.

– Тогда скажи мне, откуда взялось это?! – прорычал Король. – Мне двадцать восемь лет, и четыре дня назад мои волосы были так же черны, как твои! Хочешь знать, что я видел? Я видел убитых крестьян, их жен, что лежали, порубленные мечами, я видел детей, задохнувшихся в дыму пожарища... И это было не кошмарное сновидение! Подтвердите, сэр Хоклер!

Последний лишь ниже опустил голову. Тут Тимбер вырвался из рук Фредерика и обернулся к баронам:

– Так вы лгали мне... Постоянно! Ежеминутно! Что все в порядке, что мы не встречаем сопротивления, потому что люди за нас!.. И за моей спиной вы и ваши дружинники просто занимались мародерством?!..

– И теперь нужно держать за это ответ, – заметил Фредерик.

– Каждый из нас готов предоставить в распоряжение Короля свою казну, – проговорил сэр Килвар, и никто из баронов не возразил – они так и стояли на коленях, склонив головы.

– Что ж, это приемлемо, – кивнул Фредерик.

– Нет, постойте! – вскричал Тимбер. – Разве так можно – деньгами откупаться от того зла, что причинили?! Боже, да прикрываясь мною, они занимались обычным грабежом! Они убивали людей!..

– Это зло посеял твой отец, если он считается твоим отцом, – отрезал Фредерик. – А я только и занимаюсь теперь тем, что выправляю последствия его злодеяний! А ты? Ты ведь явился сюда, чтобы мстить за него. И это снова его же зло. Он позволил тебе родиться бастардом, и рос ты без отца, всеми презираемый, а твоя мать постоянно подвергалась насмешкам, и где был справедливый Судья Конрад? Он сделал лишь одно: сообщил о тебе баронам, чтобы в случае чего они использовали тебя... Ты понадобился Конраду лишь один раз – после его смерти. Будучи живым, он и видеть тебя не хотел. – И Фредерик горько усмехнулся.

В ответ на эти слова Тимбер кинулся на него. Но Король, опередив бросившихся вперед капитана и Элиаса, встретил его сокрушительным ударом кулака в плечо. Тимбера от этого резко прокрутило вокруг оси, и, вновь оказавшись лицом к Фредерику, он ощутил на своем кадыке острый холод стали.

– Спокойно, – предупредил Фредерик, на вытянутой руке держа меч.

Тимбер судорожно сглотнул.

– У тебя ведь есть мать, – сказал Фредерик. – Она там, далеко, плачет о тебе, ждет тебя. Как думаешь, она сильно расстроится, если ты умрешь?

Бастард молчал, глядя в сторону. Он лишь поймал себя на том, что действительно сейчас вспомнил о матери. Она ведь осталась совсем одна, если не считать тупого горбуна-работника, который больше походил на домашнюю скотину, чем на человека.

– Ну, – напомнил о себе Фредерик. – Вот видишь, у тебя есть для чего жить. Зачем же ставить на карту свою жизнь?

Так как Тимбер все не отвечал, Король-Судья ударил его мечом плашмя по шее, заставив упасть, и молвил сверху:

– Возвращайся на свою мельницу и больше никогда не забывай о том, что ты мельник. В дела государства тебе не следует вмешиваться.

И он вернул меч в ножны за спиной.

Тимбер осмелился взглянуть на Фредерика и встретился взглядом с его глазами, что смотрели как-то полунасмешливо-полусочувственно.

– Выйдите все – оставьте меня и господина Тимбера одних, – приказал Король.

– Но государь, – подал голос капитан Барт.

– Я сказал! – рявкнул Фредерик, и все поспешили выйти.

Он повернулся к Тимберу, который так и сидел, скрючившись, на земле.

– Поднимись, юноша, – сказал Фредерик (бастарду было ведь всего 20 лет). – Я скажу тебе то, чего никому еще не говорил.

Тимбер повиновался.

