Изменить стиль страницы

Эпидемии, землетрясения, войны, кометы и т. д. расценивались как часть взаимоотношений между жителями земли и небесами и воспринимались соответствующим образом. Стихийные бедствия, как и политические смуты, рассматривались как данные свыше указания на то, что избранный народ — ромеи — уклонились от правильного пути и должны на него возвратиться. В подобных случаях обычно искали причины случившегося, а также — козлов отпущения. Эти мотивы лежали в основе многих имперских начинаний, даже если они были вызваны к жизни объективно действующими долговременными социально-экономическими факторами. Отсюда же следовало и давление на православие («правую веру», то есть правильное толкование Писания и трудов Отцов Церкви). Поэтому многие религиозно-политические конфликты в рамках византийского мира, или конфликты между византийской церковью или правительством и папством, начинались с разногласий по поводу того, приемлема ли конкретная имперская стратегия с точки зрения православия.

Принимая во внимание долгую историю этого государства, неудивительно, что за это время произошли весьма значительные изменения и в государственной организации, и в социальных и культурных ценностях. Поэтому, хотя наличие достаточного количества общих черт и особенностей позволяет пользоваться одним и тем же термином применительно ко всему общественно-экономическому образованию, во многих отношениях государство и общество XV в. очень мало напоминало то, что существовало в VI в. В особенности это справедливо для общественно-экономических отношений в византийском обществе и того словарного запаса, с помощью которого они становились понятными; в еще большей степени это относится к ряду ключевых государственных институтов.

Вот что писал в 1869 г. историк Уильям Ликки:

«Что касается Византийской империи, то общий приговор заключается в том, что она представляет собой без единственного исключения самый низменный и никчемной образец, который когда-либо принимала цивилизация. Ни одна иная достаточно долго просуществовавшая цивилизация не была в такой мере лишена всех признаков и элементов величия, и ни к одной из них не приложим с такой точностью эпитет посредственная. История этой империи являет монотонное повествование об интригах духовенства, евнухов, женщин… об отравлениях, заговорах и неблагодарности, ставшей обычным делом» (W.E. Lecky. A History of European Morals from Augustus to Charlemagne. L. 1869,11, 13–14).

Подобное представление, превосходно иллюстрирующее нравы и предрассудки викторианской эпохи, оказалось удивительно живучим. Действительно, оно сохраняется в популярных представлениях о византийском мире, сочетающем викторианскую мораль с предрассудками крестоносцев, и в употреблении прилагательного «византийский» в отрицательном смысле. Некоторые современные авторы — по большей части непрофессиональные историки — осознанно или нет, вносят эти предрассудки в мир современной науки если не представлением о «продажности» византийского двора, то путем создания особого романтического и «восточного» образа Византии, что едва ли приближает нас к пониманию действительной природы византийского общества и цивилизации. В свете свидетельств письменных и археологических источников оказывается, что византийский двор был не более развращен, жесток или подвержен заговорам, чем любой средневековый двор Запада или Востока. Однако потребовалось длительное время, чтобы избавиться от упомянутых ошибочных представлений. Особенно подвержены им оказались историки, работавшие в рамках западноевропейской традиции, благодаря евроцентристской пропаганде, возникшей в XVII–XVIII вв. с присущей им идеологией национализма и рационализма, рамках этого направления западно- и североевропейской культуре приписывались целостность, чувство чести и осмысленность, будто бы утраченные византийским миром (как и исламским Востоком).

