— Долгая была война, — сказал Дэйви и, поколебавшись, что не было ему свойственно, добавил:

— Я ничего прежде не хотел говорить, но ведь ты вышла замуж, а потом твой муж погиб, как и Гилберт. Прими мои соболезнования.

— Спасибо. Это… теперь кажется, что все это случилось в другой жизни. Я была счастлива тем, что имела. А ты, Дэйви? Удивляюсь, что ты не женат.

— Как-то не сложилось. Как-то времени всегда не хватало.

— Что ты делал в войну?

— Пошел в армию, как только исполнилось восемнадцать, добровольцем, конечно! Ты в это время уже была в колледже, в Дареме. Из нашей деревни мы ушли вчетвером: Артур Бартон, Пит Бриджсток, Сид Тэлфер и я. Ты слышала про Сида?

— Да, твоя мама мне сказала.

— Вся наша четверка так и прошла вместе через учебку. Потом получили назначение, и наш батальон — шестнадцатый — попал в Алжир в сорок третьем. Там Сид и погиб, под Седженаном.

— Я помню сообщения оттуда. Нелегко там пришлось, да?

— Да, прямо скажем, не пикник. Пит прошел через все это без единой царапины, закончил войну в Италии и, как он сам говорит, здорово провел время по дороге в Грецию.

Дэйви рассмеялся:

— Слышала бы ты, что он потом рассказывал, хотя, если подумать, тебе бы и ни к чему! Послушал я его и пожалел, что пропустил Грецию.

— Сам-то не пропускай ничего, рассказывай по порядку. Про Артура я знаю. Ты, получается, тоже был ранен?

— Ничего особенного, — небрежно сказал он. — Я вернулся в часть уже через несколько недель, как раз ко времени высадки в Нормандии. Там я и пробыл до конца войны. Демобилизовался в начале года. Вот и вся история.

— Да. Вот и вся история.

Я помолчала минуту, думая о том, с какой легкостью я и Дэйви говорили о переменах. Если одни мои семейные беды военного времени превратили меня в другого человека, что же Дэйви? Снова Тодхолл, дом и прежняя жизнь? Вот и вся история?

Я сказала вслух:

— Помнишь, что нам показывал мистер Локвуд в деревенском клубе, когда мы были маленькие?

— Волшебный фонарь? Да. Это было чудесно, во всяком случае — так мы тогда считали. А что?

— Я вспомнила тот его слайд, с калейдоскопом. Повернешь ручку и встряхнешь кусочки цветного стекла, а они ложатся в иной узор, каждый раз по-другому. Так и война. Встряхивает наши жизни, укладывая из них новый узор, такой странный, что мы и не знаем, как его понять.

Он бросил на меня странный быстрый взгляд и улыбнулся:

— Нас и в самом деле встряхнули, но я как-то не особо беспокоюсь из-за нового узора. Может, он слегка и поменялся, но если подумать, кусочки стекла остались прежние.

— Это успокаивает?

— Чему быть, того не миновать, как бы ты к этому не отнеслась.

Почему-то слегка приободрившись, я снова обвела взором большую красивую тихую комнату:

— Несмотря ни на что, здесь все по-прежнему, даже если все остальное, — я махнула рукой, — тоже меняется. Уже изменилось, везде.

— Вся остальная жизнь, ты хочешь сказать? Правда. Но эту комнату не тронут, ей вернули прежний вид. Никаких перемен. Ее милость об этом позаботилась.

— Рада это слышать. Она прекрасна, хотя так велика — и так заброшена. Знаешь, а я никогда раньше не видела эту гостиную. Мне не разрешали сюда ходить, даже пыль вытереть.

— Мне здесь тоже сейчас не полагается быть, — бодро ответил он. — Пойдем отсюда. Нет смысла идти смотреть южное крыло, там все еще беспорядок и нельзя понять, как все будет. Мы еще не особенно продвинулись. Я сбегаю наверх, захвачу отцовскую сумку с инструментами, так что встретимся во дворе, и я тебя отвезу обратно, чтобы ты успела к викарию.

И мы вместе прошли через дверь, обитую зеленым сукном.

Глава 17

Выйдя на освещенный солнцем двор, я услышала стук копыт и женский смех.

