– Да.

– Машина заправлена на триста миль, мадам, – кривя в недоверчивой ухмылке толстые лиловато-серые губы, обиженно сказал водитель-бербер в красной феске.

– Мадемуазель! – строго поправила его Мария.

– Пардон, мадемуазель! – вылез из-за руля водитель и картинно протянул ей ключ зажигания на серебряном брелоке-цепочке с маленьким серебряным двугорбым верблюдом.

Мария внимательно рассмотрела брелок – он ей понравился. Как сказали бы русские, «простенько, но со вкусом».

– Этого бензина нам хватит на две такие поездки. – Мария обезоруживающе улыбнулась отставленному водителю, приоткрывая дверцу авто, ловко села за руль, одновременно машинально вставляя в гнездо ключ зажигания.

– Да, мадемуазель, здесь в один конец семьдесят миль, вы правы, – примиренный ее улыбкой, с уважительной готовностью подтвердил водитель, видя, что по всем повадкам перед ним не экзальтированная барыня, а опытный коллега.

Хаджибек сел на переднее сиденье рядом с Марией. Машина плавно взяла с места. Водитель-бербер дружелюбно помахал им вслед темной рукою и восхищенно цокнул языком, показывая крупные белые зубы: «Ай, какая женщина! Ай-яй-яй! Если бы Аллах дал мне что-то похожее…»

А тем временем на востоке возникла узкая лимонная полоса света и отделила темные воды моря от неестественно красивого темно-синего небосвода с еще сверкающими на нем золотыми блестками звезд первой величины. С каждой минутой звезды эти тускнели и гасли, а потоки света все нарастали, и купол неба становился все светлее, поднимался все выше, и вместе с ним ширились просторы прибрежной долины с серыми квадратами виноградников, расплывчатыми пятнами оливковых рощ с их узловатыми, корявыми низкорослыми деревьями, пережившими не один десяток поколений как сборщиков, так и едоков урожая[19]. Все яснее открывалась взору долина с ее белыми лентами известняковых дорог, дальними холмами, покрытыми темными, почти черными издали хвойными лесами, с серыми каменистыми осыпями, с ярко белеющими островками овечьих отар и черными стадами коз, с отполированными до тусклого лоска вертикальными стенами заброшенных каменоломен, с одиноким всадником, скачущим по дальней нижней дороге, с цепочкой крохотных верблюдов на самой кромке горизонта, с принявшим цвет еще влажного камня хамелеоном, готовым в любую секунду отстрелить своим длинным липким языком первую проснувшуюся мушку.

– А у вас есть права на вождение? – полюбопытствовал Хаджибек.

– Да. Я работала на «Рено». – Мария переключила скорость, прибавила газу. Мощный автомобиль повиновался ей, казалось, с удовольствием. Белая полоса дороги вдоль берега моря летела под колеса. Ехать было приятно, упругий встречный ветер доносил запахи водорослей, то и дело мелькали вдоль дороги стенки и столбики зеленых кактусов, высокие кусты алоэ с розовыми чашами царственных соцветий.

– У меня всего два месяца, – наконец вкрадчиво начал Хаджибек разговор о главном, о том, что не давало ему покоя все последние дни. – Два месяца, – повторил он, тяжело вздохнув, – и я должен сказать итальянцам «да» или «нет». Вы слышите меня, графиня?

– Ой, какое прелестное море, ровное, как обеденный стол. Смотрите, солнце! Боже мой! Мы чуть не прозевали солнце! Ай-я-я-я-яй! – по-детски восторженно захохотала Мария, бросила руль и хлопнула в ладоши над головой. – Не шали, милая, не шали! – В последний миг Мария успела выровнять машину на дорожной полосе, и они не свалились под откос.

– Остановите авто! – Маленькие черные глазки банкира зло блеснули, низкий смуглый лоб мгновенно покрылся испариной. Он перепугался не на шутку и от этого пришел в ярость.

Мария мгновенно повиновалась, сбросила скорость, притормозила, машина встала, сильно качнувшись.

Коротконогий плечистый Хаджибек проворно выскочил на дорогу и стал нервно прохаживаться по ее белому краю из насыпного известняка – в минуты волнений он всегда прохаживался взад-вперед.