Как и другие государства, Восточная Римская империя на протяжении своего существования боролась за сохранение территориальной целостности. Величайшую ее проблему составляло само географическое положение, так как Византия постоянно была окружена потенциальными и реальными врагами. На востоке это была Сасанидская Персия (до 620 г.), затем исламский халифат, наконец, турки — сельджуки и оттоманы; на севере — различные переселявшиеся племена славян (VI–VII вв.) и кочевые народы (авары, булгары, хазары, венгры (мадьяры) и др.); в западном прибрежном районе Балкан — лангобарды, франки, а позднее — сарацины (из Северной Африки и Испании) и норманны (с конца X в. до сер. XII в.). Наконец, с XII в. морские государства Италии также стремились, по возможности, подчинить своему влиянию византийских императоров и территорию империи. Излишне амбициозные (хотя первоначально оказывавшиеся довольно удачными) планы вернуть утраченные имперские земли в сочетании с ограниченной и недостаточно гибкой бюджетной системой стали ключевыми факторами, определившими историю империи. Начиная с XI в. византийская экономика постепенно уступала быстро крепнувшей экономике стран Западной Европы, в особенности государств Италии. Взятие и разграбление крестоносцами Константинополя в 1204 г. в результате Четвертого крестового похода и последующий раздел ее территории между рядом латинских княжеств и Латинской империей ознаменовало закат Византийской империи как влиятельной международной силы. Хотя в 1261 г. Константинополь вновь обрел имперский статус, быстрый рост балканских держав (таких, как Сербия) и турецкая экспансия в Анатолии и впоследствии на Балканах лишали Византию реальных шансов на восстановление своего могущества в регионе. Перед окончательным поглощением империи оттоманским государством она состояла лишь из области, прилегающей к Константинополю, нескольких эгейских островов и южной части греческого Пелопоннеса.

Конечно, история Византии не есть только политическая история. Эволюция византийского общества, экономические преобразования, взаимоотношения между городским центрами и сельскими общинами, постоянно преобразующиеся аппараты государственной фискальной и административной машины, укрепление церковной и монастырской власти — как в экономической, так и в идеологической форме, природа и развитие византийского (ромейского) права, развитие форм и стилей визуального изображения, литературы, искусства, архитектуры и науки — все эти элементы представляют собой часть общей совокупности, именуемой термином «Византия», которую я постараюсь описать на последующих страницах. За описанием, однако, следует и толкование, и я попытаюсь привести достаточно информации, чтобы неподготовленный читатель сумел составить картину, которая охватит направление и ход всей византийской истории, а также предложит соответствующие объяснения. Византийское общество, подобно всякому другому средневековому обществу, характерно тем, что общественные отношения в нем, — основанные на родстве, личном богатстве и власти, контроле над природными и человеческими ресурсами, доступе к политической власти и прочим формам легитимизации, — можно проанализировать с помощью самого тщательного и дотошного изучения источников. В процессе этой работы я постараюсь, с одной стороны, демистифицировать историю Византии, а с другой — показать ее глубокое своеобразие.

Существует множество дорог, позволяющих вступить в мир Византии. На английском языке наиболее доступными являются прекрасная работа Сирила Манго (С. Mango. Byzantium: the Empire of New Rome), а также книга А. Каждана и Дж. Констебля (A. Kazhdan, G. Constable. People and Power in Byzantium. An introduction to modern Byzantine Studies); материал в обеих работах изложен по тематическому принципу и концентрируется преимущественно на концепциях, основанных на изучении материальной культуры Византии. Настоящая краткая работа не может конкурировать с указанными работами как по охвату, так и по подходу к культурной и концептуальной вселенной византийского мира, но дополняет их, предлагая читателю введение в изучение этого сложного социально-культурного явления. Историки Византии посвятили множество томов искусству и литературе страны, истории ее церкви и православной веры, ее культурной эволюции в общем виде. Настоящее исследование едва касается этих вопросов и в еще меньшей степени претендует на сколько-нибудь подробное или полное описание истории византийского мира и его сложной культуры, — недаром большинство современных историков сходятся на том, что эта тема слишком необъятна для одного автора, тем более если ты надеешься выполнить работу на должном уровне. Поэтому я попытался представить с доступной точностью те аспекты проблемы, которые, по моему мнению, могут оказаться наиболее полезными для желающих понять — и узнать больше — о том, как работало византийское государство, какие корни соединяли его с обществом и каким было их взаимное влияние.