Мгновением позже двое всадников выехали из-под арки, увенчанной башней с часами, — мужчина и женщина, оба молодые. Занятые разговором, они не обратили на меня внимания, но я узнала симпатию моей юности. Красавчик Гарри был по-прежнему хорош, и костюм для верховой езды — бриджи из джинсовой ткани, желтая рубашка с шелковым галстуком — весьма ему шел. Молодая женщина, привлекательная блондинка, великолепно одетая, сидела на лошади вполне уверенно. Но спутник очень ей подходил не только поэтому: в ее движениях и манерах виделась некая изысканность, которая подействовала бы и на мужчину гораздо более искушенного, чем Красавчик Гарри.

Прежде чем он успел подойти к ней, чтобы помочь спешиться, она перекинула правую ногу через переднюю луку седла и привычно соскользнула на землю. Он нагнулся ослабить подпругу и что-то произнес вполголоса, она коротко ответила, отвернулась и увидела меня, сидевшую на ступеньке помоста.

К моему изумлению, она мгновение пристально смотрела на меня, а потом лицо ее просияло:

— Кэйти? Кэйти Велланд? Кэйти, это же ты, да?

Я поднялась:

— Да, но боюсь…

Рассмеявшись, она сорвала с головы островерхую жокейскую шапочку и растрепала свои белокурые волосы. Гарри повернулся, когда она заговорила, но она не обратила на него никакого внимания, лишь бросила ему поводья своей лошади:

— Ну, теперь ты меня узнаешь?

— Присси? Это Присси? О господи, откуда ты только взялась?

Мы кинулись друг к другу и поцеловались. Обнялись мы жарче, чем когда-либо в юности, но пять лет — это пять лет, и столько надо было наверстать! Прижавшись друг к другу, мы смеялись, задавали вопросы и отвечали на них — и все это одновременно, а Гарри, обмотав поводья обеих лошадей вокруг запястья, выжидал поблизости, нетерпеливо похлопывая кнутовищем по сапогу.

— Кэйти Велланд? Что ж, здравствуй!

— Привет, Гарри! — улыбнувшись, сказала я ему через плечо. — Рада тебя видеть! Дэйви сказал, ты учишь верховой езде. Просто чудесно все выглядит… Но, Присси, ради всего святого, что ты делаешь здесь, в Тодхолле?

— Да просто заехала в гости! Мы остановились возле Бишоп-Окленд, у приятелей Гордона, а в гольф я не играю, и когда мне сказали, что у Гарри здесь конюшня, я и заехала наудачу. Ну а ты — ведь то же самое я могу спросить и у тебя! С какой стати ты сюда вернулась? Я уж думала, ты давным-давно отряхнула здешний прах со своих ног!

Я начала рассказывать, но в этот момент Дэйви с сумкой на плече вышел во двор и направился к фургону. Он кивнул Гарри и бросил на меня нерешительный взгляд.

— Он отвезет меня обратно, — сказала я Присси. — Это Дэйви Паскоу, помнишь Дэйви?

— Конечно, помню. Я приезжала сюда во вторник и видела и его, и мистера Паскоу. Привет, Дэйви, как дела продвигаются?

— Медленно. Гостиницу вроде бы хотят открыть к Рождеству. Бог знает, получится ли, но это уже не наша проблема, мы свою работу сделаем как надо. Рад тебя снова видеть, Прис. Ну что, Кэйти, поедешь сейчас или хочешь остаться, чтобы потом тебя Присси привезла?

— Ох, я не могу, — сказал та. — Кэйти, прости, но мне надо к ним в гольф-клуб, а потом мы поедем пропустить рюмочку к знакомым Хеслопов, и мне надо вернуться, чтобы переодеться. Послушай, мы должны увидеться, сесть и обо всем поговорить. Письма ты вообще не пишешь, да и я тоже. Где ты остановилась и надолго ли?

— Я в Розовом коттедже, но пробуду там еще день или два, выходные.

— Я могу заехать туда. Полагаю, телефона туда не провели? Нет? Ну ладно, тогда надо договориться прямо сейчас. Как насчет завтра?

— Я думал, ты снова приедешь кататься, — вступил в разговор Гарри.

— Спасибо, но я не могу. Я буду должна за два дня. Благодарю, это было чудесно.

— Почему бы вам обеим не прийти? — настаивал Гарри. — Послезавтра, в субботу? Мы могли бы отправиться за Лоу Бек, проехались бы галопом…

— Но я не умею ездить верхом, — сказала я. Знакомая чарующая улыбка. Он и в самом деле был очень привлекателен:

— Я мог бы тебя научить. Посадил бы на Моди, она очень спокойная, и никакого галопа. Тебе бы понравилось.

И он тихо, но отчетливо добавил: