Теперь главным оставалось – нанести прощальный визит. Без предварительного телефонного звонка. В отношении времени она дисциплинирована и должна четко планировать свои действия. Конечно, накануне отъезда, в субботу вечером, она будет дома для окончательных сборов. Это будет короткий, почти официальный визит в традиционной английской манере, чтобы в нейтральном разговоре выяснить некоторые детали, в первую очередь – время ее выезда из Нью-Йорка. Надо будет следовать за «фольксвагеном» на таком расстоянии, чтобы она ничего не заподозрила. Однако, она могла и обмануть меня. Предвидя мой прощальный визит, она может переменить свои планы и выехать на день раньше. А может быть она заранее решила выехать в субботу, а мне сказала, что выедет в воскресенье. Хотя такая хитрость была ниже ее достоинства. Все же для верности надо нанести ей визит не в субботу, а в пятницу.

С утра у синагоги собралась небольшая толпа евреев. Знакомый мне подросток в черном костюме и шляпе тут же сообщил мне, что сегодня похороны. Умерла миссис Шворц. У евреев обычай: хоронить людей в день смерти. Я несколько раз видел миссис Шворц, вежливую старушку с желтым цветом лица. В офисе синагоги я скорчил скорбную мину, и Хая сказала мне:

– Прихожане нашей синагоги в большинстве пожилые люди. Поэтому так часто у нас похороны. – Приехал катафалк с гробом. Я открыл настежь входную дверь и дверь мэиншула. Но гроб в синагогу не вносили. Все прощальные молитвы Раби произнес на улице перед катафалком. Присутствовали уже немолодые дети покойной – полный мужчина, хотя и в ермолке, но совсем не похожий на еврея, и две женщины – типичные еврейки. Они приехали на похороны матери из Нью-Джерси, или как говорят евреи, Нью-Джойзи. Среди провожающих катафалк была и миссис Кроцки, а так же был мясник Шломо в официальном костюме и шляпе. Он подошел ко мне и спросил, могу ли я сегодня вечером поехать с ним развозить заказы. Я согласился.

Когда мы ехали с ним в Манхэттен, Шломо был молчалив и мрачен. На первой остановке угол Парк авеню и Сорок девятой, уже без напоминания Шломо, я снял ермолку, пригладил рукой волосы, чтобы пряди свисали до бровей, как это мне шло, и надел ермолку наперед. Все же Шломо напомнил:

– И улыбайся клиенткам. – На обратном пути я спросил:

– В семье у тебя все в порядке?

– Сын болеет.

– Который сын?

– Абель. Я носил его к доктору Рейну. Он сказал: вирусный грипп. – Я уже знал Абеля, пятилетнего мальчика с белокурыми пейсами, который часто стоял у калитки их двора, улыбался всем прохожим и говорил: хай. Я знал, что доктор Рейн денег со Шломо за лечение детей не берет, знает, что у Шломо много детей, и ему нечем платить. Конечно, если бы Шломо не был евреем, доктор Рейн не стал бы лечить его детей бесплатно. Разумеется, христианский доктор не стал бы бесплатно лечить не только евреев, но и самих христиан.

Глава 7. Мэрилин Монро

Став президентом Америки, Джек тут же назначил своего брата Бобби министром юстиции, игнорируя намеки о семейственности. Кеннеди – активные ребята, политические акулы. Свое сорокапятидесятилетие Джек справлял в Мэдисон Сквер Гардене, самом большом спортивном зале Нью-Йорка, в присутствии двадцати тысяч демократов. Это было 19 мая 1962 года. Мэрилин Монро к этому дню прилетела в Нью-Йорк на вертолете. Жаклин Кеннеди не прилетела. Она раздражалась, когда Джек в ее присутствии начинал флиртовать с женщинами во время партий. Иногда она приходила от этого в ярость и не могла этого скрыть. Я это заметил. Она знала, что Джек постоянно ебет голливудских проституток и не только голливудских. Старый Джоу папаша Кеннеди дал ей чек на миллион долларов за то, чтобы она не подавала на развод. Жаклин хорошо умела считать деньги. И теперь она честно появлялась в обществе Джека на официальных приемах, избегая частных партий, которые Джек в ее отсутствии заканчивал оргиями, особенно в доме Пита. Когда Патриция Кеннеди выходила замуж за Пита Лофорда, братья Кеннеди и сам папаша Джоу отказались принять в свою семью голливудского актера. Кеннеди заботились о своем престиже. Тогда Пит купил роскошный дом в Лос-Анжелесе на Санта Моника биче, в котором братьям Кеннеди было предоставленно ебать голливудских проституток, и младшие Кеннеди признали его своим. Конечно, если бы Патриция вышла замуж за негра или еврея, братья просто бы убили ее, хотя они ебли проституток без различия рас и национальностей. Однажды, когда я дежурил в доме Пита во время обычной партии, позвонили из Вашингтона, кто-то из военного министерства требовал президента к телефону. Радиотелефона в доме не было, и я потянул телефон со шнуром к выходу в сад, где был бассейн. Джек вылез из бассейна, взял мокрой рукой трубку. Я сразу деликатно ушел обратно в дом, но успел заметить, что среди купающихся было несколько женщин абсолютно голых, одна их них была негритянкой, очень стройной. Я узнал ее. Одну ночь она провела в гостинице в номере Джека, он тогда прихватил ее из бара. В тот день я заменял его шофера.

