Изменить стиль страницы

Среднего роста, смуглый, темноволосый, кареглазый Николай Гнидюк. Еще в Москве к нему прочно пристало прозвище «Коля — гарны очи». Гнидюк тоже уроженец Западной Украины и тоже железнодорожник. Жизненного опыта у него поболе, нежели у Приходько. За участие в революционном движении Гнидюк успел отсидеть два года в польской тюрьме.

Рослый, подтянутый Борис Сухенко, за ним маленький, щупловатый Петр Голуб. Еще один здолбуновец — бывший дежурный по отделению дороги Александр Середенко…Десятый парашютист, одиннадцатый, двенадцатый. Наконец, тринадцатый, последний в этой группе. Лет тридцати, росту чуть выше среднего, с правильными чертами лица и прямыми светлыми волосами, аккуратно забранными под чуть сдвинутый к затылку парашютный шлем. Серо-голубые глаза смотрят прямо и спокойно.

— Товарищ командир, боец Грачев в ваше распоряжение прибыл, — четко доложил он, подбросив ладонь к виску.

— Здравствуйте, Грачев, — Медведев крепко пожал ему руку.

Этого человека он ждал…

Бойцы не подозревали, что у сероглазого блондина только имя-то и было настоящим, поскольку на самом деле «красноармейца Николая Васильевича Грачева» звали Николаем Ивановичем Кузнецовым.

Несказанно удивились бы многие партизаны, если бы могли заглянуть в туго набитый вещмешок Грачева. Потому что в нем под обычным имуществом десантника лежало аккуратно завернутое в холстину… полное обмундирование немецкого офицера. Более того, в кармане френча, украшенного Железным крестом первого класса и ленточкой второго, имелась солдатская книжка на имя лейтенанта сухопутных сил вермахта Пауля Вильгельма Зиберта. Были там и другие немецкие документы. Еще в мешке находились: пистолет парабеллум с запасом патронов, толстая пачка рейхсмарок, личные вещи зарубежного производства, вполне обычные для багажа немецкого офицера.

Обладатель всех этих вещей, документов, денег, пистолета и трех фамилий родился 27 июля (по новому стилю) 1911 года в деревне Зырянка Талицкого района Свердловской области. Начальное образование Кузнецов получил в родной Зырянке и Балаире. Осенью 1924 года его отправили в районный центр Талицу продолжать образование в семилетке. И учителя и одноклассники отмечали редкую природную память Кузнецова. За вечер он был способен без видимого напряжения запомнить столько стихотворений, сколько мог прочитать. В те же школьные годы ярко проявились лингвистические способности Николая Кузнецова. Тут ему повезло — его первая учительница Нина Алексеевна Автократова великолепно знала немецкий язык. Занятиями в классе мальчик не довольствовался. Он подружился с преподавателем труда, осевшим на Урале бывшим немецким пленным. Был в Талице и третий человек, с которым Ника мог практиковаться в разговорной речи, — провизор местной аптеки, тоже пленный, но уже не немец, а австриец. Вот так и получилось, что Кузнецов имел возможность изучить не школярский немецкий, но настоящий живой язык, вплоть до разных жаргонных словечек и выражений, характерных для различных слоев населения Германии.

В 1927 году Кузнецов закончил семилетку и уехал в Тюмень, где поступил в сельскохозяйственный техникум. Но поучиться здесь ему пришлось всего один курс — помешало горе, скоропостижная смерть отца. Нужно было помогать семье, и подросток возвращается поближе к дому, в Талицу, где становится «короедом» — так называли в городке студентов местного лесного техникума, иначе ТЛТ.

Топография, геодезия, топографическое черчение, охотоведение, сугубо лесные дисциплины юноше нравились. Учился он легко, хоть и серьезно. Находил время и для спорта — много и хорошо ходил на лыжах, научился стрелять. Еще в Тюмени он вступил в комсомол, а в Талице же его избрали председателем комитета профсоюза техникума.