Мария смотрела на восходящее над морем солнце, на него еще можно было смотреть, и думала о своем. Сейчас ее не волновали ни сиюминутные страхи, ни будущие гешефты ее спутника. Она вспоминала невольно тот далекий 1920 год, когда приплыла впервые к этим берегам одинокой пятнадцатилетней девочкой.

Солнце стало ослепительным. Мария отвела от него взгляд и занялась подпиливанием ногтей, она очень любила полировать ногти и всегда приводила в свое оправдание строки Пушкина: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».

Хаджибек справился со своим гневом и раздражением, вернулся в машину.

Некоторое время оба напряженно молчали.

– Ну, я умоляю вас, графиня, вы должны мне сказать… – робко начал Хаджибек.

– Ничего я вам не должна! – сухо оборвала его Мария. – Ничего, ровным счетом. Я хотя и гадалка, но мне нужно высчитать все досконально. Я должна осмотреть порт, облазить его весь не один раз, должна изучить сегодняшнее состояние вашей страны, должна все оценить, все взвесить. Двух месяцев для этого недостаточно.

– Но они ставят условия…

– А вы тоже ставьте свои – кто вам мешает? Надо быть жестче – итальянцы это оценят. Вы ведь крупный банкир, а не официант в их пиццерии! – грубо польстила ему Мария.

– Да, да, конечно, – с удовольствием согласился Хаджибек. Ему очень хотелось быть крупным банкиром. – Но, графиня…

– А вы вели какую-нибудь параллельную работу с немцами? – спросила Мария.

– С немцами?.. Но ведь они союзники итальянцев? Я считал, у них общие интересы…

«Какой он провинциальный», – подумала о банкире Мария, а вслух сказала:

– У нас, у русских, есть пословица: «Дружба дружбой, а табачок врозь». – Сначала она с удовольствием произнесла это на русском языке, а затем перевела ему на французский. Получилось довольно близко к тексту.

– Хорошая мысль, – задумчиво сказал Хаджибек. – Графиня, я очень наивен…

– Вы? Какая прелесть – наивный банкир! Это что-то вроде крокодила-вегетарианца! – Она взглянула на него с лукавой усмешкой. Ее чуть раскосые, почти прозрачные на солнце глаза сияли неизбывной молодостью и отвагой фаталистки. – Ну что, мы едем в Бизерту или будем стоять здесь?

Хаджибек утвердительно кивнул, не в силах отвести взгляда от высокой, белой шеи Марии, от нежной ямочки под ее горлом.

– Господин Хаджибек! – в голосе графини прозвенел металл.

– Да? – Хаджибек смущенно отвернулся.

– Господин Хаджибек, если вы будете так меня рассматривать… Я пошлю вас к чертовой матери вместе со всеми вашими грандиозными планами!

– Простите, графиня, – пробормотал банкир, – я, конечно, для вас старик, но…

– Вы не старик, а цветущий мужчина. Но я для вас не женщина, а деловой партнер и только. Договорились?

– Да, графиня. Извините, графиня… А что вы делали на «Рено», если не секрет? – стараясь переменить разговор и как бы подводя черту под их нечаянной размолвкой, спросил Хаджибек.

– Разное, – тронув машину с места, миролюбиво отвечала Мария. – Сначала стояла на конвейере, крутила гайки, потом отгоняла авто на дальние стоянки-накопители и даже в другие города Франции – это была уже квалифицированная работа, за нее хорошо платили. Потом работала в той же системе «Рено», но уже на танковом заводе. Там делали танки, тягачи, трактора, самоходные дрезины для железной дороги. Я рассчитывала нагрузки танковых моторов, здесь наконец пригодились мои университетские знания. Вы ведь знаете, что я математик-прикладник.

– Глядя на вас, трудно во все это поверить, – философски изрек банкир. – Где вы, а где эти гайки, шайбы, тягачи, грязь и копоть? О, Аллах!

– Все это вполне нормально, – сказала Мария, увеличивая скорость.

Дорога впереди выравнивалась в прямую линию километра на полтора, так что можно было позволить себе разгончик! Она обожала скорость.

– Это нормально. Когда у вас во Франции была революция, ваши тоже теряли все, а потом зарабатывали себе на кусок хлеба как могли. Например, они ехали к нам в Россию и служили гувернантками, учителями, поварами, парикмахерами, часовщиками, кем угодно, кто во что горазд!