Громадный фасад Мэдисон Сквер Гардена был украшен портретом Джека. У парадного входа было множество полицейских, регулирующих движение многотысячной толпы. Все это я увидел из машины, когда мы подъезжали к боковому входу. Внутри здания полицейские были в обычных официальных костюмах, только у них были значки на лацканах, чтобы мы отличали их от приглашенных. У нас, гардов, значки были совсем маленькие и синего цвета, чтобы полиция отличала нас от остальных. Эстрада была украшена цветами и даже пальмами в кадках. Когда Джо вышел на эстраду, тысячи приглашенных зааплодировали. Я сидел сбоку у эстрады. В первом ряду сидели несколько гардов. Их можно было отличить от именитых приглашенных не только по значкам, но и по стройным фигурам. Начались выступления. Как я отметил, здесь присутствовали все члены многочисленного семейства Кеннеди, разумеется, кроме Жаклин. Один за другим на просцениум выходили представители правительства, мэрии Нью-Йорка и других городов, а также всевозможных организаций. Все поздравляли его с днем рождения, а заодно говорили, какой он хороший, как он предан своей стране, и как он любит свой народ, так что можно было подумать, что лучших президентов Америка не видела. Присутствующие знали, что должна приехать Мэрилин Монро, но она все не появлялась. Со своего места я увидел, что Бобби куда-то исчез, вероятно, наводил справки о Мэрилин. Бобби был главным распорядителем торжества, а его главным помощником был, конечно же, Пит Лофорд. Наконец, выступил представитель голливудского Фокса. Это означало, что поздравительные выступления кончились. Пит уже дважды объявил выход Мэрилин, но она все не появлялась. Джек начал говорить свою ответную речь. И в этот момент на эстраду вышла Мэрилин Монро в горностаевой мантии. Пит снял с нее мантию. Джек тут же прервал свою речь, а публика разразилась такими овациями, что казалось, крыша зала сейчас поднимется. Мэрилин была в платье работы Жанны Луи. Оно облегало ее фигуру. Оно нигде не было натянуто и нигде не было свободно, оно просто с идеальной точностью повторяло форму ее тела и было обшито искусственными алмазами, так что вся Мэрилин сверкала как большая елочная игрушка. И ее улыбка, – одновременно невинная и сексуальная, так же сверкала. Публика выла от восторга, продолжая овацию. Наконец, Мэрилин подошла к микрофону, плавным жестом умерила овацию и, обращаясь к Джеку, знакомым всему миру голосом запела «Happy birthday to you». Обычно присутствующие с первых слов подхватывают эту мелодию, но в этот раз публика вначале молчала, завороженная голосом Мэрилин, и только в конце весь зал подхватил последнюю строчку. Джек в ответ сказал:

– Теперь мне остается только подать в отставку, поскольку после такого поздравления человеку желать уже больше нечего. – И многотысячный зал принял его слова с восторженным умилением.

Частный юбилейный ужин был изысканным и обильным. Огромный юбилейный торт украшали сорок пять свечей. Джек еле задул их с трех раз. Последние свечки ему помогла задуть Мэрилин, изящно изогнувшись и вытянув шею. Были фрукты, горячие и холодные блюда, официанты разливали по бокалам вина. Я много ел и ничего не пил: нельзя. Джек мало ел и мало пил. Бобби мало ел и ничего не пил. Кажется, у него опять было что-то не в порядке с желудком. Мэрилин ела только фрукты и, кажется, ничего не пила, но все время держала в руке бокал, наполовину налитый бургундским. Взгляды мужчин и женщин то и дело останавливались на ней, а улыбка ее так и светилась. Я часто ее видел в Лос-Анжелесе, когда сопровождал туда Джека, но в этот вечер она казалась мне особенно соблазнительной. А ведь она была уже не молода, на добрый десяток лет старше меня. Несколько раз я встретился с ней взглядом. Она улыбалась всем, с кем встречалась взглядом, никого не выделяя в толпе.