Наступил 1929 год, год великого перелома. Повсюду организовывались сельскохозяйственные артели — колхозы. Большую работу по коллективизации сельского хозяйства вел под руководством партии и комсомол. Активно участвовал в этой работе и Кузнецов. В его родном селе также была организована коммуна «Красный пахарь», одна из первых на Урале. Вступила в нее и семья Кузнецовых. Тогда же он впервые использовал на практике полученные в техникуме знания: весной безвозмездно помог односельчанам-коммунарам составить обоснованный план посевных площадей.

Несколько лет Кузнецов проработал в городе Кудымкаре Коми-Пермяцкого округа помощником таксатора по устройству лесов в окружном земельном управлении. За эти годы он исколесил весь округ, все его дремучие тогда леса.

В своих странствиях по деревням Кузнецов изучает очень трудный язык коми. Уже одного этого было достаточно, чтобы завоевать прочное расположение местных жителей. Коми-пермяцкий поэт Степан Караваев, знавший Николая Кузнецова в те годы, в стихотворении, ему посвященном, писал:

…Как нашей Пармы житель коренной,
С открытым сердцем, с дружелюбьем братским
Ты спорил о поэзии со мной
На нашем языке, коми-пермяцком.

Среднее образование уже не удовлетворяет Николая — он поступает на заочное отделение Свердловского индустриального института, а в 1934 году вообще перебирается на постоянное жительство в столицу Урала.

Первое время Николай работает в тресте Свердлес статистиком, потом поступает расцеховщиком конструкторского отдела на знаменитый завод «Уралмаш».

«Уралмаш» — это сердце индустриального Урала. Он стал для Кузнецова не только производственной, но и жизненной школой. Общение с рабочими выработало в нем новые качества характера, укрепило идейную убежденность в правоте великого дела построения нового общества.

На «Уралмаше» Кузнецову представилась возможность совершенствовать знание немецкого языка. В те годы на заводе работало довольно много иностранных специалистов, в том числе из Германии.

Общительный, обаятельный, образованный, знающий и русскую и немецкую литературу, Кузнецов завязал дружеские отношения с несколькими такими специалистами. Говорить с ними предпочитал на их родном языке. Это позволило ему изучить разные диалекты немецкого языка, поскольку в Свердловске работали немцы — выходцы из различных земель Германии. Николай изучал не только язык, но и национальные обычаи, традиции. Будучи человеком наблюдательным, он усваивал манеру немцев одеваться, вести себя в обществе, запоминал их привычки и вкусы.

Нельзя сказать, чтобы окружающие Кузнецова люди одобрительно относились к его знакомствам. Время было сложное, и некоторые сослуживцы предупреждали Николая, что связи с иностранцами до добра не доведут.

— Не волнуйтесь, — смеясь, отвечал Николай Иванович. — Я не зря ношу голову на плечах. Положение с Германией не из лучших. Скорее всего придется нам с фашистами воевать. И как знать, может быть, знание немецкого языка станет моим оружием.

Блестящие способности и знания Николая Ивановича Кузнецова, его личные и деловые качества, преданность Советской Родине и народу, наконец, превосходное знание немецкого языка были замечены. Весной 1938 года Н. И. Кузнецов отдал свой талант, все свои силы в распоряжение органов государственной безопасности СССР…

Война 22 июня 1941 года застала Николая Ивановича в Москве. Командование решило направить его на работу во вражескую среду либо в саму Германию, либо на советскую территорию, оккупированную гитлеровскими войсками.

Внедрить Кузнецова в какое-либо военное учреждение оккупантов или воинскую часть в короткий срок было практически невозможно, да и не нужно. Такая «настоящая» служба сковывала бы Кузнецова, ставила его в зависимость от фашистского командования, привязывала к одному месту. Стало быть, требовалось придумать для будущего «офицера вермахта» такую должность, которая позволила бы ему сколь угодно часто появляться в Ровно и оставлять его, свободно перемещаться по оккупированной территории, бывать в различных учреждениях оккупантов, не вызывая подозрения.