– Ты думаешь, когда я увидел смерть Конрада, я возликовал? – начал Фредерик. – Ты думаешь, я хотел его смерти?.. В три года я потерял отца, и мне было мало лет, чтобы понять, как велика эта утрата. В десять лет я похоронил мать. И мне было очень больно, хотя до этого я почти не видел ее, не общался с ней. С пяти лет я жил в замке Конрада. Он заботился, растил, обучал меня всему. Не поверишь, но, кажется, он любил меня. А я любил его. Мы ведь в самом деле были как отец и сын. Я до сих пор спрашиваю себя: неужели он до такой степени мог быть лицемерным... И я не верю этому... Просто потом, когда я вырос, я, видимо, стал сильно напоминать ему своего родного отца – Судью Гарета... Знаешь, каково это – быть преданным своим отцом? Ведь Конрад стал моим отцом, и не знаю, за что он причинил мне такую боль, предав меня... Но я и тогда не хотел его смерти – он сам нашел ее. И, погибнув, он опять сделал мне больно, очень больно – потеряв его, я вновь потерял отца, но теперь я уже все понимал... Я хотел всего лишь справедливости, а не его крови... И скажи мне, Тимбер, кому я должен мстить за все те потери, которыми полна моя жизнь? А ведь это еще не все они... Мне тоже собирать армию и куда-нибудь наступать?

Бастард молчал – он не ожидал таких откровений.

– Я говорю тебе все это, потому что вижу в тебе себя, полного жажды справедливой мести. Видишь, к чему она привела – желая отомстить убийце моего отца, я погубил того, кто заменил мне его. И от этого, поверь, моя голова и грудь готовы разорваться. Я никогда не думал, что все так закрутится... Поэтому, возвращайся в свой дом и береги себя и тех, кто тебе близок.

Не ожидая ответа, Фредерик позвал капитана Барта:

– Дайте ему коня и провизии на обратную дорогу – он едет домой. Да, и пусть его сопровождают трое конных воинов – для его же безопасности. – Потом вновь глянул на Тимбера: – Что на это скажешь?

– Я еду домой, – глухо ответил бастард. – Я всего лишь мельник.

– Объявите войскам мою волю, сэр Барт, – сказал Фредерик. – Мы возвращаемся в Белый Город. Воинство северян должно быть распущено – пусть также отправляются по домам, но на этот раз без грабежей и мародерства – мои люди строго за этим проследят. Пленные бароны едут со мной в столицу – там решим кое-какие вопросы.

Капитан поклонился и вышел вместе с Тимбером.

Фредерик, оставшись один, прерывисто вздохнул и провел рукой по лбу. Он устал почти так же, как после той пятидневной беспрерывной скачки. Видимо, девяти часов сна, в который он провалился, едва добравшись до кровати, не хватило – сейчас молодой человек вновь чувствовал противную слабость в теле и легкий звон в ушах. А откровенный разговор с Тимбером испортил ему настроение: вновь заставил вспомнить о прошедших малоприятных событиях. Он ведь умолчал о такой значимой потере, как Кора, но девушка с роскошными огненными косами теперь стояла у него перед глазами, и сердце защемило тоской.

– Да, слишком много печальных историй в моей жизни, – пробормотал Фредерик те слова, что сказал ему как-то Элиас.

Тут он заставил себя взбодриться, согнал с лица тревожное облако и вышел из шатра. Войска приветствовали его стройными возгласами и бряцанием оружия – их Король победил, не пролив и капли крови. Такое простым воинам казалось чудом. И Фредерик подумал, что теперь они все готовы идти за ним и в огонь и в воду. Это приподняло ему настроение. «По крайней мере, король из меня пока что неплохой», – сказал он сам себе, садясь на коня, которого ему подвел Элиас.

Юноша преданно смотрел на Фредерика. То, как он справился с такой огромной проблемой, как угроза гражданской войны, вызвало у Элиаса, как и у всех остальных, благоговейный трепет перед особой Короля. Придержав Фредерику стремя, гвардеец поспешил сесть на своего коня и высоко поднял Королевский штандарт.

– В столицу, господа, – коротко сказал Фредерик, надел поданный сэром Бартом шлем, и пришпорил коня.

И к трем часам дня почти все войско снялось с позиций и последовало к Белому Городу, а на следующий день столица встречала Фредерика и его воинов громкими звуками труб и барабанов, ликующими криками, охапками разноцветных лент и бумажных за неимением живых цветов (было всего лишь начало марта-месяца). Горожане щедро сыпали их на головы проезжавших по улицам рыцарей и шедших солдат. Фредерик ехал впереди и принимал на себя первую самую сильную волну ликования: копыта его коня тонули в охапках лент и цветов, встречные девушки хохотушки вплетали в гриву лошади золотистые шнуры, ему самому повязывали на руку свои шарфы и не забывали вспрыгивать на стремя и целовать в щеки, щебеча «Наш Король – самый красивый, самый добрый». Отовсюду неслось «Слава! Слава Королю-миротворцу!»